Возле Орехова тормознул черный «БМВ», открылась дверь, и из нее прямо к ногам Грека вылетел помятый и сильно пьяный мужичонка. Кондрашкин, а это был именно он, только что получил порцию хороших и умелых, «освежающих», как говорилось в среде сотрудников «Грома», побоев. Все тело дико болело, но в голове существенно просветлело. На долю же его собутыльника Семеныча пришлось еще больше, и один из ударов выбил ему большую часть и без того немногочисленных зубов.
– Поднимите, – приказал Орехов, брезгливо глядя на алкашей. Здоровенный парень поспешил исполнить его распоряжение и, подняв Кондрашкина, тряхнул так, что тот утробно икнул и залепетал:
– Да вы че, мужики… мы же заплатили… мы же тово… все заплатили в ресторане…
– Он думает, что мы охрана ресторана, Вадим Дмитриевич, – пояснил Греку амбал, поддерживающий Кондрашкина за шкирку, словно паршивого котенка. – Нажрались до глюков.
– Это я заметил, – сказал Орехов. – Где Берг, ты, синерылый? Тот парень, у которого ты взял этот мобильник и этот кошелек! Где он?
Кондрашкин мутно посмотрел на Орехова и вдруг задребезжал дрянненьким голоском:
– Внн-навата ли я… шта-а мой голос дррра-ажал… ка-агда пела я пе-есню ему!..
Орехов ткнул кулаком в лицо Кондрашкина:
– Ты еще покорчи из себя Людмилу Зыкину, чмондрик!
Кондрашкин зашлепал разбитыми губами и выговорил:
– Да земляк, я ничего… мы не… не воровали мы. Он сам… мы сидели, а он с неба – ррраз. И упал. Я думал, что это опять на меня говно выплеснули, а это не говно, а… тово… ваш кореш, да?..
– Что ты такое мне тут чехлишь, урод? – нахмурился Вадим Дмитриевич. – По делу говори, если хочешь и дальше заливать свою глотку пойлом. А то зальем тебе в пасть канифоли разогретой, тогда по-другому запоешь. Можешь показать, где ты видел Берга?
– Да могу, могу! – залопотал Кондрашкин, и синхронно с ним что-то забубнил Семеныч, но благодаря практически полному отсутствию передних зубов его речь оказалась совершенно нечленораздельной. Кондрашкин же давил из себя сведения:
– Мы, значит, ничего… мы с Семенычем бухали, а он сверху бух! Бах! И лежит, не двигается. Ну, ка-анешна, с крыши упал… А потом он, значит… мы его чуть-чуть… а потом, чтобы не промок… – Кондрашкин сбился и понес чушь, но много нанести не успел, потому что Орехов оборвал его:
– Где вы пили?
– А вот же! Во-он… подъезд. Около него… тово…
– И где он сейчас?
– Да, мабыть… там же должон, если не тово…
– Показывай! – Орехов широко зашагал в сторону указанной Кондрашкиным трехэтажки, а несчастный алкоголик засеменил за огромным шефом «Грома» и не поспевал бы за ним, если бы не постоянные тычки в спину от выволокшего Кондрашкина из машины амбала.
– Ввот здесь… сюды он упал, – указал на участок палисада возле заплеванной лавочки Кондрашкин, – вот сюды… да. Это самое…
– Но тут никого нет! – Орехов присел на корточки. – Кровь… целая лужа! Ты ответишь мне, где он, или нет, проклятый алкаш?
– Не надо… я ничего… мы с Семенычем его… значит… Семеныч!
– Тащи второго, он там, возле машины, остался валяться. У этого что-то с памятью с его сталось, как говорится. Второго!!
Общими усилиями удалось вспомнить, что они спихнули Берга в люк: «погрецца», как сказал беззубо шамкающий Семеныч. Люк был откинут, и охранник «Грома» по отмашке Орехова полез в скверно пахнущий канализацией лаз. Орехов неотрывно смотрел в черную дыру, Юля Строгина нервно кусала губы. Снизу раздалось какое-то бормотание, потом выдох «ухх-х-х!!» – и из люка вдруг вынырнула голова Берга. Орехов даже вздрогнул всем телом, как увидел его. Он подхватил тело Берга под руки и помог выволочь из люка.
Сначала им показалось, Берг мертв. Но потом удалось перехватить тоненькую ниточку пульса, выяснилось, что Берг в забытьи. Юля поднесла к его лицу нашатырь, и тот зашевелился, к некоторому удивлению Орехова, который с ужаснувшей Строгину каменной сдержанностью осмотрел ужасные раны на теле Берга, а потом хладнокровно перехватил жгутом из аптечки кровоточащее запястье.
– Странно, что он до сих пор не умер, – сказал Орехов. – Лицо серое, потерял много крови, сломана нога и несколько ребер, как мне кажется… и – жив. Жив при этом. Берг… Берг, Валера… ты меня слышишь?
– Шу… шу-мит… – вытолкнули серые бескровные губы Берга. – Шу-ми…
– В ушах шумит? – угрюмо дополнил Орехов. – Еще бы не шумело. Ты столько крови потерял. Ладно… потом поговорим. Несите его в машину, сейчас закинем его в больницу, потому что пока «Скорая» приедет, он пять раз умрет!!
– Погоди, Дмитрич, – с трудом выговорил Берг, – не надо… погоди… в подъезде… между вторым и третьим… там…
– Что в подъезде? – Сердце Орехова, словно сжатое холодно-каменной рукой, дернулось.
– Там… пацаны. Их… они… Колоб.. Юра… китаец… он ни-ка-кой не китаец… это подстава… кил… лер…
Орехов, не дослушав Берга, опрометью бросился к подъезду, а Берг, не видя того, что Орехов уже не может слышать его, продолжал бормотать:
– Я сдал… сдал… конечно, подохну, и ты бы тоже подох, Орехов. Они… ничего… – Берг впал в забытье, и двое парней по кивку Юли Строгиной понесли его в машину.
…Вадим Орехов вышел из подъезда минуты через две. Юля стояла у палисада, куда упал Берг, и ждала его. Лицо Орехова было искажено такой злобой, что Юля неволько содрогнулась, смутно предположив, что же могло вызвать такую реакцию у обычно невозмутимого шефа «Грома». На скулах его закаменели желваки, глаза сощурились, взгляд проклюнулся блуждающий и дикий, мощные пальцы правой руки до судороги впились в запястье левой.
– Вадим? – нерешительно выговорила Строгина. – Что?..
Орехов смерил ее взглядом, на дне которого плавала мутная ненависть.
– Они там, ребята Берга, – после паузы отозвался он, садясь на лавочку. – Мертвые. Я не знаю, что за дьявол это сделал, но это… в общем, их убили голыми руками. Как… как щенков. Давно… давно мне такого видеть не приходилось. Да, Юля.
В этот момент к Орехову подбежал один из его подчиненных:
– Вадим Дмитриевич, Вадим Дмитрич… Берг…
Орехов вскочил и вонзил в того испепеляющий взгляд, дико заревел:
– Умер?
– Да нет… Он вас зовет…
– Почему еще не в больнице?!
– Он сказал, чтобы его никуда не везли, пока он вам не скажет. Никуда. Он просит быстрее, боится, что не успеет сказать, вот так.
Орехов бросился к машинам.
* * *
Берг лежал на заднем сиденье, положив голову на колени одного из людей Орехова. Глаза его были закрыты, но как только Вадим Дмитриевич ввалился в салон и шумно прикрыл за собой дверь, Берг, все так же не открывая глаз, с усилием выговорил:
– Видел?..
– Видел, – отозвался Грек. – Это как же… все сделал тот китаец? И не китаец это вовсе никакой был, да?
– Киллер, – отозвался Берг, – как с недомерками… Двое их было, один в подъезде… ждал… а тот, под китайца который, – вел. Киллер из центра… Юру убил голыми руками, а тот, второй, – Колоба замочил… за ноги и об бетон, как… кутенка. Я знаю… я их видел.
– Видел? Ты их знаешь… узнал? – взволнованно выговорил Орехов, а Юля Строгина добавила:
– Говори быстрее, Валера. Нужно ехать, а ты слабеешь, нельзя терять времени.
При ее словах жутковатая улыбка искривила губы умирающего «дальнего», и он произнес:
– Конечно, нельзя… вот ты же не потеряла времени даром, Юля. Сколько… сколько тебе заплатили?
Юля задохнулась от изумления, Орехов вонзил в лицо Берга недоуменный тревожный взгляд и, протянув руку, крепко сжал пальцы на запястье Юли:
– Валера… ты что? Она…
– Я видел этих двоих в ее машине вчера днем, – сказал Берг, вдруг открывая глаза. – Я их узнал. Бородатый и тот, второй… которых она везла из… из Кар-ма-нова. Это они… они.
– Берг, да что же ты такое говоришь! – возмутилась Юля. – Да как же ты… что же ты такое говоришь, а?
– Юля… только не надо… вот этого. Я говорю только то, что твердо… Тот, который пониже, в гриме был… китайца. Но я его узнал, а второй… и вовсе.
– Да он бредит! – тихо выговорила Юля. – Вадим, ты что, думаешь, я в самом деле… да зачем же мне подставлять собственных же товарищей?
Орехов, кажется, ее и не слушал. Он наклонился над Бергом и произнес:
– Ты уверен в том, что говоришь? Ты в ясном сознании?
– Пока да, – усмехнулся Берг, – только очень больно. Да, я в ясном… говорю, я узнал их. Тот, первый, без бороды… он шутил все время… шутник. А потом… потом отрезал мне руку. И второй, бородатый… руку…
– Руку? Руку… да, вижу! Видел. Но зачем он отрезал тебе руку? Не из… хулиганских же… побуждений? – запинаясь, выговорил Вадим Дмитриевич.
– Да нет… конечно, нет. Меня раскололи. Ты бы тоже раскололся, Вадим. А руку… чтобы получить доступ к коду боцмановской виллы.
– Так он что же… туда? – пробормотал Вадим Дмитриевич, не в силах удержаться от тихого стона отчаяния. – Как же… ты что, Берг… в самом деле… сдал, да? Ты слил информацию этому киллеру? Раскололся?
– Да, – ответил Берг.
Орехов долго смотрел на него, на его изуродованную руку, а потом вдруг наклонился вперед и, вытянув огромные свои клешни, вцепился ими в горло Берга: