Арматура просвистела у него над головой. Он разжал пальцы, и цепь, продолжая вращаться, обрушилась на противника, захлестнула ему горло, тот еще успел ухватиться за нее руками, но это лишь усугубило его положение – примотало и пальцы.
Удар ногой – задыхающийся мужчина рухнул в сухие кусты. Хрустнули ветки.
Рублев успел совершить лишь пол-оборота, когда почувствовал, как холодный воздух пахнул в разрезанную на спине куртку.
«Вроде бы, спина цела!»
Рублева удивило то упорство, с каким бросился на него третий сектант. На трезвый ум, тот должен был бежать к машине, поскольку два его дружка лежат – не в силах подняться. К чему рисковать? Но нож снова блеснул. Комбат пригнулся, пропуская искрящееся лезвие над собой.
Третий раз занести нож для удара, противник не смог, вместе со своим оружием он отлетел метров на пять, да еще и проехался на спине пару шагов. В свой удар Комбат вложил злость за испорченную ножом куртку.
Над стройкой зависла тишина. Может, кто-нибудь из нападавших и имел еще силы подняться, но не рисковал это сделать.
– Значит так, – прохрипел Рублев, – расскажете обо всем своему главному говноеду в лиловой юбке, и пусть помнит о том, что я ему сказал.
Комбат поднял с земли нож и неспешно подошел к «вольво», пнул ногой покрышку.
– Туго качаете, уменьшить давление надо.
Лезвием, одно за другим, он пропорол все четыре колеса. Никто не пытался помешать ему. Затем он открыл дверцу и оторвал педаль газа, широко размахнувшись, швырнул ее в темноту. Та секунд через пять отозвалась глухим стуком. Возвращаясь, Рублев поднял подрагивающую на песке десятидолларовую бумажку и положил в нагрудный карман, откуда и доставал.
«Деньги небольшие, но все же»…
Приехав домой, Рублев снял телефонную трубку. Казалось, аппарат видел, что хозяин переступил порог квартиры – зазвонил тут же.
– Комбат, ты чего трубку не брал? Я уже волноваться начал, – послышался голос Андрея Подберезского.
– В ванной был, – соврал Рублев.
– Что, сам мне позвонить не мог?
– А разве со мной может что-нибудь случиться?
– С тобой – нет. Разве что женишься.
– Знаешь, Андрюха, теперь я тебе поверил, что они в самом деле дерьмо ложками жрут.
И друзья рассмеялись. Подберезский – радостно, довольный, что его опасения оказались вымыслом, а Комбат, озабоченно разглядывая вконец испорченную ножом куртку – ни зашить, ни склеить.
А тем временем трое, нападавших на него азиатов, переговаривались во дворе дома проповедника, приехали они туда на такси, вызвав ремонтников, которым предстояло забрать «вольво».
– Скажем боссу, что все сделали как надо.
– Лучше правду сказать.
– Тогда место потеряем, неудачников ни он, ни Учитель не любят.
– Дело говоришь.
– Но и мужику тому я спускать не собираюсь.
– Я узнаю, где он живет, по номеру машины.
У нас свои люди и в ГАИ работают. Тогда и подготовимся к встрече с ним.
* * *
Бритоголовый невысокий мужчина в белых одеждах, поверх которых с шеи стекали нитки разноцветных бус, сидел на мягких пестрых подушках посреди огромной комнаты с зашторенными окнами. Время от времени его голова дергалась и тогда он отводил правую руку в сторону, брал с блюда засахаренную вишню и долго жевал ее, как жвачку. А затем сплевывал косточки прямо на пол, стараясь попасть ими в одно место. Непонятно по какой причине, но мужчина решил нарушить однообразие своих движений.
Его правая рука, короткие пальцы которой были украшены многочисленными перстнями с дорогими яркими камнями, скользнула не вправо, к блюду, а под подушку – маленькую, шелковую, с золотой бахромой. Из-под подушки был извлечен пульт дистанционного управления.
Мужчина что-то пробормотал, – то ли заклинание, то ли молитву, а может, ругательство.
Его толстые губы, перепачканные жеваной вишней, облепленные сахаром, зашевелились. Толстый палец вдавил одну кнопку, затем вторую. Экран гигантского телевизора вспыхнул: вначале появился электронный снег, затем он исчез, уступив место таблице настройки.
– Ну же, – сказал мужчина, ни к кому конкретно не обращаясь.
И на экране появилось лицо вождя секты «АУМ синреке», одутловатое, с растрепанной бородой. Казалось, что Осахара смотрит прямо на мужчину, сидящего на тугих подушках.
– Ну и что ты мне скажешь? – сорвалось с губ хозяина дома.
И словно в ответ заговорил Осахара, но вызвавший его из небытия не стал слушать:
– Да надоел ты мне уже со своими идиотскими пророчествами. И вообще, ты – баран. Зря ты меня не послушал. Ты настоящий олух, и теперь многие из твоих людей ушли ко мне. Я с ними сделаю то, к чему ты только стремился. А ты посидишь в тюрьме.
Мужчина, сидевший на подушках, смотрел эту кассету в сотый раз. Она была специально смонтирована для него. В ней были представлены моменты взлета Осахары, его выступления. Имелись фрагменты выступлений на стадионах, в огромных залах, а иногда проповеди и пророчества сделанные прямо на камеру, глаза в глаза со зрителем.
Кадры с самим Осахарой, с его проповедями, сменялись кадрами из зала суда, где был отображен процесс над лидером ортодоксальной секты, обвинявшемся в терроризме.
– Так тебе и надо! Ничего не можешь сделать по-настоящему. Малая кровь не впечатляет, а не судят лишь победителей. Удар должен быть сильным – один удар и все в шоке. И не зарин надо было распылять, конечно же, не зарин… Но ничего, ничего, – мужчина погрозил кулаком изображению Осахары, а затем указательным пальцем. – Вот я сделаю то, чего ты боялся. Зараза будет распространяться, как наше учение: один, охваченный верой, приводит за собой троих. А те трое – девятерых. Один зараженный уведет с собой сотни. И вот тогда наступит конец света.
При любом конце света важно, чтобы имелись избранные, те кто спасется. Апокалипсис не надо обещать, как это делал ты, его надо приближать всеми силами, понял? Понял меня? – как заклинание, твердил, раскачиваясь из стороны в сторону, мужчина в белых одеждах.
Затем он вскочил на ноги, схватил золотой колокольчик с витым шнурком и кисточкой на конце и трижды взмахнул им над головой. Одна из штор колыхнулась, появился высокий широкоплечий мужчина, бритоголовый, с опущенной головой.
– Слушаю тебя, – едва слышно произнес он.
– Ну, что там у нас? Люди в Москву отправились? Что генерал Пивоваров, не согласен действовать с нами заодно или как?
– Согласен, Учитель. Он обещал передать еще документы, мы их получим на днях. Наш человек уже в Москве, я сам завез его в аэропорт, а из Москвы он мне позвонил.
– Он один? – спросил тот, кого называли «Учителем».
– За ним приставлены еще трое, но он о них не знает.
– Сколько у него с собой денег?
Мужчина назвал сумму. Учитель покачал головой, но из этого движения было непонятно, удовлетворен он или огорчен. Маска безразличия почти постоянно присутствовала на его лице. Он одушевлялся лишь тогда, когда смотрел телевизор, когда смотрел кадры с взрывами ядерных бомб, с землетрясениями, наводнениями и всевозможными катастрофами, которые в последние несколько лет так часто сотрясали мир.
Эти кадры, как правило, приводили его в прекрасное настроение. Он возбуждался, хлопал в ладоши, раскачивался и беспрестанно поглощал сладости. Под белыми одеждами, под тонкой шелковой тканью колыхалось обрюзгшее жирное тело. И уж совсем не к месту смотрелся большой крест-распятие на толстой цепи, украшенный драгоценными камнями.
Странная смесь буддизма, средневекового христианства и современной цивилизации царила в огромном особняке за высоким бетонным забором.