Из– за кучи, истыканной стрелами, выскочили несколько лучников и прежде чем вспыхнуть факелами, метнули стрелами.
Несколько огнеметчиков упало и растворилось в рядах надвигающихся шеренг. Несколько лучников спешилось и подхватив огнеметы, заполнило строй. Шеренги расступились, чтобы обойти кучу. Ком людей отделился от подножия колонны и понесся на нас, обрастая криками.
Вокруг захлопали тетивы и надвигающаяся толпа стала обрастать факелами. Замедляться, рассыпаться…
Я опустил глаза к утыканной стрелами куче.
Большой камень, из под которого во все стороны торчали лапы. Металлические, обшитые мехом, утыканным стрелами.
Из завалившегося на бок чана головы высовывается язык металлической конструкции.
Дракон. Мертвый.
Я убрал лучемет за спину и посмотрел на кучу тел, по передним рядам которой уже хлестали струи огня. Огнеметчики, подойдя на два шага к пылающему валу, метали струи огня поверх голов.
От долетевшего запаха нефти, горящих тряпок и мяса затошнило и захотелось есть. Я нагнулся, чтоб не блевануть. По пластинам доспеха полыхнули искорки.
Сумрак подо мной вздрогнул и стал медленно оседать. И все вокруг стал медленно оседать. Ноги вылетели из стремян.
Тихо.
Стало очень тихо. Только потрескивали горящие люди, сквозь огонь которых просматривался дрожащий в пламени дракон.
Руки сдернули лучемет, навели, нажали на спуск. Зеленый луч ударил в тироназаврическую фигуру, прострелил насквозь, расплескался по подножию башни и потух.
Тиранозавр упал.
Грохот падения, очень резкий в полной тишине, долетел до меня. Ударил в уши. В голову. Выбил скуку.
Я стоял на площади. Один. Среди трупов. Тех, кто пошел со мной и тех, против кого мы пошли.
Я перешагнул через копыта коня и пошел к колонне, не смотря под ноги, где были те, кого я привел на смерть.
Я их убил. Убил всех. И я был доволен, потому что ничего другого мне не оставалось. Только быть довольным и считать, что так – правильно.
Крики всех, кто только что умер, предсмертные крики, которые уже нечем было выкрикнуть, слились в сплошной ревущий поток, захлестнувший меня, подхвативший и понесший, сломав мое желание быть виноватым, мое несогласие с тем, что они – мертвы, а я – нет.
Все, что я мог – это быть довольным тем, что произошло.
Я был очень-очень-очень зол. Очень спокоен, доволен и очень зол, какой бывает только смерть, которой удалось вселиться в того, кого не смогла взять. Смерть, нависшая над телами на площади, впитывалась в меня, в губку. И губка была довольна.
Я захохотал, радуясь силе, данной мне смертью. Данной тем, что я стал ею, смертью. Я был очень большой и площадь, тела на ней, мое тело, они были во мне, очень ясно видимые, очень четкие.
Я попробовал загасить огонь. Усилие погасить огонь проткнуло меня, как воздушный шарик и я сдулся в маленькую тряпочку тела.
Четкость и спокойствие остались. Я знал, что ничего страшного не произошло. Умерло несколько тысяч человек, которые знали, что идут добиваться цели любой ценой. И которые ее почти добились.
Эрма.
Мысль царапнула по зеркалу спокойствия как нож по стеклу – с противным душераздирающим скрежетом, заставляющим сделать что угодно, лишь бы этот скрежет не повторился.
Я побежал к подножию платформы, в котором зиял тихий черный провал, у порога которого лежало несколько мехожилеточных тел, порубленных кем-то, кто спрятался в провале.
Если я его не застрелю на всякий случай, то, может быть, подружимся.
Я забросил лучемет за спину и вытащил из чехла Крыло. Оно ярко вспыхнуло, вытягивая из губки желание убивать..
На ведущих вниз ступеньках, жадно разлеглась темнота, укрывая, кроме лестницы, еще кого-то. Я сбежал по ступенькам и прижался спиной к стене, всматриваясь в темень. Лестница вбок и вниз, пара тел в лужах крови. Проход прямо, завален телами. Мохнатыми.
Поворот за угол, за которым кто-то есть. Чье-то дыхание, чьи-то мысли и чей-то меч, на который мне не надо напарываться, чтобы не зарубить со страху владельца.
– Дракон мертв!! – долетел из-за угла тусклый крик на том же языке, которым говорили библиотекари. И на котором я подкалывал Нат и Мару когда-то пару жизней назад.
Однако, надо воспользоваться случаем, чтобы покричать что-нибудь потенциальному другу за углом.
– Ага!!!! – рявкнул я за угол, и испугался своего голоса. Ему было очень тесно в легких и он ударил по ребрам, диафрагме, голосовым связкам. Голосовые связки, провисшие и гулко скрежетнувшие вылетающим воздухом, болезненно сжались, перекрутив горло.
– Кто? – спросил голос из-за угла. Такой же хриплый и треснутый, как и мой. Очень знакомый голос.
– Это Харш, Киро. – прошептал я, засовывая топор за спину.
Из– за угла появились два обляпанных кровью меча, выписывающие неуверенные петли. Залитые кровью дрожащие руки. Кровавая маска с дорожками пота и щелями глаз. Я заглянул в эти щели и прохрипел на английском:
– Киро, принцессу не видел, такая рыжая, аккуратная?
– Харш… – Киро выронил мечи и рухнул на колени. – скажи еще что-нибудь по-английски. – прошептал он, закрывая глаза.
Я посмотрел на обляпанную кровью голову и мне стало его жалко. Очень жалко. Одинокого, напуганного тем, что никого нет, и уже не будет. Зажатого в угол и заставленного убивать, чтобы выжить. Убивать, ломая привычку сохранять жизнь. Ломая знание, что убивать – плохо. Не сломавшего его и ждущего наказания за убийство. И уже не надеющегося перед казнью услышать знакомый голос на знакомом языке.
Слова сами выскочили из памяти и потекли, вымывая вместе с собой дикую смертную тоску. Я привалился спиной к стене, сполз на пол и запел:
– There are sings on The Ring
Which make me fells so down
That's one to enslave all rings
To find them all in time…
[1]
Киро подхватил со второго куплета, и два надорванных голоса, которые не уже могли кричать, плакали песню то ли счастья, что живы, то ли горя, что их всего двое.
Звуки шагов утонули в песне. Когда мы допели и послушали тишину и открыли глаза на чей-то вздох, вокруг стоял десяток людей в грязно-белых хламидах.
– Кто вы? – спросил ближайший ко мне капюшон с большой бородой.
Киро истерично хихикнул, а потом просмеял:
– Я… я не помню… Я… только помню лица тех, кого убил… и вижу лица тех… кого убью… как только смогу…
Он затих и посмотрел на бедро, сочащее кровь свежим порезом. Боль пореза пробралась через страх и нашла его.
– Он человек, который держал этот проход. – махнул я за поворот.
– А ты?
– А я – бог войны Хуш. Я убил дракона копьем света. Я ищу свою боевую подругу. Рыжую.
– Свершилось! – рявкнул старец, воздев руки к потолку.
– Что? – спросил Киро, пришедший в себя от вопля.
– Волшебная машина, счастье и проклятие нашего города, исчезнет!!! Бог войны пришел забрать ее обратно!!!
– Что? What? – спросил Киро меня, широко открыв глаза.
– I have take position of local war god[2] . – ответил я, доставая бинт. – Перевяжись.
Киро посмотрел на упавший на колени бинт, неуверенно взял его в руки и ста перевязываться. Проследив и удостоверившись, что он умеет перевязываться, я перевел взгляд на серые балахоны. До них, по видимому, не дошло, что я просто шел мимо в поисках пропавшей подруги и рюкзачка для переноски механизмов в пару тонн весом с собой не захватил.
– Где моя боевая подруга!!!??? – рявкнул я в фигуры, забивая трубку.
– Передовой отряд скрылся в подземелье. – ответил старец. – Оно ведет заброшенному городу под горами. Туда два дня пути.
Он помедлил, собираясь с силами, а потом спросил:
– Ты… заберешь машину?
– Зачем? Как я ее поволоку? – буркнул я, щелкая зажигалкой. Фигуры отпрянули.