В голос водной стихии вклинились шорохи водорослевых лугов, стеклянный звон волн, налетавших на коралловые рифы, и скрипы полусгнившего такелажа затонувших кораблей.
Отто снял наушники и потер затекшие уши. В узком коридоре сновали матросы: новая смена готовилась заступить на вахту.
– Господин капитан, через десять минут закат солнца,– прохрипел динамик внутренней связи голосом дежурного офицера.
– Хорошо,– отозвался Вендт в переговорное устройство.– Не возражаю.
Акустик сидел неподвижно, как статуя, с остекленевшим взглядом.
– Чего притих? – Капитан наклонился к матросу, принюхиваясь. На время похода он приказал демонтировать самогонный аппарат на камбузе. Канистры с девяностоградусным пойлом Отто лично запер в баталерке боцмана, а ключ оставил себе. Но он прекрасно знал по собственному опыту, что на борту судна концентрация умельцев на все руки зашкаливает за все мыслимые пределы. От матроса перегаром не пахло.– Живой?
– Пока не закопали,– грустно отозвался «слухач».
– Смотри у меня. Без выкрутасов!
Перед самым выходом в поход акустик, слушая крики дельфинов, набрался первачом по самые брови. Когда самогона в крови стало больше, чем кровяных телец, Ганс осознал себя посланцем матушки Земли и решил установить контакт с цивилизацией дельфинов. Покоритель гидрокосмоса переключил акустическую аппаратуру в режим передачи и поставил дельфинам патефонную пластинку с вагнеровским «Полетом валькирий». На этом жесте доброй воли он не остановился и по внутренней громкоговорящей связи объявил всему экипажу, что отныне «Полет валькирий» считается официальным гимном германского подводного флота дальнего радиуса действия. Пока капитан-лейтенант успел домчаться до отсека «слухача», Ганс хлопнул еще полкружки самогона и обрадовал команду новым сообщением: великий композитор камрад Вагнер навечно зачислен в список личного состава подлодки. По дороге Отто крепко приложился командирским лбом о стальную переборку и потерял фуражку, что не способствовало появлению ростков доброты и милосердия. От подчеркнутой невозмутимости командира не осталось и следа. Ее место занял всепожирающий гнев. С подчиненным Отто обошелся без церемоний: музыкальная пластинка разлетелась веером черных осколков от удара по голове Ганса. Капитан потом долго жалел о своей несдержанности. Вагнера он тоже любил, а что такое настоящий винил, в этой реальности слыхом не слыхивали. На оставшихся пластинках были записаны строевые барабанные марши, от которых воротило с души.
Оставшиеся дни до выхода в плавание Ганс драил палубу с утра до вечера. К подлодке, пришвартовавшейся у пирса, постоянно приплывали дельфины. Они высовывали головы из воды и весело чирикали, переговариваясь с акустиком. Матрос в ответ насвистывал мелодии Вагнера. Иногда дружелюбные млекопитающие приносили ему свежей рыбки. Контакт между разумными существами разных стихий был установлен. Но какой ценой! Валькирии, валькирии, сколько солдатских судеб на вашем счету…
Ганс с детства хотел стать ихтиологом и посвятить жизнь изучению живности, населяющей моря и океаны, в первую очередь дельфинов. В Небесной канцелярии приняли к рассмотрению мечту маленького мальчика, но слегка подправили на свой лад. Мальчик вырос и теперь навечно был связан с водной стихией. Одна неувязка: между исследователем гидрокосмоса и предметом его научных исследований, дельфинами, постоянно стояла непреодолимая преграда в несколько сантиметров превосходной крупповской стали.
Это еще что! Никто в экипаже не догадывался, о чем мечтает боцман. У старого моряка тоже была мечта. Он постоянно грезил наяву, представляя себя акулой.
Огромной белой акулой, на всех плавниках мчащейся к жертве. И первым бы боцман сожрал командующего военно-морскими силами той реальности, куда их забросила судьба. Последний приказ адмирала, любившего корабли на картинках, а море издалека, гласил: «Все агрегаты и механизмы смазывать бараньим жиром. Все, без исключения!»
Неважно, где ты служишь: на флоте или в сухопутных войсках. Главное, чтобы у тебя была мечта! Какой бы она ни казалась уродливой, страшной или убогой – мечта должна быть у каждого. И каждый имеет право мечтать, ни в чем себе не отказывая.
Ганс, тяжело вздыхая, продолжал дальше драить палубу. От уборки палубы акустика оторвала команда старпома: «По местам стоять! Отдать швартовы! Корабль к походу!» Матрос выбросил за борт опостылевшую швабру, вскарабкался по скобам рубки и проворно нырнул в зев люка. Гребные винты начали свой бесконечный бег…
…Капитан направился в сторону командного отсека. Ганс с облегчением перевел дух. Он впервые так долго задерживал дыхание, чтобы от него не учуяли запах свежего перегара. После прослушивания шумов океана акустику приходили в голову странные мысли. Иногда померещится, что подлодка далеко заплыла от берега и так глубоко затерялась в океанской бездне, что уже никогда не найдет пути в родной порт, что все они так и будут вечно жить в своих отсеках, неся бессменную вахту, что вместо солнца до конца дней им будут светить тусклые лампы. Матрос смотрел в удаляющуюся широкую спину капитана, который один точно знает день возвращения и который обязательно найдет дорогу домой – по звездам или флотскому чутью, неважно. Но найдет! От этой новой мысли в душе акустика поднялась теплая волна благодарности, почти обожания…
Капитан-лейтенант вошел в командный отсек и автоматически посмотрел на счетчик лага и циферблат глубиномера. Он поймал себя на том, что, глядя на приборы, пытается понять, сколько же сейчас времени. Отто перевел взгляд на часы, висевшие на противоположной переборке. Стрелки показывали, что от конечной точки их маршрута лодку отделяло еще несколько часов хода. Время замедлило спринтерский бег и тянулось со скоростью курьерской черепахи. Капитан подумал, что последние часы перед боем самые томительные. Захотелось вопреки собственной воле и рассудку продуть балластные цистерны с водой и всплыть на поверхность. От раздумий его отвлекли возбужденные голоса.
На штурманском столе лежала, занимая всю поверхность, морская карта и целый ворох лоций. Над всем этим склонился командующий военно-морскими силами реальности Батыр Батырбек в цветастом стеганом халате. Невзирая на жару, у него на голове красовался ярко-красный малахай, отороченный ценным мехом неизвестного науке зверя. Он то и дело прикладывал обломок прозрачной пластиковой линейки к карте, поминутно листая метеорологическую сводку погоды для надводных судов, и одновременно продолжал чертить непонятные кривые линии синим карандашом. Бек смотрел на них, что-то прикидывал, сверяясь с лоцией, и продолжал дальше прокладывать курс подводной лодки.
Старпом деликатно откашлялся и протянул беку циркуль со словами:
– Мой адмирал, может, с ним вам будет удобнее?
Батыр резко отодвинул в сторону толстый том метеосводок и недовольно буркнул, недоуменно вертя в руках хромированную загогулинку:
– От него мне легче будет? Я уже все за вас сделал.– Он обвел задумчивым взглядом стоящих вокруг стола полукругом морских офицеров и обер-лейтенанта вермахта в зеленой полевой форме, одиноко подпирающего переборку в стороне от остальных.
Бек нашел более достойное применение циркулю: он начал острой иглой осторожно выковыривать грязь из-под ногтей. Старший помощник отвернулся от стола и начал подчеркнуто внимательно сверять показания приборов.