Хорошо обученные военные в салоне сделали то же самое, но несколько человек, включая и профессора Лемье, замешкались.
Переведя самолет в крутое пике, командир экипажа закричал в микрофон, встроенный в кислородную маску:
– Мэйдей! Мэйдей! Мэйдей! Борт‑39 всем, всем, всем! У нас разгерметизация, пикируем до трех тысяч футов, под нами грозовой фронт, положение критическое.
Второй пилот в это время отдавал приказания по внутренней связи:
– Кто‑нибудь, помогите профессору! Посмотрите, надел ли он маску.
Второй пилот недолюбливал штатских, но прекрасно понимал, что сейчас на борту‑39 нет более ценного пассажира.
Сразу несколько военных бросились помогать профессору, уже успевшему потерять сознание. На него надели маску с переносным баллоном, но тут началась другая напасть. Самолет вошел в грозу, и его стало немилосердно трясти. Между тем пробоина в борту нарушила не только герметичность, но и прочность корпуса.
Она находилась в непосредственной близости от левого крыла и расширялась на глазах.
Бортинженер, который вышел в салон на разведку, как только самолет закончил снижение, вернулся с недобрыми вестями:
– С такими повреждениями мы не дотянем до Фриско.
– А ближе ничего нет, – сказал второй пилот.
– Вот именно. Что будем делать?
– Садиться на воду бессмысленно, – заметил командир. – В такую погоду нас разнесет в клочья.
– Вообще‑то у нас есть парашюты, – напомнил второй пилот. – По‑моему, на всех хватит.
– Хорошо служить в военной авиации, – невесело сказал командир. – Только не хотел бы я заниматься парашютным спортом в такую погоду, да еще над океаном.
– А кому же это понравится? – задал риторический вопрос второй пилот, вглядываясь в бушующую темень за лобовым стеклом.
– У нас выхода нет, – сказал бортинженер. – Когда разлом дойдет до крыла, самолет упадет камнем.
– Проклятье! Ну и денек! – воскликнул капитан, а потом более спокойно приказал бортинженеру: – Сходи, вышвырни из самолета профессора и кого‑нибудь из его свиты – посмелее и потолковее. Не забудь объяснить, как пользоваться лодкой и радиопередатчиком. Пусть сопровождающий попытается найти профессора на воде и держится с ним рядом. Потом начинай эвакуировать остальных и приготовь комплекты для нас.
Бортинженер кивнул и вышел, а командир переключил свою рацию на передачу и снова заговорил:
– Борт‑39 центру. Положение катастрофическое. Мы не сможем, повторяю – не сможем дотянуть до материка. Посадка на воду исключена. Я принял решение воспользоваться парашютами. Приготовьтесь спасать нас из воды.
– Борт‑39, вас поняли. Вы уверены, что не сумеете дотянуть?
– Левое крыло может отвалиться в ближайшие минуты. Никаких шансов. Я уже приказал начать эвакуацию.
– Хорошо, борт‑39. Мы предупредим военно‑морские силы и своих спасателей. Постарайтесь выйти на связь после приводнения.
– Обязательно. Центр, я прошу разрешения подать общий SOS. Военные могут не успеть, а под нами проходят гражданские морские трассы.
– Я не могу дать такое разрешение. Надо связаться с вашим командованием. – И после короткой паузы: – Мне только что сказали: генерал Дуглас идет сюда.
– Пусть он идет знаете куда!… – взорвался летчик. – Все! Некогда болтать. Мы эвакуируемся.
Как раз к этому времени из салона перестали доноситься вопли насмерть перепуганного профессора. Видимо, его наконец вытолкнули из самолета.
Тихий ангел пролетел, как любит выражаться в своих бессмертных произведениях Его Высокородное Сиятельство господин Жерар де Вилье.
8
– Ты не виноват, – сказал организованный преступник по прозвищу Серый Волк начальнику охраны Бармалеева особняка, когда тот вкратце доложил ему, как было дело. – И твои люди тоже не виноваты. Всего не предусмотришь.
Начальник охраны вздохнул с облегчением. Ведь Волк вполне мог прогнать его без выходного пособия и нанять себе других ребят – конкурс претендентов на такую работу будет не меньше десяти человек на одно место. Конечно, есть шанс, что враги Волка захотят использовать опальных охранников в борьбе с ним, но это тоже не сулит бывшим стражам Бармалея ничего хорошего. Их бизнес – не война, а охрана жизни и имущества.
И когда Серый Волк сказал то, что сказал, шеф охраны особняка посмотрел на него с благодарностью.
А Серый Волк, поймав этот взгляд, понял, что теперь Гоблин сто раз подумает, прежде чем согласится на предложение его соперников перейти на их сторону.
До поступления на службу к Бармалею Гоблин имел другую кличку. В те времена мультфильмы Уолта Диснея и его последователей еще не появились на советских телеэкранах, и жители нашей Родины в большинстве своем просто не знали, кто такие гоблины.
Бармалей этого тоже не знал, пока не посмотрел «Мишек Гамми». А когда посмотрел, сразу же обнаружил сходство во внешности своего охранника (тогда еще рядового) и гоблинов из этого мультфильма. Гоблин сначала обижался, но Бармалей предусмотрительно увеличил ему зарплату, а потом повысил в должности. И не только в качестве компенсации за обиду. Несмотря на непривлекательную внешность, Гоблин был отнюдь не дурак и дело свое знал.
И все‑таки одно дело – быть рядовым телохранителем и совсем другое – начальником охраны. Если рассудить здраво и непредвзято, в том, что босс погиб, бьша доля и его вины. А в том, что покушавшихся не поймали, вина Гоблина была несомненной. Он неправильно организовал охрану подъездных путей, а погоня вообще была сумбурной – сторожа и телохранители действовали без всякой координации, и Гоблин ими практически не руководил, потому что впал в панику. А это, как известно, не лучший вариант для принятия немедленных решений.
Разумеется, Серый Волк сразу это понял, но предпочел закрыть на промахи Гоблина глаза. Сейчас ему очень нужны были союзники. К тому же человек, неправильно охранявший босса, тем самым расчистил дорогу наверх его заместителю – а за такие подарки не наказывают.
– Вот‑вот начнут подъезжать остальные, – сказал Волк. – Держите их охрану под контролем. При милиции они не посмеют рыпаться, но осторожность никогда не помешает.
– Я понял, босс, – ответил Гоблин, и эта фраза еще раз показала, на чьей он стороне.
В мафии Бармалея было заведено, что нижестоящие члены организации могут называть вышестоящих «шефами», но на титул «босс» имеет право только один человек – глава всей группировки. Великий и Ужасный.
А между тем остальные и вправду начали подъезжать сразу же вслед за милицией. Последняя, будь у нее такое желание и не будь опасений, что потом ей же самой и придется отвечать за нарушение капиталистической законности, могла бы одним махом взять под стражу всю Бармалееву мафию, за которой вот уже несколько лет безуспешно охотился Питерский РУОП. Однако мафия‑то была налицо, а вот доказательств ее виновности в каких бы то ни было преступлениях кот наплакал, – вероятно, тот самый, который терся под ногами у оперов, пока те замеряли расстояние между лужами крови. Это был любимый кот Бармалеевой дочки по имени Робинзон, и милиция остерегалась даже пнуть его хорошенько по подхвостнице, чтобы не совал нос куда не следует. Ведь пнешь – а потом греха не оберешься. Серьезных неприятностей, конечно, не будет, но нервотрепка не исключена. Обидишь кошака – а получишь жалобу на неоправданную грубость при проведении оперативно‑следственных мероприятий.