– Не уверен, – задумчиво сказал Джейк, поглядывая в окно, где полиэтилен, натянутый между рамами вместо стекол, надувался парусом от сильного ветра.
– Мне тоже не слишком хочется, – тут же отозвался Дик с набитым ртом, на мгновение отрываясь от еды.
– Тогда поход отменяется, – подытожил я. – Или идут все, или никто. Но обращаю ваше внимание еще раз: лучшая профилактика от горной болезни – движение.
– Боитесь выпустить хоть кого-то из поля своего зрения? – усмехнулся Джейк, отодвигая тарелку. – Райн, вам никто не говорил, что вы до крайности дотошны и властолюбивы? Это даже как-то странно.
– Все мои студенты были именно такого мнения, – улыбнулся я в ответ. – Это называется ответственность. Так вы готовы идти?
– Готовы, – проворчал он, выбираясь из-за стола. – Только давайте поспокойнее. Без ваших скачек по горам.
– Тогда вам лучше сменить одежду на светлую. Пчелы летят на черный цвет.
Мы не успели выйти с местными сборщиками меда. Но я хорошо знал дорогу. Тропа начиналась за деревней и вела сначала к реке, а затем, за мостом, вилась по узкому ущелью между крутых склонов, густо поросших лесом.
Первым направляющихся сюда путников встречало изображение белой богини на скале. Яркие краски не тускнели, защищенные сверху каменным навесом склона. Женское божество Кайлата сидело на груде человеческих черепов, держа в каждой руке связку змей, и смотрело на проходящих мимо свирепыми глазами, налитыми кровью. Ее могучую шею украшало ожерелье из окровавленных языков, и красные капли с них падали на обнаженную белую грудь.
– Это та самая суровая богиня, о которой вы говорили? – осведомился Джейк, рассматривая изображение и явно не решаясь его сфотографировать.
– Да. В местной легенде говорится, что она обитает на вершине самой высокой горы мира в ледяном дворце. Но иногда спускается на землю. В Кантипуре и сейчас есть настоящее воплощение Великой матери – девочка, которую называют кумари. Она живет во дворце на площади Друбар. Ее считают олицетворением невинности и чистоты, только она имеет право ставить красную точку, тилаку, на лбу короля. И правитель страны поклоняется лишь этой маленькой девочке. Но едва она достигает возраста тринадцати лет – превращается в обычную девушку, а кайлатские астрологи и монахи ищут другую кумари, в которой вновь воплотилась богиня.
Мои спутники ошеломленно переглянулись, услышав этот рассказ, и тут же попытались перевести его в более понятную для себя плоскость, потому что поверить в потустороннюю сущность, обитающую в теле человека, было для них невозможно.
– Это что-то вроде королевы карнавала? – спросила Тисса. – Просто ритуальная фигура?
– Нет, это реальное божество, вселившееся в человеческое дитя. По легенде, король Джаяпракаш в похоти однажды убил маленькую девочку, и Великая мать разгневалась на это. В наказание ему она стала переносить свою бессмертную суть в ребенка – кумари, и каждый правитель обязан каяться перед ней, прилюдно стоя на коленях и целуя ее ноги, прося благословения и прощения за тот проступок, ежегодно, в день убийства.
– Но что она вообще делает? – с внезапно вспыхнувшим любопытством спросил Дик, рассматривая изображение на скале.
– Кумари не работает и не учится, ведь богиня, вселяющаяся в девочку, всеведуща. Ее кормят, моют, развлекают, наряжают. Никто не имеет права ей приказывать и даже давать советы, чтобы не разгневать. Она играет с детьми своего возраста…
– Вот жизнь, да, Тисса? – Дик ехидно покосился на девушку. – Тебе бы так. Правда, ты уже старовата. Тебя в богини не возьмут.
– У меня и так прекрасная жизнь, – высокомерно отозвалась та.
– Да. Благодаря мне, – снисходительно внес свой вклад в разговор Джейк.
– Также кумари принимает посетителей. Они убеждены, что, прикоснувшись к ее ступням, излечатся от любых болезней. А по реакции девочки на просителя можно узнать, что ожидает его в будущем. Слезы, громкий плач, крик – означают скорую смерть или тяжелую болезнь. Если кумари начинает дрожать – это означает тюремное заключение, если она принимает всю предложенную гостем еду – ему грозят денежные потери. Но если богиня спокойна и невозмутима, значит, все просьбы будут исполнены.
– И они верят во всю эту чепуху, – покачал головой Джейк, преисполненный недоумения и легкого презрения к местным жителям. – Как они тут еще не вымерли?
– Кайлат существует несколько тысячелетий, – заметил я.
– А что происходит с девочкой, когда она вырастает? – поинтересовалась Тисса, которую больше занимали бытовые подробности существования богини.
– Она выходит замуж. Правда, считается, что муж кумари через год умирает. Но недостатка в женихах эти девушки никогда не испытывают.
– Бред какой, – сказал Дик.
Новых комментариев и вопросов не последовало.
Тисса нахмурилась, внимательно глядя на божество, потом тряхнула головой, отгоняя какую-то мысль, и отвернулась.
Я повел спутников дальше.
Солнце просвечивало сквозь листву, и дорога была погружена в зеленоватый полумрак, расцвеченный пятнами солнечных зайчиков, скачущих перед нами. Узкая речушка Нагбуватенг Кхола звонко журчала рядом, то прячась за завалами камней, то снова показываясь и сверкая на солнце.
– Эй, смотрите-ка! – радостно воскликнул Дик, останавливаясь возле раскидистых кустов, растущих на берегу. – Это же конопля.
Тисса сорвала несколько листочков, внимательно изучила их и подтвердила:
– Действительно, конопля.
– Если бы вы, Райн, сказали, что это поход за марихуаной, некоторые из нас пошли бы с вами сразу, и с гораздо большей охотой, – сообщил Джейк, посмеиваясь. – Кстати, как обстоят дела с наркотиками в Кайлате?
– Не запрещены. Но ввозить и вывозить нельзя.
– А я и не собираюсь вывозить, – рассмеялся Дик, засовывая в свой рюкзак пригоршню листьев. – Мне этого едва хватит на неделю. Ну что, Райн, дружище, по косячку сегодня вечером? – воодушевленно спросил он меня.
Удивительно, стоило мне показать силу, как он тут же стал стараться записать меня в друзья.
– Нет, спасибо. У меня свои стимуляторы.
– Интересно, какие? – любуясь красотой окружающих склонов, спросила Тисса, не ожидая, впрочем, ответа.
Скалы теперь почти смыкались у нас над головами, а растущий наверху лес молча смотрел на крошечные фигурки путников, ползущие по каменной тропе.
– Отличное место для того, чтобы напасть, – произнес Дик, осматривая склоны. – Или камень на голову сбросить.
– Смотри, накаркаешь, – со смешком отозвалась Тисса, оглядываясь на него.
Дорога вынырнула из ущелья.
Справа снова громко забормотала река, разбрасывая по берегам золотые отблески.
– Когда мы подойдем совсем близко, старайтесь не делать резких движений, – посоветовал я, – они этого не любят.
– Кто, божества? – скептически поинтересовался Джейк.
Я указал наверх.
Соты лепились к отвесным скалам и снизу походили на плоские округлые шляпки гигантских грибов. Они были черными от облепивших их пчел – огромные твари с палец величиной с деловитым гудением ползали по темным поверхностям и жужжали в воздухе вокруг.
– А я не верила, что в Кайлате есть пчелы, – почему-то шепотом сказала Тисса, завороженно глядя на стремительные тени, проносящиеся над головой. – Такая высота…
– Самые большие и злые в мире, – ответил я.
– Как же местные достают мед? – спросила она, разглядывая восковые наросты, прикрепленные на склон не ниже пятидесяти метров от земли.
– Сейчас увидишь.
Через несколько минут мы перебрались через гладкие валуны и наконец оказались на достаточно широком берегу реки.
Здесь лежали огромные мотки толстой веревки, не до конца расщепленные куски бамбуковых стеблей, груда палок – все то, что впоследствии должно стать лестницей. Тут же стояли плетеные корзины для сот.
Но самих сборщиков меда не было видно. Я огляделся, недоумевая, куда они могли подеваться. И тут же, словно в ответ на мой невысказанный вопрос, из-за кустов послышался треск веток, азартные крики и пронзительный визг. На берег выбежали сразу несколько вопящих кайлатцев, вооруженных кухри и просто длинными ветками, а впереди неслось нечто темное, косматое, размером с лисицу.
Хищник затормозил, увидев меня, стоящего на пути, оскалился, грозно поднимая длинные иглы, растущие вокруг шеи наподобие жабо, а потом вдруг свернул в сторону и бросился на застывшую Тиссу.
Кайлатцы, преследовавшие его, завопили что-то невнятное, а я понял, что не успею ни добежать до девушки, ни догнать тварь. Поэтому выхватил нож и кинул его.
Считается, что кухри совершенно не приспособлен для метания. Однако мой врезался в зверя, и я почти ощутил, как, почуяв кровь, он радостно вгрызается в живую плоть.
«Лисица» взвыла и рухнула в каком-то шаге от ног побледневшей Тиссы, скребанула когтями по камню и затихла.
– Что это? – с интересом ученого-натуралиста задал вопрос Джейк.
Я мельком оглянулся и увидел, что все это время он стоял на безопасном расстоянии и успел вытащить фотоаппарат, чтобы снять неожиданное происшествие.
– Тварь, которая только что чуть не откусила мне ногу, если тебе это так любопытно, – резко ответила девушка, с отвращением и страхом глядя на зверя.
Я наклонился, чтобы выдернуть из его тела нож.
– Забавная зверушка, – прокомментировал Дик, слезая с валуна, на который лихо запрыгнул во время внезапного нападения. – Внешне не выглядит очень опасной.
Кончиком лезвия я подцепил воротник, состоящий из длинных черных игл, и показал ему. С острия каждой стекали мутные густые капли.
– Это яд. Одна царапина – и, скорее всего, врач тебе больше не понадобится.
– Прекрасно! – гневно воскликнула Тисса, отворачиваясь. – Великолепная прогулка. Очень познавательная.
Кайлатцы, увидевшие, что опасность устранена, неторопливо приблизились к нам и весело загомонили. Один из них ухватил дохлого зверя за хвост и потащил в сторону. Другие уставились на белых туристов, живо обсуждая, что было бы с Тиссой, если бы зверь все-таки укусил ее. К счастью, она не понимала найтили.
– А все потому, что ты не был на утренней торжественной церемонии, – упрекнул меня один из старших сборщиков меда – морщинистый темнолицый старик с узкими пронзительными глазами. – Вот и приманил несчастье.
Перед походом в горы за сотами кайлатцы всегда проводили специальный ритуал с песнями, молитвами и окуриванием благовониями. Он должен был обеспечить благополучную «охоту за медом».
– Никакого несчастья не случилось. – Я вытер клинок о траву и убрал в ножны.
Старик с сомнением покачал головой:
– А откуда тогда здесь взялся зверь? Они не выходят в это время года.
– Да, мы удивились! – воскликнул один из молодых кайлатцев – круглолицый, с космами иссиня-черных, давно не стриженных волос, торчащих во все стороны. – Выскочил из кустов и давай бросаться. Как будто взбесился! Ловко вы его, Рай-джи.
– Просто повезло, Тапа, – ответил я мальчишке, и он, польщенный, что я помню его имя, отошел к старшему наставнику, уже потащившему к реке веревку для лестниц.
– Что он делает? – прозвучал рядом со мной голос Тиссы.
Она смотрела на человека, который отрубил зверю голову и теперь, бормоча что-то негромко, кропил землю вокруг его тела кровью. Дик подошел было посмотреть поближе, но кайлатец, не отрываясь от своего занятия, недвусмысленным жестом велел ему отойти.