И укатила.
А мы плюнули и пошли к Пауку за инструментом и кабелем. Домик, в котором располагались технические службы санатория, восставшие психи почему-то не тронули. Вот там господин Айго и обосновался.
В его мастерской меня посетила ещё одна восхитительная идея — просверлить дырку для кабеля из ментоскопной прямо в подвал. Но Паук постучал себя по голове и своими ручищами показал, какой там толщины бетон и какова длина сверла. Прямо бомбоубежище для богатых психов, а не подвал!
Не прошла моя рацуха. Так что хватит ли нам одной катушки — ещё вопрос.
Разделал я кабель, подсоединился к ментоскопу по всем правилам — и поползли мы вдоль по коридору к подвальной двери.
Почему-то мне очень не хотелось, чтобы проводка бросалась в глаза, и вёл я её под самым потолком аккуратно, без провисаний.
Князь, как личность творческая, таскал стремянку и давал время от времени полезные, по его мнению, советы:
— Натягивай, натягивай сильнее, а то не хватит!
— Сеструху свою натягивай, — строго сказал я и немедленно полетел со стремянки — чуть все гвозди не проглотил…
…Доктор Мор в своё время провозгласил, что все наши взаимные мордобойства есть следствие подавляемой обществом юношеской агрессивности, и тут главное — чтобы не было в руках предметов тупых и тяжёлых либо колющих и режущих.
Как на грех, у меня в руке был молоток, а у Князя — монтажный нож.
И разозлился я почему-то сильней обычного…
Но тут вместо драки Князь как заорёт:
— Понял я! Понял! Никакой это не бред! И никакая это не страна великанов!
Тут и я понял, о чём он. И забыл про молоток. И вспомнил про самое главное.
Там, на экране ментоскопа, жили весёлые люди громадного роста в ярких курортных одеждах. Чистые светлые лица улыбались, приближались вплотную к экрану, что-то говорили…
Потом великан в синем свитере и великанша в клетчатом, как тюремный, комбинезоне ходили вокруг очень странного дерева, усыпанного вместо листьев мелкими тёмно-зелёными иголками. Они украшали это дерево гирляндами разноцветных фонариков, большими зеркальными шарами, пёстрыми фигурками, изображающими разных фантастических зверей. На самой верхушке поместилось что-то вроде переросшего озёрного гриба, только красного цвета и с короткими щупальцами. Под деревом лежали перевязанные лентами разноцветные коробки — должно быть, с подарками, как на свадьбу. И стояла большая кукла, изображающая старика с белой бородой. Одет дедушка был так, словно квартировал в рефрижераторе или был тем самым Снежным Шаманом из горской легенды, который заморозил Трёх Всадников.
Потом пробежала крупная кошка неведомой породы — почему-то с хвостом…
— Он не в коме, понял? — кричал Князь. — Доктор ничего не просёк, потому что джакнутый и уверен, что всё должно быть по науке! А вот наш лётчик живо сообразил, что такое ментоскоп, и показывает всё по порядку!
— По какому порядку? — спросил я. Ну почему я такой тупой?
— Это его детские воспоминания, Сыночек! Ребёнку все взрослые представляются великанами — папа с мамой, родня, гости…
— Ну не знаю, — сказал я. — Ничего такого не помню. И великанов не помню — меня в этом возрасте на закорках таскали то Мойстарик, то дядька… Так что я сам был тогда великан!
— Человек, — важно сказал Князь, — в принципе помнит всё. Вообще всё. До мелочей. Только он этого не знает…
— А зачем нам его уважаемое детство? — сказал я.
— Ну почему ты такой тупой? — сказал Князь. — Как нормальный человек пишет автобиографию? По порядку: родился, учился, женился, служил там-то и там-то… Вот и он так хочет…
— А почему тогда кошка с хвостом? — сказал я — больше-то крыть было нечем.
— Значит, там, откуда он родом, кошки с хвостами, — сказал терпеливый Князь. — У кошек же есть рудиментарный хвостик? Значит, когда-то был и полноценный хвост… Или будет… Или будет?
От этой ценной мысли глаза у поэта остекленели и упёрлись в одну точку. Зрелище было довольно страшное.
— Вот видишь, — сказал я, — какая у тебя в мозгах подвижка произошла. А если бы я тебя ещё и молотком приласкал? Ты бы вообще мировое открытие сделал! Лучше гвозди собери, кигикалка пандейская!
Это такая лесная птичка, гроза белых клопов. Клюв у неё — чисто пандейский носяра!
…Провозились мы с проводкой до вечера. Потом пересмотрели на сто рядов все записанные ментограммы. Вопросов только прибавилось.
Почему семья пациента живёт в натуральном дворце или музее? На обычное людское жилище что-то не похоже… Или он там у себя был наследником престола?
Почему в этом дворце-музее посуду (на вид весьма дорогую) после обеда не моют, а сгребают в какую-то стенную нишу? Почему туда же бросают одежду, отходя ко сну? У них что — каждый день новые тряпки?
Каким образом наш маленький герой оживляет свои игрушки? И кого они изображают? Местных божков и чудовищ? То огромные глаза и уши, то нос-указка… А вот вроде бы нормальная хонтийская лошадка, только чёрно-белые полосы у неё не вдоль туловища, а поперёк…
Одного только медведя, пожалуй, ещё можно узнать.
Ах, да, почему у одного из гостей совершенно чёрная кожа? Он болен или это игра природы?
От высоких размышлений нас оторвала воротившаяся коммерсантка Рыба.
На голове у неё красовалась какая-то немыслимая причёска, похожая на кремовую розу с торта.
Её новое красное платье было самым коротким в городе.
На руках и ногах нашей ведьмы звенели серебряные пандейские браслеты.
От Нолу Мирош слегка разило букетом разных вин.
Руки её оттягивали две громадных сумки.
— Разбирай гостинцы! — закричала она. — Гулять так гулять!
Мы с Князем жалобно переглянулись и в один голос заревели:
— А деньги?!!!
— Наживём! — воскликнула Рыба, чем и посрамила нас, маловерных скупердяев.
В сумках содержался весь ассортимент чёрного рынка. Даже знаменитый кидонский ром…
Вот ведь странно — от Синего Союза и пригоршни праха не осталось, а кидонские товары откуда-то берутся…
Эх, Рыба, Рыба! А я-то тебя за Мойстарика прочил! Да он такую транжиру и мотовку и на порог не пустил бы!
В общем, вы поняли. Наш человек Рыба.
Старый фильм и новые чудеса
Ну и нажрались мы!
Причём не в смысле напились, а именно нажрались. Ибо опьянеть при таком количестве закуси было практически невозможно.
Не сказать, чтобы у нас в Верхнем Бештоуне голодали. Просто еда, которую можно приготовить из продуктов по карточкам, очень однообразна. Что в рабочих лавках, что в военторге. Сытно, ничего не скажешь — так ведь солдата и горняка держать впроголодь не рекомендуется. Себе дороже.
Ну, по великим праздникам можно купить что-нибудь на рынке. Но и фермерские продукты какие-то слишком обычные и унылые. А Мойстарик известный экономщик.
Суп, каша, каша, суп. Овсяные лепёшки. Варёный свиной окорок. Иногда колбаса, но наши фермеры, как ни стараются, ни настоящей пандейской полукопчёной, ни кровяной сделать не могут. Видно, по ту сторону хребта другие травки.
А тут… Я сроду и названий-то таких не слышал. И фруктов таких не видел. А некоторых надписей на банках даже Князь не мог разобрать.
Приобрела Рыба всю эту благодать у проводника Гэри Очану, весьма скользкого типа. В его магазинчике на колёсах.
Последний вагон в любом товарном составе, как известно, предназначается для перевозки грязного металлолома — его стараются собирать по всей стране, чтобы снизить фон. Вагон освинцованный, отмеченный, ясен день, зелёным черепом. Никто не полезет лишний раз проверять. Хотя стоило бы: внутри там никакой не лом, а самая натуральная лавочка, и чего в ней только нет…
Но жратва — не самое главное.
Утром я первым делом полез в шкаф — как там она? Не похищена ли местными призраками? И не приснилась ли мне вообще?
Она — это настоящая кожаная куртка военного лётчика. Тёмно-коричневая. На молнии. Со множеством карманов. На шёлковой подкладке с потайными отделениями. С отстёгивающимся меховым воротником. Совсем новая, хоть и пошита, поди, до моего рождения. Лежала, родимая, на складе, никого не трогала, пока не дотянулись до неё длинные интендантские ручки.
Кожа мягкая, ласковая, хорошо выделанная, чем-то умащённая, коли не пересохла за все эти годы. На правом рукаве шеврон с эмблемой военно-воздушных сил — запрещённый имперский герб в обрамлении золотых крылышек. И отпороть шеврон нет никакой возможности — он не пришит, а словно бы вплавлен в кожу.
Вчера поддатый Князь объявил, что и не надо отпарывать. В правительстве, сказал он, давно уже идут разговоры о том, что следует восстановить имперскую символику, упразднённую сдуру и по горячке. Тем более, что этот герб возник ещё в те времена, когда наша маленькая Отчизна и не помышляла стать Империей.
— Старый герб, — сказал Князь, — это само совершенство. Он гениален. Он прост, ярок и понятен любому. Белый круг. В нижней его части — чёрная дуга, обозначающая контур Чаши Творца. И над Чашей — алый кружок, символизирующий Мировой Свет. Всё. Воспроизведёт даже ребёнок и даже по устному описанию… Правда, враги называли наш герб «Весёлый пьянчуга», но это от зависти. Береги подарок, Чаки, это тебе не кожимитовый новодел…
Да, о такой курточке наверняка мечтает любой парень в Стране Отцов. Особенно после фильма «Самый долгий полёт». Это первая лента, снятая после войны. Там кожанку носит старший пилот Нарди Тагари, которого играл незабвенный Кел-Сат Вески. Ясен день, этот пилот остался без работы, как сотни других воздушных бойцов. И вот возвращается он в свой родной городок вроде нашего, а у самого ни денег, ни профессии, ни хрена. Родителей унесла эпидемия, дом национализировали, поскольку считали, что пилот давно подох (слова гадины-мэра — а в каком фильме мэр не гадина?) Девушка его вышла замуж за интенданта — всё понятно. Власть в городке принадлежит бандитам, а бандитами руководят замаскированные выродки. И всякая сволочь к нему цепляется именно из-за шеврона. И Нарди Тагари снимает куртку и вешает в гостиничный шкаф. И горничная Лина спрашивает, почему он носит тёмные очки. А Нарди отвечает: «Чтобы Отчизне не было стыдно смотреть мне в глаза»…
Я этот фильм, ещё чёрно-белый, раз двадцать видел. И каждый раз плакал, как маленький, когда никто во всём городке так и не пришёл пилоту на помощь, и Нарди умирал на булыжной мостовой возле ратуши, а Лина пыталась его поднять и говорила, что из столицы примчалась Боевая Гвардия, что выродков повязали, что она ждёт ребёнка и жить они будут долго-долго… и ясно было, что она врёт. Но только она правильно врёт.
И последний кадр — имперский герб на шевроне, залитый кровью.
Короче, вы поняли.
Недавно этот фильм пересняли в цвете и с другими актёрами. Но смотреть его второй раз я не пойду даже под конвоем. Потому что вместо печального пилота там геройствовал мордастый отставной капрал Боевой Гвардии, который вовсе не помер в финале, а сам всех до одного выродков поубивал, получив лишь лёгкое касательное ранение в плечико. Жалко, что не сквозное в жопу. А у бедной Лины было такое огромное вымя, что аж противно. Всем всё ясно — и никаких тебе тёмных очков…