речь не о Казанцеве, в наших краях водятся звери и пострашнее… Думаешь, я не догадываюсь, чем вы здесь занимались? Одним только «янтарным бароном»? А как насчет его тестя, нынче покойного? А заодно и старшего зятя Ростислава? Их связи и деловые партнеры вас что, не интересовали? Вот и получилось, что копали под Казанцева, а задели куда более мощные интересы… А тут еще случаются события, которые вообще ни в какой расклад не вписываются, вроде той истории, что случилась со мной… Ах, мы такие все из себя крутые! За нами маячит здоровенный дядька МВД! У нас полтора миллиона штыков! Мы всех тут, мать-перемать…
Бушмин в сердцах махнул рукой.
— Вот и в Чечне так было, хотя сравнение, наверное, неуместно… Ладно, теперь уступаю трибуну тебе. Только не вещай мне лапшу на уши, ладно?
— Черт, я начинаю тебя бояться, — мрачно сказал Сотник. — Не зря, видать, даже в Москве заинтересовались твоей персоной… Теперь давай по делу. Дежурство с «явки» мы сняли…
— Я знаю, — перебил его Бушмин. — Пытался пару раз прозвонить из Литвы, я там шхерился, но безрезультатно. Была еще мыслишка позвонить тебе прямо на службу, но поостерегся, боялся вас с Белицким подставить…
— Это уже не твоя забота… Напрасно ты так себя повел. Те люди, что должны были встретиться с тобой, уехали восвояси. Решили, что сюда ты уже не вернешься. Полагали также, что ты можешь сам объявиться в Москве…
— Для этого нужно несколько границ пересечь. Нужны надежные документы. Иначе меня могут повязать прямо на границе.
— Хорошо, что ты сам до этого дотумкал… Ох как все с тобой непросто… Прими к сведению: твои данные внесены в базы данных погранцов и таможни.
— Меня объявили в розыск?
— По нашему ведомству — нет. Но к тебе проявляет интерес ФСБ, вернее, наше облуправление. Сейчас проводится служебное Расследование инцидента в поселке Дачный. Чекисты, по-видимому, хотели бы задать тебе несколько вопросов.
— Лучше не надо.
— Согласен. Пошли дальше… На тот случай, если ты все же объявишься и выйдешь именно на меня, я должен был свести тебя…
— С Белицким, — подсказал Бушмин.
— Человек этот в данный момент находится тоже в Москве, — уклончиво сказал Сотник. — Контактировать с кем-либо другим — категорически запрещено… Как только ты позвонил мне и попросил о встрече, я тут же дал сигнальчик наверх. Так что в Москве уже в курсе, что ты нашелся… Утром здесь появится группа «товарищей», и я сдам тебя им с рук на руки…
— Вот именно, что сдашь, — криво усмехнулся Бушмин. Сотник достал из кармана пиджака записную книжку, перелистнул ее, отыскивая чистую страничку, затем стал что-то на ней писать, одновременно поддерживая разговор:
— Я понимаю твои опасения, Андрей. Но я также понимаю, что без надежных документов, без денег и без «крыши» тебе сейчас не прожить. Все это ты можешь без труда получить с помощью моего ведомства, если только согласишься с нами сотрудничать. С учетом всех обстоятельств, тебе придется начать новую жизнь. Все, чем ты раньше занимался, — импровизация. Тебе чертовски везло, но вечно это продолжаться не может… Мое руководство гарантирует, что уголовное преследование в отношении тебя производиться не будет. Даже если ты кого-то убил в эти дни, скажем, в целях самозащиты, ни этот, ни какой-либо другой поступок такого рода в вину тебе поставлен быть не может. Короче, полная амнистия…
— Глупый, наверное, вопрос… Кто выступает гарантом нашей сделки? Твой начальник Белицкий? Или сам министр может поручиться, что вы не кинете меня, как это у нас получается сплошь и рядом?
Закончив писать, Сотник выдрал лист из записной книжки и передал его Бушмину.
— Здесь два московских телефона, плюс е-мейловский адрес в Интернете. Желательно, чтобы ты вызубрил это наизусть…
— Зачем мне это?
— Сам же говорил, «не дай бог», «могут шлепнуть через час-другой»… — Спохватившись, Сотник суеверно постучал по дереву. — Как бы не накаркать… Меня просили, если ты вдруг возникнешь на горизонте, передать тебе эти «реквизиты». Но я уверен, что завтра, максимум послезавтра…
В этот момент неожиданно запиликал сотовый телефон. Сотник сделал предупреждающий жест, затем, отойдя чуть в сторонку, стал с кем-то переговариваться.
Он отрывисто бросил в трубку пару-тройку реплик, после чего дал отбой. Вид у Сотника был встревоженный. Затем он стал переговариваться с кем-то по рации, причем происходило это уже в движении.
— Значит, так, Андрей, — скороговоркой сказал Сотник. — Вот же ситуевина… Надо смотаться в одно место, посмотреть, что там за дела… И тебя не могу оставить, потому как исчезнешь с концами, я ж тебя знаю… Значит, так… У меня две тачки, обе у центрального входа…
Они уже вышли на центральную аллею и торопливо, едва не сбиваясь на бег, двинулись к северным воротам парка.
— Товарища, что страхует тебя, с собой не бери! Решайся! Пан или пропал… Решился?! Ну тогда по коням!
Глава 10
Розанова вывернула на стол содержимое сумочки… Вот… Нашла… Газовый баллончик. Оч-чень грозное оружие! Теперь с этой пшикалкой, стало быть, она будет круговую оборону держать. Потому как другого оружия, кроме кухонных ножей и чугунной сковородки, в доме нет.
«Не паникуй… Главное, не открывай входную дверь…» А ведь еще есть дверь в предбаннике… Но замки — так себе… То ли дело в родительской квартире, там папа металлическую дверь установил в полуотсеке, да и в самой квартире двойная дубовая рама…
…Ни в коем случае нельзя отзываться на звонки, в том числе и по телефону. Пусть думают, что тебя нет дома… Куда подевалась? А может, к соседке пошла… «Что стучишься в дверь моя, видишь, дома нет никто…»
Звонки в дверь прекратились. На какое-то время воцарилась мертвая тишина. Может, соизволили убраться? Сотник сказал по телефону: «Держись, Лена, мы мигом». А потом связь с ним прервалась, как будто лезвием кто-то чикнул…
Постой, постой… Ну же, кулема, вспоминай, куда ты его спрятала? В тайнике, обнаруженном на «секретной базе» Розанова в Дачном, хранились не только тетради с последними его записями, но и еще кое-что… Об этой находке она Белицкому ничего не сказала, иначе наверняка бы отобрал. Присовокупила к тем вещам, что оставлены в память об отце. Мать тоже не в курсе, узнай она о подобной находке, заставила бы немедленно избавиться.
Ну же! Кажется, в один из картонных ящиков сунула… В какой именно? Туда, где собраны альбомы-складанки… На самое дно упрятала, чтобы «буся» случайно не обнаружила. Ага, вспомнила…
Может, зря она тревогу подняла? Напридумывала всякого-разного, нафантазировала… Себя до смерти напугала и людей от служебных забот оторвала. Правильный, наверное, поставил Вадим Петрович диагноз: невменяема…
Со стороны входной двери донеслись какие-то странные звуки. На слух это воспринималось как частые хлопки в ладоши. Несмелые аплодисменты, так и не перейдя в овацию, тут же оборвались; затем что-то звякнуло раз и другой; и напоследок раздался еще один хлопок — прозвучал он хотя и негромко, но плотно и упруго, так выходит хорошо притертая пробка из бутылки.
Лена испуганно затаилась в своем ненадежном укрытии. Напрягла слух до предела… Шестое чувство подсказало ей, что в квартире теперь она не одна.
Мужчина в кожанке и солнцезащитных очках на короткое время застыл посреди холла. Хотя в квартире царит полумрак, снимать очки он не стал. Зачем? Ему и так все видно. Широко раздувшиеся ноздри вобрали летучие запахи женского парфюма. На глаза попалась выпотрошенная сумочка, часть ее содержимого, включая газовый баллончик, валялась на полу.
Здесь она, здесь… Вот же сучка, затаилась где-то. Видно, заподозрила неладное, потому и дверь не стала отпирать… Зря только время потерял, когда топтался на площадке, прикрываясь букетиком… А времени, кстати, осталось в обрез. Так что некогда ему тут играться в жмурки…
Мягкий палас скрадывал звук шагов. Уютное гнездышко…
А где же его хозяйка?
Бегло осмотрел большую комнату. Мягкий уголок, стенка, картины развешаны там и сям, детские рисунки… Здесь ее нет.