– Я это уже понял, Борис Ефимыч. С чего начнем?
– Как обычно, с опроса. Ваш вечный спутник капитан Забелин здесь?
– Куда же ему деваться.
– Пока я сюда ехал, мне по мобильнику уже доложили ситуацию. Главный режиссер на месте. Надо собраться у него в кабинете со всем составом исполнителей, помрежем и начальниками цехов. Рабочие, мебельщики, осветители, а главное – реквизиторы. Костя Забелин очень хорошо и аккуратно ведет протокол. Я сегодня без дознавателя, вы тоже без укомплектованной бригады, судя по тому, что делается на сцене. Вот из этого и будем исходить.
– А меня вы хотите оставить на закуску? – спросил Трифонов.
– Нет, Александр Иваныч, я хотел бы вас попросить присутствовать при первом знакомстве с труппой театра. Вас сам Господь послал нам.
***
Кабинет главного режиссера, директора и владельца драматического театра «Триумф» в одном лице напоминал по своим размерам репетиционный зал.
Шесть окон, занавешенных темно-синими бархатными портьерами, сверкавшая паркетом центральная часть, вполне пригодная для постановочной площадки, мягкие стулья вдоль стен, увешанных портретами великих театральных деятелей всех поколений, и огромный дубовый стол в дальнем углу.
Как это ни странно, но за спиной руководителя висел портрет Президента, а не Станиславского.
Стулья перед столом отсутствовали, это подчеркивало, что с хозяином кабинета Всем приходилось разговаривать стоя.
Но может быть, такие занятые люди, как Грановский, не имели времени на душещипательные беседы и намеренно не позволяли расслабляться своим подчиненным?
В кабинете шел свойственный актерам импульсивный разговор на повышенных тонах, когда к ним присоединились следователь из прокуратуры Борис Судаков в сопровождении оперуполномоченного из МУРа Константина Забелина и пожилого человека в твидовом старомодном пиджаке и, похоже, в своем единственном галстуке, видавшем лучшие времена.
Грановский так и не понял, кто этот прихрамывающий лысоватый тип – то ли он свидетель, то ли следователь. В конце концов, большого значения это не имело, так как командовал парадом Судаков.
– Прошу извинить меня, господа. Вынужден вмешаться в вашу творческую, далекую от печальных будней жизнь. С этой минуты театр превратился в обычное место происшествия и вам придется смириться с некоторыми неудобствами, связанными с расследованием убийства одного, точнее одной, из ваших коллег. Приношу свои соболезнования, а сейчас имею ко всем огромную просьбу оказывать посильную помощь следствию. Чтобы работа не превратилась в диспут или стихийный митинг, нам надо организовать ее правильно. Мне очень хотелось бы оставить здесь руководителя театра – уважаемого Антона Викторовича и человека, который принес оружие в театр.
Кто-то хотел задать вопрос, но Грановский хлопнул в ладоши, и хлопок возымел силу волшебной палочки. Люди тихо встали и двинулись к дверям.
– Прошу никого не уходить и оставаться в приемной, мы опросим каждого по мере необходимости. И не стоит тратить время на беготню с третьего этажа вниз, потом наверх. Все входы и выходы блокированы милицией. Без моего указания никого из помещения не выпустят.
На одном из стульев осталась сидеть женщина с очень яркой внешностью. Возраст определить было невозможно из-за чрезмерного количества грима. Судаков спросил:
– Вы заняты в этом спектакле?
– Да, я играю мать героини.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Хмельницкая Ирина Аркадьевна.
Женщина сидела между третьим и четвертым окнами, по центру кабинета. Судаков взял стул и поставил его перед актрисой. Забелин достал блокнот и сел рядом с дамой. Трифонов скромно отдалился и устроился в стороне.
Главный режиссер оказался отрезанным от событий.
Главный режиссер оказался отрезанным от событий. От группы его отделяло метров семь – восемь. Он тут же почувствовал себя лишним в собственных владениях, что не могло длиться более одной минуты.
За несколько мгновений Грановский сократил расстояние и с деловым видом сел рядом со следователем.
– Уважаемая Ирина Аркадьевна, скажите, пожалуйста, это вы принесли револьвер в театр?
– Да, я. Мы его купили, – она кивнула на Грановского.
– Постарайтесь как можно подробнее рассказать, как он попал к вам в руки, а потом в театр.
Женщина выглядела очень устало и испуганно. Она то и дело косилась на своего руководителя и немного жеманничала, что не соответствовало ее внешности, – обычно подобные ей женщины чувствуют себя достаточно уверенно и отлично знают себе цену. Похоже, она примеряла на себя новый образ и показывала режиссеру, что способна на любые роли, далекие от ее амплуа.
– С Нелли Васильевной я познакомилась в августе. Я возвращалась с курорта в Москву, а она села на поезд не то в Курске, не то в Орле. Мы ехали в одном купе. Разговорились, познакомились. Очень обстоятельная, милая старушенция из старой гвардии интеллигентов, уцелевших от сталинских репрессий. Живет одна на Сивцевом Вражке в однокомнатной квартире. Вдова. Очень нуждается. Узнав, что я актриса, пригласила меня к себе на чай. Сказала, будто у нее очень много всякого старья, пригодного для реквизита. С ее гардеробом можно ставить Островского. Она готова продать нам большую часть за сущие гроши. Я не равнодушна к антиквариату и буквально через пару дней позвонила ей. Она позвала на чай. У меня сложилось впечатление, будто я попала в прошлый век. Пару вазочек я у нее купила для себя и обещала поговорить с директором о платьях. Они выглядели слишком ветхими. А когда она рылась в комоде, я увидела этот пистолет. Он показался мне очень красивым и эффектным. Я ей сказала, что мы ставим детектив, и попросила продать его. Она не хотела – память о покойном муже. Я рассказала эту историю Антону Викторовичу, и он тоже загорелся. В итоге она согласилась.
– Еще бы! – гордо заявил Грановский. – Я выложил ей за эту штуковину пятьсот долларов.
– Не очень много, – тихо сказал Трифонов. – Настоящий коллекционер выложил бы не задумываясь не меньше трех тысяч. Выгодный вклад капитала. А где вы взяли патроны?
– У Нелли Васильевны была коробка с патронами. Двадцать девять штук.
– Полная коробка? – переспросил Трифонов.
– Нет, одного патрона там не хватало.
– И что вы сделали с боевыми патронами?
– Да все очень просто, – влез в разговор Грановский. – Я пошел к нам в подвал. У меня здесь работают свои слесари, механики, даже сварщик есть. Слесарь удалил пули, высыпал порох, и в итоге остались только гильзы с капсюлями. Эффект выстрела сохранялся, но из ствола вылетало только пламя. Мы достигли необходимого эффекта. Меня ужасно раздражает, когда на сцене солидного театра с дорогой декорацией хорошие актеры стреляют из стартовых пистолетов. Грубая фальшивка, видная даже с галерки.
– Сколько выстрелов вы сделали?
– С сегодняшним шесть, – уверенно заявил режиссер. – Осталось двадцать три выстрела. Но слесарь обещал мне сделать к этим гильзам новые капсюли, и их можно будет менять. Главное, чтобы спектакль имел успех, а то патроны и не понадобятся. Но я думаю, пьеса выдержала экзамен. Билеты проданы на месяц вперед. Тут, конечно, заслуга автора имеет немаловажное значение. Его детективы издаются массовыми тиражами.
– Извините за невежество, а кто же написал пьесу?
– Петр Колодяжный, на сегодняшний день один из самых читаемых авторов. Вам, разумеется, известно, что он ваш коллега и работает на Петровке.