– И люди считают, что я ответствен за все это? Что я предал их?
– Если рассуждать логически, то так и выходит. И лишнее тому подтверждение – немцы вас не уничтожили. Ведь, как правило, они расстреливали каждого схваченного ими британского офицера, работавшего в горах в рядах Сопротивления.
– Но все это просто смешно, – возразил Ломакс.
– Но вы были тяжело ранены, может быть, находились в бреду. Как вы можете быть уверены? В таком состоянии человек иногда за себя не отвечает.
– Ни в коем случае, – упорствовал Ломакс. – Я не проговорился, святой отец, поверьте мне.
Старик вздохнул.
– Как мне ни тяжко, но, вижу, я должен это сказать. Полковник Штайнер не делал секрета из того факта, что вынудил вас дать всю необходимую ему информацию в обмен на жизнь.
Ломакс почувствовал, будто холодным ветром пахнуло ему в лицо.
– Но это не так, – запротестовал он. – Этого не могло быть. Я не сказал Штайнеру ни единого слова.
– А кто же тогда, капитан Ломакс? Ведь больше некому. А они были точно информированы обо всех. Включая меня.
Ломакс недоверчиво посмотрел на него:
– И они арестовали вас?
Отец Иоанн кротко улыбнулся:
– О да. Я тоже вкусил все прелести их концентрационного лагеря в Фончи.
Ломакс закрыл лицо руками.
– Все это становится похожим на пробуждение после ночного кошмара. А вы знаете, что Алексиас Павло только что пытался меня убить?
На лице старого священника отразилась боль:
– Так, значит, это уже началось? Но насилие рождает насилие. Вот чего я боюсь больше всего.
Ломакс нервно заходил по приделу церкви. Потом вдруг остановился, нахмурившись, глядя куда-то вдаль, и быстро обернулся.
– Но если бы я и в самом деле был виноват в этом ужасном преступлении, как вы думаете, осмелился ли я сунуться сюда снова, даже после семнадцати лет? Я знаю эти острова и живущий здесь народ. Как-никак четыре года провел с ним в горах. Они высоко чтят закон мести «око за око», и у них самая длинная память в мире.
– Это хороший довод, – ответил отец Иоанн. – Но можно возразить, что здешняя ситуация оказалась для вас неожиданной. Вы могли и не знать, к каким последствиям приведут ваши тогдашние поступки.
Ломакс смотрел на него, ощущая свою беспомощность, и вдруг слабость громадной волной охватила его. Он тяжело осел на пол, и плечи его опустились.
– Но что же мне теперь делать, ради всего святого?
Старый священник поднялся.
– Поверьте мне, сын мой. Я не держу обиды на вас, но боюсь той злобы, которая возникнет из-за вашего присутствия. Думаю, что для всех нас будет лучше, если вы покинете остров на том же пароходе, на котором приехали. У вас еще есть время.
Ломакс кивнул.
– Может быть, вы и правы.
Священник пробормотал благословение.
– Теперь я пойду. Мое присутствие на улицах может помочь предотвратить выражения насилия в момент, когда вы будете покидать нас.
Он прошел по приделу, а Ломакс остался сидеть, уронив голову на руки. Он был в полной растерянности, разум затуманился, охваченный какой-то стихией, с которой он не мог совладать. Его покинули последние силы, и он прислонил голову к колонне.
В это время кто-то вбежал в церковь, и после небольшой паузы он услышал, как шаги зазвучали уже по каменным плитам самого придела, где он сидел.
Прежде всего его удивил запах духов, странный и какой-то чужеродный в таком месте, словно аромат сирени после дождя, он защекотал его ноздри и заставил резко поднять голову.
Перед ним в полутьме стояла молодая женщина, с повязанным на крестьянский манер шарфом на голове. Она молча смотрела на него, тяжело дыша, будто долго бежала сюда.
У него сразу же пересохло во рту, и внутри шевельнулся какой-то страх, потому что то, что он видел, было совершенно невозможно.
– Катина! – хрипло вырвалось у него. – Маленькая Катина Павло!
Она подошла ближе и, протянув руку, коснулась его щеки. В отблеске свечей лицо красивой зрелой женщины светилось. Ему казалось, что ожило прошлое.
– А немцы сказали, что вы умерли, – проговорила она. – Что судно, на котором вас отправили на Крит, затонуло.
Он кивнул.
– Так оно и было, но меня вытащили.
Она села рядом с ним так близко, что он мог ощущать тепло ее бедра сквозь мягкую ткань платья.
– Я покупала продукты в магазине и случайно услышала, что на пароходе из Афин приехали вы. Я никак не могла поверить и всю дорогу бежала.
На ее лбу выступила испарина, и он, вытащив носовой платок, нежно вытер ее.
– Вредно бегать под таким палящим солнцем.
Она чуть улыбнулась.
– Прошло семнадцать лет, а вы все считаете меня ребенком.
– Мгновение назад мое сердце встрепенулось оттого, что я увидел тебя той, прежней, но это была только злая шутка света от свечей.
– Я так мало изменилась?
– Только стала еще более красивой.
Ее носик вздернулся, и что-то загорелось в ее темных глазах.
– Без сомнения, вы самый галантный мужчина, которого я когда-либо встречала.
На какой-то момент время утратило свою силу и прошлое слилось с настоящим. Им показалось, что они когда-то уже сидели вот так, в церкви, в свете свечей, и что все вернулось на круги своя.
Он нежно взял ее за руку:
– А как ты узнала, что я здесь?
– Мне сказал сержант Китрос. – Она немного поколебалась. – Я слышала, что произошло в «Кораблике». И вы должны извинить моего дядю. Он столько лет жил с этой душевной болью, что мне иногда кажется, он не в своем уме.
– И он считает, что во всем виноват я?
Она печально кивнула.
– Боюсь, что да.
– Так же, как и все здесь, включая отца Иоанна. Но только не ты, почему?
– Потому что точно знаю, вы жертвовали собой за наш народ, – спокойно ответила она.
Он рассмеялся хриплым и неестественным смехом.
– Ты попробуй это сказать Алексиасу и его парням и посмотри, что из этого выйдет.
– А я уже говорила, – просто сказала она. – Уже давно, но только один человек поверил мне.
Он нахмурился.
– И кто же это был?
– Оливер Ван Хорн.
–Мне еще в Афинах говорили, что он остался здесь после войны. Я надеялся повидать его. Он все еще живет на вилле за городом?
– Я веду его хозяйство.
Его брови от неожиданности поползли кверху.
– Ты никогда не была замужем?
Она покачала головой.
– Никогда.
– Ему теперь около шестидесяти, – медленно проговорил он.
Правый уголок ее губ слегка дрогнул, и глаза заблестели:
– Мы не живем вместе, если это беспокоит вас.
– Это не мое дело, – ответил он, но улыбнулся в первый раз, и она ответила тем же. – А как местные люди относятся к нему? Для них он прежде всего англичанин.
– Но только не для жителей нашего острова. Он страдал вместе со всеми, его тоже арестовали.
Ломакс нахмурился от вдруг пришедшей к нему мысли:
– А ты, Катина? Что случилось с тобой?
Она пожала плечами:
– Они взяли меня со всеми остальными.
– В концлагерь Фончи?
Она покачала головой.
– Нет, в другой, но они все одинаковы.
Наклонившись, она коснулась его лица.
– А вы постарели. И сильно. Мне кажется, вы были очень несчастливы.
Он пожал плечами.
– Семнадцать лет большой срок.
– Вы женаты?
Он немного поколебался, а решившись, сам удивился тому, как теперь это стало просто, будто он говорил о каком-то дальнем родственнике или случайном товарище, который не представляет для него важности.
– У меня были жена и маленькая дочка. Обе погибли в автомобильной катастрофе в Пасадене пять лет назад. Ее вздох эхом отозвался в темноте.
– Я знала, что что-то было, но не была уверена. Видела это по глазам. – Взяв его руки, она крепко сжала их. – А теперь скажите, зачем вы вернулись сюда?
– Когда отец Иоанн задал мне тот же вопрос, я сказал, что ищу себя прежнего, жившего здесь на островах так много лет назад. Но теперь я не знаю, что и ответить.
– Здесь есть какая-то более глубокая причина. Разве я не права?
– Кто знает? – засомневался он. – Ван Хорн как-то сказал мне, что жизнь – это действие и страсть. Если это так, то мне за все время почти не досталось ни того, ни другого. Может быть, я надеялся вернуть себе хоть часть того, чего был лишен.
– И что же вы собираетесь теперь делать? Уехать?
– Вот этого они все и хотят от меня. Алексиас пригрозил, что ни за что не отвечает, если я останусь.
Она посмотрела на часы.
– У вас всего лишь двадцать минут на принятие решения.
– А что хотела бы ты, чтобы я сделал?
Она задумалась.
– Не мое дело вам указывать. Только вы сами должны все решить.
Она начала было подниматься, но он взял ее за руку и нахмурился, поняв, что по какой-то странной причине он обрел точку опоры, вокруг которой теперь будут вращаться все события.
– А ты хочешь, чтобы я остался?
– Это потребует смелости. Очень большой смелости.
Он вдруг улыбнулся.
– Но я отдал тебе свою смелость еще тогда, давно, ты помнишь?
Она кивнула и с серьезным лицом произнесла:
– Помню.
Какое-то время они сидели, глядя друг на друга, а потом она нежно высвободила руку и встала.
– Одну секунду.
Он смотрел, как она, подойдя к алтарю, опустилась на одно колено, потом, встав, выбрала две свечки и поставила их под статуей Святой Екатерины. Но только когда она зажгла их, он понял, для кого они предназначены, и комок подступил к его горлу.
Он поднялся со скамьи и словно слепой побрел в полутьме к выходу.
Глава 4
Бронзовый Ахилл
Снаружи, на площади, было очень жарко, и он остановился в тени крыльца и в ожидании ее закурил сигарету.
Напротив из дверей отеля вышла Анна с ведерком и тряпкой и собралась было протереть столики, но, увидев его, поспешно скрылась.
Все кругом было тихо и пустынно, тени стали темнее и длиннее, как это бывает во второй половине дня, и ничто не двигалось. С зажженной сигаретой в руке он смотрел на безлюдную площадь и неожиданно поймал себя на мысли, что ожидает, как вот-вот что-то произойдет.
Сзади послышалось легкое движение, и он обернулся. Катина грустно смотрела на него.
Он мягко улыбнулся.
– Это было так давно.
Вдруг на ее глазах показались слезы, и он, обняв ее за плечи, притянул к себе. Они постояли так немного в тени крыльца, а потом она, вздохнув, оттолкнула его.
– Мы должны идти. Если вы хотите успеть на пароход, надо спешить.
Он последовал за ней, находясь в полном смятении. И в этот момент на площадь, направляясь к набережной, выбежал Янни.
Его одежда была вся в лохмотьях и покрыта пылью, а лицо залито слезами. Он безутешно рыдал, держа на руках свою собачку. Катина первой бросилась ему наперерез, и когда Ломакс подошел к ним, она уже стояла на коленях перед мальчиком.
– Что такое, Янни? Что случилось?
Он протянул им собачку. Ее голова болталась из стороны в сторону на явно переломленной шее и на морде запеклась пена.
– Это Димитрий, – лепетал сквозь слезы он. – Димитрий убил ее.
– Но почему? – вскричала Катина.
– Потому что я помогал мистеру Ломаксу, – рыдая, ответил Янни. – Потому что я помогал мистеру Ломаксу!
Ярость всепоглощающим пламенем охватила его, и он бросился вперед. Увидев это, Катина закричала:
– Хью!
Он обернулся, его лицо было бледное, как бумага, а глаза темные, как у человека, решившегося на все.
– Будь осторожен, – крикнула она. – Он уже сидел в тюрьме два года за убийство. Когда он накурится гашиша, то вообще не понимает, что делает.
Повернувшись, он быстро прошел через площадь, но, войдя в улочку, побежал. Обливаясь потом, он выскочил на набережную, и люди с любопытством оглядывались на него.
На этот раз из дверей «Кораблика» не слышалось музыки, и он сразу же спустился по ступеням и остановился в дверях.
Среди дюжины мужчин, выпивавших здесь сейчас, не было ни одного из тех, кто был в тот раз. А за стойкой стоял один из тех, кто тогда держал его за руки на столе перед Алексиасом. Он как раз в этот момент наливал вино в стакан и замер от неожиданности.
Все головы повернулись к вошедшему, и Ломакс, быстро оглядев всех, шагнул к бару.
– Я ищу Димитрия.
Бармен пожал плечами:
– А почему ты меня спрашиваешь? Я за ним не слежу.
И взяв стакан, начал протирать его влажным полотенцем, а Ломакс медленно повернулся и пересек комнату.
Бузуки Димитрия стояла около стула, там, где он ее оставил. Ломакс взял ее и одним сильным движением разбил о стену в кусочки.
Он повернулся лицом к мужчинам, но ни один из них даже не шелохнулся.
– Я спрашивал о Димитрии, – спокойно произнес он.
Еще какое-то мгновение все молча смотрели на него, а потом старик с седыми волосами и прокуренными до коричневого цвета усами сказал:
– Он на пристани, ждет вашего отъезда.
Ломакс, снова выйдя на зной, перешел дорогу и побежал к пристани.
Пароход был почти готов к отходу, и Пападемос на мостике, свесившись в открытое окно, выкрикивал команды матросам на пирсе, которые уже начали ослаблять причальные канаты.
Примерно две дюжины людей толпились здесь маленькими группками. Алексиас с сигарой в зубах стоял, опершись на столб, а маленький Николи с изуродованным лицом терся рядом с ним.
Этот Николи и увидел Ломакса первым, дернул громадного человека за рукав, в ответ Алексиас что-то быстро проговорил, и все головы повернулись к англичанину.
Половину из них составляли молодые лоботрясы с набережной, разодетые в яркие пестрые рубахи, с аккуратно уложенными на воротники кудрявыми длинными волосами. Такой тип людей встречается в любой части света. Молодые злобные звери, которые только и жаждут увидеть насилие.
Один из них отпустил острое словечко, и все рассмеялись. Тут Ломакс рассмотрел, за ними Димитрия. Опираясь на лебедку, с сигаретой в зубах, он поигрывал ножом, водя им по куску дерева.
Как только Ломакс приблизился, толпа расступилась, и он остановился в двух футах от Димитрия. А игрок на бузуки что-то напевал про себя, даже не удосужившись поднять голову.
Алексиас выступил вперед, рядом с ним держался Николи.
– Не время лезть в драку, Ломакс. Пароход уходит через пять минут.
Ломакс очень медленно обернулся и презрительно посмотрел на него.
– Если я захочу услышать что-нибудь от тебя, я дам тебе знать. Когда-то ты был мужчиной, а теперь...
Когда он отвернулся, Димитрий протянул руку вниз, к мостовой, за деревянной палкой, но Ломакс ударом ноги отбросил ее в сторону.
Димитрий медленно поднял голову. Его глаза побелели от злости, а зрачки стали маленькими, как булавочные головки. Он все еще напевал, но на его скулах уже нервно задергались желваки.
– С детьми и собаками ты вполне мужчина, – проговорил Ломакс четко, чтобы все слышали. – А как насчет того, чтобы попробовать с кем-нибудь, кто больше подходит тебе по росту?
Всего одно мгновение игрок на бузуки оставался в прежней позе, лениво опираясь на лебедку. А уже в следующий миг он кинулся вперед, и поднятый нож в его руке засверкал на солнце, словно расплавленное серебро.
Ломакс без труда мог сломать ему руку, но лишь рубанул по ней краем ладони. Димитрий, завопив, выронил нож, и Ломакс ногой сбросил его в воду.
Он был абсолютно спокоен и не испытывал ни малейшего страха. Казалось, что его место занял другой, более молодой человек, владевший приемами на уровне рефлексов.
Друзья Димитрия угрожающе зашумели, но он поднял руку и покачал головой. А когда он заговорил, казалось, что его голос доносился откуда-то издалека.
– Я сломаю ему шею так же легко, как собаке.
На корабле приостановилась всякая работа, и все с интересом ожидали развязки. Слегка повернувшись, Ломакс увидел, как люди бегут сюда по набережной, а потом из боковой улочки выехал на набережную старенький джип. Он затормозил, и из него выскочили Катина и Янни.