Когда же, спустя несколько часов, я проснулся от мягкого прикосновения к моей щеке теплой и чуть влажной маленькой женской ладони, когда мой взгляд встретился со взглядом близкого и дорогого мне человека – тогда я уже знал точно, чего именно мне так сильно не хватало все эти долгие беспощадные годы службы в спецназе.
– Вика? – чуть слышно спросил я, словно боясь нарушить чистоту наступившего момента.
– Да?.. Тебе снова снились кошмары, Владик? Милый мой, несчастный солдатик…
– Вика, ты не знаешь, где находится ближайший к госпиталю храм?
– Храм? – с чуть заметной улыбкой переспросила она. – А ты взгляни в окно.
Я сел на кровати и медленно повернулся к на две трети затянутому морозными узорами окну палаты. И увидел, как в робких лучах зимнего солнца сусальным золотом сверкнули купола храма. Я столько раз за последние две недели смотрел в эти стекла и – не видел его! Удивительно, каким я был слепцом!
– Спасибо тебе!.. – Я нащупал ладонь стоящей рядом Вики и прижал ее к губам.
– За что? – удивленно спросила она.
– За все. За то, что ты есть!
Глава 3
С того самого декабрьского утра моя жизнь в корне изменилась. Моя душа словно родилась заново. После перерыва в десять с лишним лет я снова стал замечать красоту природы и получать удовольствие от общения с людьми. Я любил Вику и уже не мог себе представить, что когда-то существовал без ручейков ее шелковистых пепельных волос, без ее милого, ласкового смеха… Это счастье подкреплялось вошедшей в мою жизнь верой. Настоятель храма Святой Троицы стал для нас с Викой не просто духовным наставником, с которым мы часто встречались и разговаривали, а, если так можно сказать, вторым отцом. Спустя несколько месяцев после моей выписки из военного госпиталя мы с Викой обвенчались, и отец Сергий, одарив нас крестным знамением, объявил нас мужем и женой. А еще через месяц Вика сообщила, что у нас будет сын… Она так и сказала – «сын», а не «ребенок». Она была уверена, что родится именно мальчик, и постоянно говорила:
«Я хочу, чтобы у меня был еще один Владик. Такой же большой, сильный и добрый, как его папа!.. Тогда мне ничего в этой жизни уже не будет страшно…» Это было в конце весны. А в июле случилось событие, для определения которого я до сих пор не могу подобрать подходящего слова. Впрочем, нет. Одно, кажется, есть – «апокалипсис».
В тот вечер я находился дома, в нашей маленькой однокомнатной квартирке на улице Чапаева, в которой когда-то, до моего поступления в военное училище, мы жили вдвоем с матерью. Она умерла от рака, когда я заканчивал училище… Я ждал, когда Вика вернется домой после вечерних лекций в медицинском институте.
Некоторое время назад она поступила на подготовительные курсы, твердо желая получить профессию детского врача. Даже предстоящее материнство и связанные с этим хлопоты не останавливали ее.
Обычно она возвращалась с занятий где-то около десяти, однако в тот вечер стрелки часов показывали уже первый час ночи, а Вики все еще не было.
Терзаемый недобрыми предчувствиями, я снял телефонную трубку и набрал номер общежития медперсонала. Уехав в Ленинград от спившихся родителей-алкашей, доживающих свой век в далекой уральской деревушке. Вика поступила в медицинское училище при военном госпитале и жила в общежитии несколько лет до нашего с ней знакомства. Там остались люди, с которыми ее слишком много связывало, чтобы, переехав, забыть про их существование. Время от времени она заходила в общежитие навестить подруг, но обычно при этом звонила и предупреждала меня, где находится. Сегодня телефон молчал.
– Общежитие, – сухо ответили мне на том конце линии.
– Добрый вечер, – скороговоркой выпалил я. – Татьяна Петровна, это Владислав Аверин звонит.
Вика к вам сегодня не заходила?
– Здравствуй, Владик, – в голосе пожилой комендантши сразу же появились теплые нотки. – Нет, не видела. А что, ее до сих пор нет дома? – обеспокоенно встрепенулась Татьяна Петровна.
– В том-то и дело… А вы не могли бы спросить у девочек, может, они что знают? – спросил я первое, что пришло мне на ум, хотя сам прекрасно понимал, что некуда идти Вике в столь поздний час, кроме как домой или в гости к подругам, поскольку больше во всем городе у нее не было других знакомых.
– Ой, Господи! – не на шутку разволновалась старушка. – Ты подожди, хорошо, я сейчас поинтересуюсь. Боже мой! – Я услышал, как громко стукнула брошенная на стол трубка и как где-то вдали раздался громкий голос комендантши.
Одновременно с ним словно паровой молот застучало мое встревоженное сердце. Я уже чувствовал его удары в голове, в ногах, в пальцах, крепко сжимающих хрупкую пластмассу телефонной трубки. Только бы ничего не случилось… Вот сейчас щелкнет замок на входной двери и она войдет… Нет, вот сейчас… Через минуту…
– Алло, Владик, ты слышишь меня? – донесся до меня голос комендантши. – Лида, ну, та, что вместе с Викой на курсы в институт ходит, сказала, что после занятий Вика попрощалась с ней и сказала, что едет домой. Но только Лидка вот уже почитай два часа как вернулась. Такие дела, миленький. Даже не знаю, что и делать… А может, ей где плохо стало по дороге, а? – подбросила версию Татьяна Петровна. – Дитя носить-это такое дело, всякое может случиться! То здесь заболит, то там кольнет, а то вообще – перед глазами все плавает. У всех по-разному бывает… Я вон, когда своих сыновей носила… – начала было рассказывать старушка комендантша, но вовремя сообразила, что в данной ситуации история ее многочисленных беременностей вряд ли кого заинтересует. – Хочешь, я сейчас во все больницы прозвоню, спрошу, что и как?
– Спасибо, я сам, – ответил я, уже опуская трубку на рычаг. – Если что, я обязательно позвоню.
В течение следующего часа я обзванивал медицинские учреждения Ленинграда, адреса которых нашел в справочнике. Неожиданно страницы как бы случайно перевернулись, и я заметил промелькнувшее название: «морги». По телу будто бы прошла ледяная волна. Нет, я ни за что не стану звонить по этим номерам. Такое просто невероятно… Но время шло, список больниц, госпиталей и роддомов завершился, а про Вику нигде ничего не знали.
Едва я опустил трубку на рычаг, как телефон вдруг взорвался показавшейся неимоверно громкой в тишине ночи пронзительной трелью.
– Вика?! – прокричал я, прижав трубку к уху. – Вика, ты где?!
На другом конце линии кто-то тихо откашлялся. Потом вздохнул и холодным, неприятно-официальным тоном поинтересовался:
– Прошу прощения, я могу говорить с Владиславом Александровичем Авериным?
– Да-да! Слушаю вас.
– Владислав Александрович! Моя фамилия Шевлягин, я инспектор уголовного розыска вашего района – Говорящий со мной мужчина с трудом подбирал необходимые слова. – Даже не знаю, как вам и сказать… В общем… ваша жена, Виктория Аверина, час назад обнаружена мертвой в Покровском парке… Вы меня слышите, Владислав Александрович?.. Ее убили. Предположительно – тот самый маньяк, который за последние полгода убил уже пятерых женщин в Ленинграде и еще одну – в Гатчине… Владислав Александрович, я понимаю ваше горе, но мы делаем все от нас зависящее, чтобы этот ублюдок был пойман. У нас уже есть его приметы…
Если вам не трудно, если сможете, то приезжайте сейчас… – и Шевля-гин назвал адрес, по которому мне следовало явиться для опознания Вики и дачи показаний.
С этой минуты в моей жизни и наступил апокалипсис.
В течение следующих нескольких недель город был взбудоражен «делом потрошителя».