«Святую Анну», эту белоснежную красавицу морского класса, на которой, не стесняя друг друга, могли разместиться человек пятнадцать, Китаец увидел сразу, как только закончился пляжный забор. В этом месте было достаточно глубоко: когда-то здесь разгружались баржи, привозившие для нужд города песок, щебень и доломит, поэтому яхта с ее огромным килем смогла пришвартоваться к самому берегу. Рубка слегка выступала над палубой и была отделана темным полированным деревом. Обводы корпуса своим изяществом напоминали дельфиньи. Спущенные паруса шевелил легкий ветерок, и от этого яхта напоминала большую белую птицу, собиравшуюся взлететь.
Горевшие на «Святой Анне» огни говорили, что она обитаема, это же подтверждал молодой парень в шортах до колен, сидевший на борту, рядом со спущенным трапом. Рядом с ним стояла пол-литровая банка «Туборга».
Китаец закурил и, освещаемый светом фонарей, стоявших вдоль дороги, вышел из машины.
– Привет, – подошел он к трапу и окликнул матроса, который тоже дымил сигаретой.
Парень оказался маловоспитанным субъектом, поэтому молча продолжал курить, глядя куда-то мимо Китайца.
– Эй, – Китайцу пришлось повысить голос, – ты случаем не глухой?
– Чего тебе? – Матрос покосился на танинский «Массо», словно пытаясь по машине определить, что из себя представляет ее владелец, плюнул в воду и перевел взгляд на Китайца.
Судя по презрительной мине на его помятой физиономии, тачка на него особого впечатления не произвела, а может, ему вообще все было по фигу.
– Хочу познакомиться с твоим капитаном. – Китаец направился к трапу. – Он здесь?
Матрос торопливо хлебнул пива из банки и, вскочив, преградил дорогу с другой стороны трапа.
– Михалыча нет! – крикнул он, вынимая из кармана нож, из которого, звучно щелкнув, выскочило длинное узкое лезвие, сверкнувшее в свете фонаря. – И вообще, двигай отсюда.
– Ох, какой ты горячий, однако. – Китаец сделал вид, что испугался, и остановился на трапе в нескольких шагах от борта.
У него было неплохое настроение, и применять силу ему не хотелось. Из каюты доносились громкие звуки какой-то попсы, из этого Танин заключил, что Анатолий Михайлович просто-напросто отдыхает по-своему. Он решил действовать методом убеждения.
– Слушай, парень, не знаю как тебя, – спокойно произнес Китаец, держа сигарету в руке, – а вдруг ты ошибаешься? Что, если Анатолий Михайлович на яхте, а ты его просто не заметил? Сгоняй-ка посмотри, а я тебя здесь подожду.
– Сказано тебе, Михалыча нет, – поигрывая ножом, сквозь зубы процедил матрос. – Вали отсюда, пока я тебя не продырявил!
Он, очевидно, решил, что такая манера разговаривать должна быть очень устрашающей. Возможно, что он долго репетировал перед зеркалом.
– Что ж ты такой упрямый-то. – Китаец сделал шаг вверх по трапу. – А вдруг Михалыч ждет меня, а ты чинишь мне здесь препятствия? Предупреждаю: я все равно увижусь с твоим капитаном, хочешь ты этого или нет. Так что лучше давай договоримся по-хорошему.
– Может, и увидишься, – так же громко сказал парень, – только не сегодня.
– Это еще почему? – удивился Китаец, приближаясь к борту. – Я же знаю, что он на судне.
– Это тебя не касается, – после минутной заминки с презрительной интонацией произнес матрос, допил пиво и бросил банку за борт. – Слишком ты любопытный. Для тебя его нет, и баста.
Он криво усмехнулся, выставляя нож вперед.
– Ну ладно, – вздохнул Китаец, – я хотел по-доброму.
– Да пошел…
Договорить парень не успел. Его голые пятки сверкнули в воздухе, и он полетел в воду следом за ножом. Китаец посмотрел с трапа вниз на бултыхавшегося и матерившегося в воде матроса и двинулся к каюте.
С первого взгляда он понял, что жизнь на яхте бурная. Кругом перекатывались пустые бутылки, валялись окурки и предметы женского и мужского туалета. Не доходя несколько метров до дверей каюты, откуда доносилась музыка, Китаец остановился и посмотрел на дорогу.
Мягко шурша шинами, к трапу подъехал и замер, сверкая хромом, черный «Кадиллак». Он невольно привлекал к себе взгляд, был таким блестящим, словно отполированный постельный клоп, насосавшийся крови.
– Еще какие-то гости пожаловали, – вслух произнес Танин. – Может быть, те, о которых говорил матрос?
Парень, выбравшийся наконец на берег, выдал стандартную серию неформальной лексики; проведя ладонью по лицу, он стер воду и кинулся следом за Китайцем.
– Эй, Шуба, ты это куда? – Дверца «кадди» открылась, и оттуда вышел высокий кудрявый брюнет.
Следом за ним из салона выбрались две девицы в длинных платьях. Присмотревшись, Танин узнал в них томных красавиц из «Золотого рога». От их томности теперь не осталось и следа. Они стояли, переминаясь с ноги на ногу и нервно хихикая.
– Какой-то пидор забрался на яхту, – остановившись на трапе, ответил Шуба, тыча пальцем в сторону Китайца.
Он опять было рванул на палубу, но брюнет снова остановил его.
– Не торопись, – неприязненно произнес он. – Отгони машину на стоянку и посмотри за девочками, я сам разберусь.
Бросив злобный взгляд на Китайца, Шуба поплелся к машине, а брюнет бодрым шагом направился к яхте. Не став его поджидать, Танин открыл двери и вошел внутрь.
Убранство каюты наводило на мысль, что хозяин ее – человек разносторонний, которому одинаково близки как вечные истины, так и простые житейские слабости: стены украшали образы лукавых девушек, вырванные из «Плейбоя», и строгие лики святых. У изголовья висело чудовищных размеров распятие.
На большой лежанке на зеленом шелковом покрывале, утопая в подушках, возлежал крупный бородатый мужчина с массивной золотой цепью на шее и в просторных трусах с красной надписью, копировавшей название яхты. На носу у него красовались большие темные очки, на руке – печатка с бриллиантами. Рядом, на выступавшем из стены столике, стояли бутылка мартини, высокий стакан, в котором плавали кубики льда, лежали пачка сигарет и дорогая зажигалка.
– Здесь прикольно, как говорят тинейджеры, – улыбнулся Китаец, опускаясь на лавку напротив лежанки.
– Ты кто? – Мужчина взял со столика стакан и сделал несколько изрядных глотков.
– Танин, частный детектив, – представился Китаец.
– И чего же ты хочешь? – без тени беспокойства поинтересовался тот.
– Поговорить, – просто сказал Китаец, – если ты Анатолий Михайлович.
– Легко. – Анатолий Михайлович принял сидячее положение, скрестив ноги. – И зови меня просто Михалыч. Мартини будешь?
Китаец собирался сказать, что предпочитает более крепкие напитки, но в это время в каюту вошел человек из «Кадиллака». В левой руке он держал «беретту».
– Встать! Лицом к стене, – скомандовал он, направив дуло «беретты» на Танина.
– Яшка, погоди, – сделал останавливающий жест Михалыч. – Не видишь, мы разговариваем?
– Этот человек скинул Шубу за борт, – раздраженно вскрикнул вошедший. – К стене, я сказал! – Он чуть не ткнул стволом в лицо Китайцу.
– Туда ему и дорога, – буркнул Михалыч, – не будет пасть разевать. Спрячь пушку.
Яшка, подчинившись, сунул «беретту» в наплечную кобуру. Было видно, что делает он это без особого удовольствия. Оставив пиджак расстегнутым, он сделал пару шагов назад и замер.
– Девочки ждут, – напряженно глядя на шефа, сказал он после некоторого молчания.
– Подождут, – махнул рукой Михалыч, выуживая откуда-то еще один стакан, – иди, займись с ними.
– У него пистолет, – кивнул Яшка на Китайца.
Танин по достоинству оценил его наблюдательность: под пиджаком, сшитым по специальному заказу очень хорошим портным, заметить пистолет было совсем непросто. Да и вообще, держался Яшка так, что наметанный глаз Китайца сразу же распознал в нем человека, прошедшего хорошую школу боевой подготовки. Он был на полголовы выше Танина и на два десятка килограммов тяжелее, так что, случись схватка, Китайцу пришлось бы с ним нелегко.
– Ты ведь не собираешься в меня стрелять? – Михалыч снял очки и вопросительно посмотрел на Танина.
– Пока – нет, – пожал плечами Китаец.
– Вот видишь, он сказал: «пока», – недобро усмехнулся Яшка.
После недолгих препирательств сошлись на том, что на время разговора Танин отдаст «макаров» Яшке. Тот спрятал «пээм» в боковом кармане пиджака и вышел на палубу. Думая, с чего бы начать, Танин созерцал распятие.
– Он меня, между прочим, один раз спас, – сказал Михалыч, уважительно показав пальцем на господа нашего, Иисуса Христа. – Там так, значит, дело было: плыли мы как-то раз с моим другом по Волге. Ну, еще пару девушек взяли. Кто такие, где их мама родила – неизвестно. Только от берега отошли, и вдруг ка-а-ак нас тряханет! Бог-то, значит, со стены упал и прямо мне по лбу хрястнул. Я тогда и думаю: нет, Михалыч, это неспроста. Это тебя всевышний предупреждает, что что-то здесь не так. Ну, взяли мы и девок обратно на берег высадили. А потом, представляешь, мать честная, на борту капсулы с клофелином нашли! Слава богу, – тут Михалыч истово перекрестился, – вмазать еще не успели.