И в самом деле, мы попали на площадь, круглую, как арена цирка. В центре ее находился как бы островок с фонтаном, который увенчивала бронзовая фигура, стреляющая из лука. Мама сказала, что это Эрос, греческий бог любви. Островок со всех сторон обтекали автомашины, на фасадах домов, выходивших на Пиккадилли-серкас, несмотря на дневное время, уже бегали электрические огоньки реклам. Самой большой и яркой из них была красно-белая реклама кока-колы. На другом доме раскачивался маятник гигантских часов, которые оказались рекламой пива "Гиннес". Ну, и так далее.
Мы немного походили по этому самому "серкасу" и по ответвлявшейся от него улице Пиккадилли. Улица как улица. Слева - магазины и гостиницы, справа - магазины и гостиницы. Про Пиккадилли-улицу, в общем-то, и сказать нечего, кроме того, что она широкая и что народу на ней - как на улице Горького. Часто слышится неанглийская речь, видно, все туристы, как мы с мамой, первым делом спешат взглянуть на Пиккадилли.
- Витя, ты случайно не запомнил номер автобуса, которым мы приехали? - спросила мама.
- Нет.
- И я нет. Ничего, поступим просто. Перейдем на ту сторону и поедем по направлению к посольству, я помню, что мы все время ехали по прямой, никуда не сворачивая.
Мы "поступили просто", но приехали не на Кенсингтон, а в какой-то незнакомый нам район. Вместе с испугом ко мне пришла блестящая мысль:
- Мам, ты возьми и позвони папе из автомата, он с дядей Глебом за нами приедет.
- У меня нет его телефона, - упавшим голосом ответила мама. - Я еще не успела записать, только собиралась. Но ты, Витька, не бойся, сейчас мы что-нибудь придумаем.
Несмотря на эти бодрые заверения, вид у нее был несчастно-растерянный, как, наверное, и у меня; потому, конечно, к нам и подошел двухметровый полицейский или, как говорят англичане, "коп". Подошел и пробасил из-под своего шлема-купола:
- Кэн ай хелп ю? (Могу ли я чем-то помочь?)
Я на всякий случай спрятался за маму, а она, забывая от волнения английские слова, принялась втолковывать "копу", что мы из советского посольства, но не знаем, как туда добраться.
Великан вежливо ее выслушал и повторил за ней:
- Совиет эмбасси. Оллрайт, мэдам. - Вытянул руку и громыхнул на всю улицу: - Тэкси!
Подкатила черная высокая машина прямоугольных очертаний, как будто ее сделали сорок лет назад. Таксист протянул руку назад и открыл перед нами дверцу. "Коп" взял под козырек. Минут через двадцать мы высадились у белокаменного дома № 13. А оттуда, не заходя к папе, благополучно дошагали до Холланд-парка.
7. СТРАННЫЕ ЛИЧНОСТИ В ГАЙД-ПАРКЕ
Педеля до отъезда в лагерь - она же моя первая неделя на английской территории - прошла как-то суматошно и быстро. Утром мы с Вовкой и другими ребятами либо шли в Холланд-парк, либо с кем-то доезжали до посольства и потом до обеда гоняли в футбол на площадке в Кенсингтонском парке, прилегавшем к посольским домам.
Познакомиться с ребятами-соседями я познакомился, но как к другу я относился только к Вовке Тарасюку. И не потому, что ребята мне не понравились. Ребята как ребята. Дело тут во мне самом. Есть люди, которые считают другом и того, и другого, и третьего. Папа, например, часто повторяет: "Не имей сто рублей, а имей сто друзей". Но лично я сто друзей иметь не могу. В Москве у меня был Ленька, а все прочие так, приятели по школе или по двору. И в Лондоне так же: раз я привязался как к другу к Вовке, так уж с другими у меня могут быть лишь обыкновенные хорошие (или плохие) отношения.
Обычно после обеда мы с мамой совершали очередное автобусное путешествие. Теперь мы знали, куда и каким номером ехать: мама купила подробную карту Лондона с пояснениями и схемой автобусных маршрутов.
Добрались мы как-то до того самого замка Тауэр, куда английские короли заточали опасных и знатных врагов. Сначала-то это была не тюрьма, а королевское жилье. Замок построил для себя предводитель норманнов Вильгельм Завоеватель, прозванный так потому, что он завоевал Англию - девятьсот с лишним лет назад.
Мы погуляли по внутреннему двору Тауэра, осмотрели лобное место, где отрубили голову многим узникам - мужчинам и женщинам, зашли в подвал пыток, а потом спустились в специально построенное под землей хранилище королевских драгоценностей, запираемое дверями из стали полуметровой толщины. Там находятся, как у нас в Оружейной палате, короны, золотая посуда, усыпанная, как и короны, бриллиантами и изумрудами. Только в Кремле всего больше и экспонаты интереснее. Единственное, что меня по-настоящему заинтересовало, - это высшие английские ордена и одежда, с которой их надо надевать в парадных случаях. Одежда состояла из пышных мантий и коротких штанов с чулками до колен. Некоторые ордена назывались просто смешно: "орден Бани", "орден Подвязки".
Наконец я не выдержал и задал маме вопрос, интересовавший меня с самого начала осмотра: кого и где именно морят в Тауэре холодом и голодом в данный момент? Ведь королевских охранников в красной средневековой форме и с алебардами в руках по-прежнему в замке целый батальон.
Мама осмеяла меня за невежество, сказав, что это-то уж должен знать каждый школьник: Тауэр давным-давно служит просто музеем, а красномундирные гвардейцы, называемые "бифиторами", не столько охраняют, сколько создают "средневековый колорит".
Обошли мы с мамой и знаменитый Гайд-парк. В нем нет никаких аттракционов, в нем просто гуляют или катаются верхом на лошадях - их дают напрокат.
Маме все хотелось отыскать какой-то "уголок ораторов". На карте она нашла "Гайд-парк корнер", то есть именно "уголок", но там никаких ораторов не обнаружилось. Мы опять взялись за карту, и вдруг около нас неизвестно откуда появился заросший седой щетиной неопрятный субъект. Ботинки он почему-то держал под мышкой, завернув их в газету, и вроде бы пританцовывал босыми ступнями на гаревой дорожке. Не то улыбнувшись странным образом, не то просто дернув конвульсивно щекой, он обратился к маме:
- По-русски, значит, спикаете?
"Спик" по-английски означает "говорить", но почему этот неприятный старик выразился так странно? И почему он уставился на маму своими белесыми, не совсем нормальными глазами?
А он, не дожидаясь маминого ответа, продолжал визгливо:
- Прибыли, значит, в Британское королевство, а сникаете по-своему, по-советскому? И здесь, значит, православным людям от вас спасения нету?
- Что вам нужно? - громко перебила мама, беря меня за руку.
Прохожие начали замедлять около нас шаг, но противный старикашка ничего не замечал.
- Что мне угодно-с? Что мне угодно, вы интересуетесь? Мне угодно, чтобы вы все сгорели в геенне огненной. Дотла! Жаль, что Гитлер не успел всех вас, проклятых, перевести в своих душегубках!
Он разинул беззубый черный рот и не захохотал, а вроде бы закаркал. Я вырвал руку и загородил собой маму: мне показалось, что он сейчас на нее набросится. Тут к нам твердым шагом подошел высокий англичанин и, коснувшись правой рукой шляпы, осведомился у мамы:
- Ю нид хелп, мэдам? (Вам нужна помощь, мадам?)
Старик как-то съежился, хихикнул, по-военному отдал честь сурово смотревшему на него англичанину и бочком, бочком заковылял от нас, бормоча:
- Ничего, ваше благородие... это ничего... никаких претензий...
Англичанин дождался, пока он не удалился на приличное расстояние, опять дотронулся до шляпы, улыбнулся и пошагал дальше своей дорогой.
- Уф! - облегченно вздохнула мама. - Вот ведь гнусный старикашка! Небось какой-нибудь бывший полицай фашистский. Если не хуже.