И протянул ей Володино домашнее сочинение.
- Прочтите...
- Что это? - с озорным любопытством спросила она, словно ожидала какого-то розыгрыша.
- Это письмо. Прочтите...
- Хорошо! Только поднимемся к нам, - предложила она. - А то здесь темно.
- Нет, лучше тут... - ответил ей Дима.
Его голос насторожил ее. Она раскрыла чемоданчик и достала очки.
"Лишь бы никто не вошел и це помешал ей! - думал Дима. - Лишь бы никто!.."
Он даже привалился спиной к двери, готовый задержать непрошеного жильца.
Она сняла очки... Белая шапочка уже не так молодила ее.
Она медленно пошла вверх по лестнице, забыв, что в доме есть лифт.
- Скажите, пожалуйста... - срывающимся голосом крикнул вдогонку Дима. Вы любили его?
Она обернулась.
- Вы любили его? - почти шепотом, изумляясь собственной храбрости, повторил он.
- Я любила его, - ответила она. Сделала несколько шагов, вновь обернулась и добавила: - И я ему навсегда благодарна.
- За что? - спросил Дима.
- За все, - тихо сказала она. - За все...
1972 г.
Сестра СЕСТРА
Они были двойняшками. Но она родилась на полчаса раньше, чем он, и потому всю жизнь считалась старшей сестрой.
В школе они сидели за одной партой. И когда однажды, в шестом классе, он чуть было не остался на второй год, она решила, что тоже останется, сама, добровольно, чтобы не разлучаться. И работали они всегда вместе, - в музее, экскурсоводами. И жили в одном доме, в одной квартире...
Когда-то давно он был мужем и отцом, а ее называли "тетей Валей". Но поезд, в котором ехали его жена и сын, был сброшен бомбежкой с рельсов под откос. И в большой дсвартире старого дома остались только брат и сестра...
У них были одинаковые привычки, одно и то же их радовало и волновало. И одна и та же была мечта: никогда не расставаться и (если возможно такое чудо!) уйти из жизни так же, как и пришли в нее: в один день, словно бы не покидая друг друга.
Валентина Ивановна не любила шума и суеты. "Вот бы уехать в деревню!" мечтала она после веселого и грустного вечера, посвященного их совместному уходу на пенсию.
"Вот поселиться бы в деревенской тиши!" - вслед за сестрой повторил он. Но это были слова, только слова: они не могли уехать из города, где, был их музей, в который они продолжали ходить, как ходят в дом к взрослым, недавно уехавшим детям: придирчиво все оглядывая, ревниво подмечая малейшие неполадки и стремясь тут же, немедленно их исправить.
Вопрос о переезде все же возник, - но не в деревню, а в другую квартиру, поскольку дом, в котором они прожили всю свою жизнь, подлежал сносу.
- Лишь бы это было в спокойном районе, - сказала Валентина Ивановна.
- Остальное не имеет значения, - согласился Сергей Иванович.
Долгие годы они провели в музейной тиши. Им казалось, что благоговейная обстановка, которая царит в жилище шедевров мирового искусства, должна быть повсюду: дома, на улице... И оба очень радовались, узнав, что их будущая квартира выходит окнами не на улицу, а во двор.
Правда, новая квартира ждала их довольно долго: как капитаны гибнущих кораблей, они последними покинули свой старый дом...
Переехали они в полдень, а вечером услышали под самым своим балконом свисток и стук мяча. Они выглянули и увидели, что молодые жильцы их дома бегали по площадке, разделенной пополам волейбольной сеткой, пасовали, прыгали и "гасили"...
Жизнерадостная девушка в синем тренировочном костюме, который показался сестре и брату вызывающе щеголеватым, держала во рту свисток. Она была судьей. Но не очень строгим, потому что то и дело смеялась. У себя в музее брат и сестра всегда вздрагивали от громкого голоса или смеха, как вздрагивают от нечаянного кашля в замершем зале консерватории.
Содрогнулись они и сейчас... Еще раз переглянулись - и решили, что все кончено.
На следующий день утром девушка в щеголеватом костюме затеяла беготню вокруг дома. Некоторые из вчерашних волейболистов послушно трусили за ней. А она время от времени восклицала:
- Ну, как? Хорошо?!
Кивнув в сторону бегунов, Валентина Ивановна медленно развела руки в стороны. Этот жест сказал брату: "Ты их видишь? Ну, чего от них ждать?!"
Вечером девушка в синем костюме опять привела на площадку, под самый балкон, две команды волейболистов. Это, вероятно, было традицией.
А часа через полтора жизнерадостная девушка во дворе...
запела.
- Ну, чего от них ждать? - уже вслух, с полной безнадежностью в голосе произнесла Валентина Ивановна. - Легкомыслие! Одно легкомыслие...
Молодые жильцы хорошо знали репертуар певицы в тренировочном костюме: они стали называть песни, которые им хотелось бы послушать в ее исполнении.
Валентина Ивановна не выдержала. Она решительно выпрямилась и пружинистым шагом, который нельзя было остановить, направилась на балкон.
- Тише! - бросила она сверху вниз. И, словно бы испугавшись своей решительности, добавила: - Пожалуйста...
Девушка, которая пела негромко, вполголоса оборвала песню на полуслове и с удивлением взглянула наверх.
Она не знала, как высоко брат и сестра ценили свое одиночество, как настойчиво оберегали его. Не знала, что они с чуткостью дирижеров улавливали малейшие посторонне звуки. А в музейной тиши, которую они так любили, абсолютно все звуки принято было считать посторонними...
- Только не волнуйся! - попросил Валентину Ивановну брат, уводя ее в комнату. - Тебе нельзя... - И поспешил на кухню за лекарством.
Каждый из них очень точно знал, чего другому нельзя.
Каждый хотел принять на себя удары, которые грозили другому. И оба думали: "Кто первый из нас заболеет по-стариковски всерьез, обстоятельно и надолго? Уж лучше бы я!"
Первым заболел Сергей Иванович. Страшная боль пришла к нему поздно вечером: она любит подкрадываться к людям во тьме. Увидев сестру, которая побелевшими губами шептала: "Не волнуйся, Сереженька!", он улыбнулся и пообещал ей: "Я не умру..."
Телефона в доме еще не было. Валентина Ивановна выбежала на улицу. Заметалась... Автомата поблизости тоже не оказалось.
- У вас кто-нибудь заболел?
Валентина Ивановна остановилась... Рядом стояла "девушка в синем костюме". Только сейчас она была не в костюме, а в легком, пестром платье. Довольно коротком... Но Валентина Ивановна этого не заметила.
- У вас кто-нибудь заболел? - повторила девушка.
- Откуда вы знаете?
- Чувствую.
- Вы?!
- Ну конечно. Я же сестра.
- Не может быть! - воскликнула Валентина Ивановна, И трудно было понять, во что она не может поверить:
в то, что ей повезло, или в то, что недавняя физкультурница и певица была медсестрой.
В голосе девушки было то удивительное сочетание мягкости и твердости, которое помогает успокаивать людей, дарить им надежду. И, подчиняясь этому голосу, Валентина Ивановна проговорила:
- Сердце... у брата...
- Ничего страшного, - сказала девушка.
И хотя она еще не видела больного, Валентина Ивановна ей почему-то поверила.
- Меня зовут Аней. Сейчас я сделаю ему укол... А потом поз,ову врача. И все будет нормально. Поверьте.
Девушка пошла к себе на первый этаж - за лекарством и шприцем. А Валентина Ивановна шла рядом и объясняла, что они с братом никогда в жизни не расставались, что, кроме него, у нее нет никого на свете...
После укола Сергею Ивановичу стало гораздо легче.
- Вот видите, - сказала Аня Валентине Ивановне. - Сейчас я вызову "неотложку". Лучше всего из моей больницы. Чтобы я потом могла присмотреть... Вам будет спокойнее.
- А может быть, не надо в больницу? - тихо попросила Валентина Ивановна.
- Как скажет врач. Но я бы советовала... В общем, пойду позвоню.
- Откуда?
- Из автомата.
- Здесь нет автомата...