Корни вербены прописывались при менструальных болях. Корни валерианы, вымоченные в роме, были идеальным средством от неврозов, раздражительности, беспокойства и кошмаров. Корни торко, настоянные в роме, излечивали от анемии и жёлтой лихорадки. Корни гваритото, в основном мужское средство, предназначались при затруднениях с мочевым пузырём. Розмарит и рута главным образом использовались как дезинфицирующее средство. Листья мальвы надо было прикладывать на кожу при сыпях, а артемизия, сваренная в соке сахарного тростника, успокаивала менструальные боли, убивала паразитов и уменьшала жар. Цебила излечивала астму.
– Все эти растения растут в твоём дворе, – озадаченно сказала я, – почему ты приехала за ними сюда?
– Хочешь, я что-то тебе расскажу, Музия? – вмешался Августин, весело улыбаясь. Он наклонил голову поближе к моей и прошептал: – эти растения выросли на трупах, – он сделал широкий жест рукой, – мы с тобой стоим посреди кладбища.
Я встревожено огляделась. Здесь не было ни надгробных плит, ни холмиков, которые бы указывали места погребения, хотя, впрочем, я не видела их и на других кладбищах.
– Здесь похоронены наши предки, – сказал Августин и перекрестился, – вот в такие ночи, когда полная луна встаёт над могилами, рисуя белые тени в шаге от деревьев, можно услышать жалкие стоны и дребезг цепей. Это бредут мужчины, неся свои срезанные головы. Они – призраки рабов, которые, зарыв в глубокой яме сокровища своих хозяев, были обезглавлены и погребены на проклятом золоте. Не надо бояться их, – торопливо добавил Августин, – всё, что им нужно, это немного рома. Если ты дашь им его, они расскажут тебе, где закопаны сокровища.
Здесь бродят призраки монахов, которые умерли богохульствуя и сейчас жаждут исповедоваться в своих грехах, но нет никого, кто бы услышал их.
Здесь есть призраки пиратов, пришедших в Чуао в поисках золота испанцев, – он тихо хохотнул и доверчиво добавил: – тут есть и одинокие призраки. Они завывают, увидев прохожего. Они самые простенькие из всех. Они не просят многого. Единственное желание этих призраков в том, чтобы кто-то рассказал о них нашему отцу.
Собрав корни в одну руку, Мерседес Перальта медленно подняла свою голову. Её тёмные глаза уставились на меня, – у Августина неиссякаемый запас историй, – сказала она, – каждый рассказ он украшает до предела.
Августин встал, вытягивая тело и конечности. Казалось, у него не было костей. Он опустился на колени перед доньей Мерседес и спрятал свою голову в её коленях.
– Нам лучше уйти, – сказала она, нежно погладив его по голове, – я пришлю к тебе Музию через несколько дней.
– Но я лечу только детей, – пробормотал Августин, рассматривая меня с грустным и виновным видом.
– Она не нуждается в лечении, – засмеялась донья Мерседес, – всё, чего она хочет, это посмотреть на тебя и послушать твои истории.
22
Я вскочила от толчка. Что-то с сильным стуком свалилось на постель у моих ног. Собака, спящая поблизости, вскинула голову, навострила уши, но, не услышав ничего другого, кроме моих проклятий, вновь положила голову на свои передние лапы. Секунду я совершенно не понимала, где нахожусь.
Услышав мягкий, настойчивый шёпот доньи Мерседес, я вспомнила, что нахожусь в доме брата Леона Чирино, в маленьком городе в часе езды от Курмины. Я прилегла на раскладушке, а они собрались на кухне. Леон Чирино и я с доньей Мерседес приехали сюда в середине ночи. Они хотели провести частный сеанс для его брата.
Закрыв глаза, я села на скомканную подушку и прислушалась к успокаивающим звукам голоса целительницы. Мне казалось, что звуки окутывают меня. Я почти заснула, когда новая серия шума разбудила меня вновь.
Затхлое одеяло, которым я была укрыта, обкрутилось вокруг моей шеи. Я приподнялась, чтобы поправить его, и вскрикнула, увидев кота Августина, который сидел на моих коленях.
– Почему ты всегда визжишь, когда видишь моего любимца? – голос, пришедший из темноты, был наполнен мягкой иронией. Августин, усевшись на край моей постели, скрестил ноги и забрал своего кота, – я пришёл защитить тебя от собаки, – объяснил он. Его блестящие глаза смотрели мне в лицо, – собаки фактически не спят по ночам. Если ты откроешь глаза в темноте, то можешь увидеть, что собака следит за тобой всю ночь. Поэтому их и называют сторожевыми псами, – он засмеялся над своей шуткой.
Я было открыла рот, желая что-то сказать ему. Но ни слова не сорвалось с моих губ. Едва я потянулась к нему, Августин и кот, смутно дрожа перед моими глазами, исчезли, растворясь в воздухе. Наверное они были во дворе, подумала я, и вышла туда же. Но наполненный предрассветными тенями двор был пуст. Я взглянула на свои часы. С момента, когда мы приехали сюда, прошло всего два часа. Я подумала о том, что проспала очень мало, чтобы вставать, и вновь повалилась на раскладушку. Натянув на голову одеяло, я задремала.
* * *
Меня разбудили звуки голосов и музыки. Воздух был наполнен ароматом кофе. Леон Чирино, склонясь над керосиновой плитой, процеживал кофе через фланелевое ситечко.
– Ну как, хорошо выспалась? – спросил он, приглашая меня сесть рядом.
Я уселась за большой квадратный стол, покрытый совершенно новой клеёнкой.
Он налил две чашки кофе и добавил в каждую по целой порции тростникового ликёра.
– Это для силы, – сказал он, двигая ко мне дымящуюся чашку.
Боясь опьянеть, я сделала несколько неуверенных глотков. Чашечка была раскрашена розами, по краю шёл золотой ободок.
Он снова налил в чашку кофе и ликёр.
– Донья Мерседес говорит, что ты ясновидящий, – сказала я, – ты можешь рассказать, что меня ждёт в будущем? – я надеялась, что своим резким вопросом могу добиться откровенного ответа.
– Милая моя, – сказал он с той очаровательной выдержкой, какую старые люди демонстрируют в обращении с кем-то моложе себя, – я старый приятель доньи Мерседес. Я живу её призраками и её воспоминаниями. Я разделяю её одиночество, – он сплюнул сквозь зубы, вытащил две сигареты из пачки на столе и положил одну за ухо, – ты лучше сходи и повидайся с Августином, – посоветовал он, – августин всегда начинает работать с рассветом. Пойдём, я покажу тебе дорогу в город.
– Ты просто уходишь от вопроса, – сказала я, не обращая внимания на его нетерпеливые попытки выпроводить меня из дома.
Смешное и смущённое выражение появилось на его лице, – я не могу рассказать, что ждёт тебя в будущем, – заявил он, – ясновидящие лишь мельком видят вещи, которых они совершенно не понимают, а затем они придумывают остальное.
Он взял мою руку и фактически вытащил меня наружу, – я покажу тебе дорогу к дому Августина, – повторил он несколько раз, – если ты пойдёшь этим путём, – сказал он, указывая на тропинку, сбегавшую с холма, – ты достигнешь города, а там любой скажет тебе, где живёт Августин.
– А как же донья Мерседес? – спросила я.
– Мы встретимся с тобой вечером, – ответил он. Затем, склонившись ко мне, он добавил таинственным шёпотом: – донья Мерседес и я уделим целый день на дело моего брата.
* * *
Воздух наполнился щебетанием птиц благоуханием зрелых плодов, которые среди тёмной листвы блестели золотыми слитками. Проторённый путь, сбегавший по склону, вытекал на широкую улицу и вновь сворачивал на холмы, уже на другом конце жаркого, залитого солнцем города.
Женщины, подметавшие цементный тротуар перед своими ярко раскрашенными домами, остановились на секунду и, повернувшись, приветствовали меня, когда я проходила мимо.