-- Хорошо! плачь, плачь себе! Я желал бы видеть кровавые слезы. О, и я также в моей жизни испытал жестокие мучения. Люди должны заплатить
мне за то, что я терпел от них, кровь за кровь! Страдания за страдания.
-- Но скажите ради Бога, разве я виноват в этом?.. Я никогда не делал вам зла.
-- Тем лучше, страдания твои будут ужаснее.
-- Капитан! Пощадите! Пощадите меня!
-- Перестань горланить! Ты мне надоел право! Мне хочется отдохнуть, а потому замолчи или лучше я заткну тебе рот платком, это будет
вернее.
Что он и сделал.
Потом он лег и заснул до тех пор, пока его безобразный прислужник Картаут, урод с курчавой головой, не разбудил его, сказав:
-- Капитан! Берег виден.
-- А! Черт возьми! В самом деле, а мне снилось, что негры жарили этого старого борова, -- сказал Брюлар, выходя на палубу.
-- Да ты чудовище, людоед! -- глухо хрипел Бенуа.
Атаман вышел на палубу, увидел высокие, каменистые и красноватые горы, окружающие эту часть африканского берега, и с помощью зрительной
трубы он заметил несколько шалашей негров при устьи Красной реки.
Бесполезно будет повторять все вышесказанное, достаточно будет заметить, что злобное намерение атамана, открытое несчастному Бенуа, было
в точности исполнено с надлежащим успехом.
Утопленный негр, Кафрский переводчик... ничего не было забыто, только говорят, что когда Бенуа стал просить у атамана о последней милости
позволить ему написать письмо к Катерине и Томасу и доставить его во Францию, а также дать еще раз поцеловать ему портрет его жены и венок из
васильков, ею сплетенный, то атаман не только отказал ему в этом, но еще и посмеялся над ним.
Наконец в тот же самый вечер Брюлар перешел на взятый им корабль "Катерина", а управление разбойничим судном поручил своему помощнику
Кривому.
Груз его состоял из пятидесяти одного негра, купленных шкипером Бенуа, не считая Атар-Гюля, и двадцати трех больших Намаков, полученных
им в обмен за господина Бенуа и матросов "Катерины", эти негры были также закованы в железо и посажены на его судно...
В точности неизвестно, что случилось с Бенуа и его матросами, только один из разбойников, служивший при этой экспедиции переводчиком,
рассказывал своим товарищам, по возвращении, что вся деревня малых Намаков, мужчины и женщины, дети и старики сбежались на берег, были вне себя
от радости, и указывая на матросов Бенуа и на несчастного шкипера, связанных и лежащих на земле, пели поглаживая себе брюхо:
"Мы похороним их тут, в нашей утробе, это будет славная могила для белых людей, мы похороним их тут, и принесем в жертву глаза их и зубы
великому Томав-Ову (идолу)".
-- Ну, теперь, -- сказал атаман Брюлар, -- пойдем к острову Ямайка и если из сотни негров останется у нас хотя бы тридцать в живых по две
тысячи франков за штуку, то это будет для меня золотая сделка, чистый барыш. -- И потом, как всегда, он ушел в свою каюту, и заперся там на
ключ, сказав разбойникам:
-- Того из вас, кто осмелится войти ко мне раньше завтрашнего утра, я швырну в море за борт!
Что он делал там в взаперти каждую ночь? Для чего такое уединение? Зачем свеча горела там беспрестанно?
Этого не знал никто из разбойников.
ГЛАВА X
В трюме
Атаман Брюлар велел перевезти на корабль "Катерина" все свои вещи и мебель: стол, запачканный салом и вином, старый сундук, в котором
ровно ничего не было, синюю разорванную грязную рубашку, толстую дубину и оловянную кружку с ромом.
Войдя в каюту несчастного шкипера Бенуа, он был приятно удивлен богатством, там находившимся. Во-первых он взял соломенную шляпу и надел
ее себе на голову, потом оделся в шкиперскую куртку и панталоны, правда все это было для него очень узко, очень коротко, за то он и осыпал
проклятиями и ругательствами прежнего хозяина этих вещей. Но он не думал о щегольстве и довольствовался тем, что нашел. И на другой день утром,
встав с постели и одевшись перед зеркалом в новое свое платье, сказал:
-- Какой молодец я стал теперь, черт возьми! Ни что так не меняет наружность человека, как платье!
Потом он с аппетитом позавтракал куском трески, ломтем голландского сыра и тремя кружками водки, а после того спустился под палубу, чтобы
осмотреть негров; со вчерашнего дня большие Намаки были несколько забыты, покинуты, но что делать! В продолжение этого времени случилось столько
важных происшествий, что право некогда было думать о них.
А потом около полудня атаман Брюлар спустился под палубу, весьма просторно устроенную для помещения негров. Свет проходил туда сверху
сквозь решетчатое окно.
Брюлар начал осмотр своего корабля с правой стороны.
О, тут находились только одни ребята, бедные и слабые творения, служащие можно сказать мелкой ходячей монетой в этом торге человеческим
мясом. Эти черные ребятишки играли тут точно так же, как будто бы они были на цветущих и тенистых берегах Красной реки, в родной стране своей.
Брюлар прошел мимо и нечаянно придавил своей ногой в темноте одного ребенка, который испустил пронзительный крик.
-- Зачем ты суешься мне под ноги, проклятый африканский поросенок, -- сказал Брюлар.
И он продолжал идти дальше под палубой корабля, будучи весьма недовольным этими негритятами, которые плохо идут в продажу... Но когда он
дошел до отделения больших негров мужского пола, то улыбка удовольствия показалась на губах его.
Это были все здоровые и сильные люди, крепкого телосложения. А потому атаман с жадным любопытством осматривал их широкие плечи, жилистые
руки и ноги, и хотя они были все скованы, однако же нельзя было сомневаться в их силе, ибо они были здоровы и молоды. (Старшему из них не было и
тридцати лет от роду.)
Эти взрослые негры не подражали счастливой и простодушной беспечности ребят, ибо они лучше понимали свое положение.
Некоторые из них сидели неподвижно, повеся голову на грудь, и потупив в землю мутные и бессмысленные глаза.
Другие ломали себе руки, скрипели зубами и выли.
Иные старались проглотить свой язык и тем задушить себя, род смерти, как говорят, довольно обыкновенно употребляемый у диких.
Другие лежали в растяжку на полу и в бешенстве и отчаянии бились ногами, тщетно стараясь разорвать свои оковы.