Бенуа начал осматривать негров как искусный знаток.
Он гнул им руки и ноги, чтобы удостовериться в гибкости членов, приказывал открывать рот, осматривал у них зубы, десны и небо.
Открывал глаза, чтобы узнать, не слепы ли они; глядел нет ли у них какой-нибудь болезни на ногах, вередов, чирьев, ран, щупал живот и
грудь.
Одним словом, этот достойный человек осматривал негров, точно как барышники и цыгане смотрят лошадей на конной, чтобы открыть, нет ли в
них какого-нибудь порока.
В продолжение этого долгого и подробного осмотра капитан Бенуа иногда улыбался от удовольствия, даже два раза при виде сильных и здоровых
людей он испустил легкий одобрительный свист. Напротив того, в другой раз он нахмурился, сделал недовольную гримасу и значительно покачал
головой, заметив товар с изъяном.
Однако ж, после некоторых размышлений, вероятно, насчет барыша, он сказал Ван-Гопу: "По рукам, кум!.. дело кончено!.. я беру товар!.. да
и вам не будет худо!.."
-- Гм!.. но, капитан, прежде чем уйти, потрудитесь взглянуть вот на этого молодца, которого царь Тароо дал мне за труды на водку. Это
один из самых лучших негров на свете; посмотрите на него, он силен, как бык и высок как дуб. Но зато ужасно как упрям, так упрям, что царь
Тароо, напрасно колотив его палками, чтобы заставить подняться на ноги и идти, вынужден был велеть принести сюда связанного как борова... вот
он... смотрите.
И он указал ему на негра, высокого и здорового, лежавшего на земле со связанными руками и ногами.
-- Это, я думаю, -- продолжал Ван-Гоп, -- начальник неприятельского племени малых Намаков; он очень упрям, но пусть поживет недельки две
на корабле и в колониях, так сделается тих как ягненок.
Царь Тароо, который последовал за ними, напившись порядочно водки, подошел в это время к ним и так как вид его неприятеля возбудил в нем
гнев и ненависть, то он начал жестоко ругать малого Намака и грозить ему. Но сей последний переносил все это с удивительным равнодушием, закрыв
глаза и отвечая на его ругательства тихим и печальным пением.
Это хладнокровие так раздразило царя Тароо, что он швырнул камнем в несчастного негра. Но так как он не попал в него, то хотел было снова
начать, как вдруг Ван-Гоп взял его за руку и сказал ему чистым намакским языком:
-- Тише, тише, царь, этот пленник теперь принадлежит мне, и вы испортите мой товар... поосторожнее, пожалуйста!
Тароо продолжал ругаться и грозить, и посреди своего дикого рева чаще всего повторял слова Атарь Гюлль.
-- Что за чертовщину он горланит тут? -- спросил Бенуа.
-- Он называет его по имени, потому что этот негр называется, кажется, Атар-Гюлль.
-- Право, смешное имя; первый котенок, который родится от Мими... это любимая кошка моей супруги, дядя Ван-Гоп... будет назван этим
именем, как бишь его?..
-- Атар-Гюлль!
-- Атар-Гюлль!.. право, странное имя! Ну, так что стоит у вас этот Атар-Гюлль?
-- Только для вас и для супруги вашей, и по знакомству, извольте, уступлю вам его за пятьсот сорок франков.
-- Пятьсот сорок франков!.. а мне какой же тут барыш будет?.. Боже мой! Пятьсот сорок франков! Пятьсот сорок!..
-- Ровно четыре франка на франк, вы продадите его за две тысячи франков на Ямайке... посмотрите-ка, как он сложен! Какие плечи! Какие
руки! Он немного похудел теперь, но это пустяки... он скоро поправится.
-- Ну вот вам четыреста франков, дядя Ван-Гоп и по рукам; право, я и то много даю вам; но между нами будь сказано, мне хочется употребить
барыш, который я получу от продажи этого негра для того, чтобы купить моей супруге хорошую кашемировую шаль и новую шляпку с перьями и заказать
для моего сынка, маленького Томаса, красивую лодочку... он так любит мореходство.
-- Ну, так и быть!.. по рукам! Право, вы делаете со мной все, что вам угодно, но вы такой добрый муж, такой добрый отец, что вам нельзя
ни в чем отказать, давайте четыреста франков... ваш товар!
Когда торг был заключен и кончен, товары сданы на руки Ван-Гопу, ибо царь Тароо беспрестанно пробуя то водку, то ром, повалился на землю
мертвецки пьяный, то, попотчевав негров, Бенуа договорился, чтобы конвой царский присоединился к его восьми матросам и проводил бы купленных им
невольников берегом до того места реки, где стоял на якоре корабль "Катерина"; там должна была производиться погрузка.
Что касается до Атар-Гулля, хитрого змея, как называл его царь Тароо, то Бенуа велел его перенести связанного на шлюпку и поручил
особенному надзору своего помощника Кайо.
Когда все эти маленькие распоряжения были кончены, деньги отсчитаны и товары отданы по принадлежности и проверены, то Бенуа и Ван-Гопу
ничего более не оставалось делать, как разлучиться до нового торга, тем более что шкипер спешил воспользоваться морским отливом и попутным
ветром, а потому вследствие мудрой истины, что ветер никого не дожидается, он дружески протянул руку маклеру:
-- Ну, прощайте, дядя Ван-Гоп!.. до свидания!
-- Дай Бог, чтобы мы поскорее опять с вами увиделись, почтенный капитан.
-- Дайте еще вашу руку; право, приятно иметь с вами дело, дядя Ван-Гоп.
-- О! добрый капитан! право, мне жаль расстаться с вами, но подождите, еще два или три годика поживу я на этом берегу, а потом вы
отвезете меня с собой в Европу...
-- В самом деле!.. О! вот бы славно было, мы позабавились бы!.. но я заболтался, мне давно уже пора на корабль. Прощайте! Прощайте!
старый друг мой!..
И они крепко обнялись между собой, так что нельзя было без слез и умиления смотреть на них.
-- Эх! дядя Ван-Гоп, право, вы растрогали меня и заставите плакать... Прощайте! -- воскликнул Бенуа, вскочив в свою лодку, которая быстро
поплыла вниз по течению реки.
-- Прощайте! Еще раз прощайте, почтенный капитан, -- кричал Ван-Гоп, приветствуя его рукой, -- кланяйтесь от меня госпоже Бенуа!
Благополучного пути!..
-- До свидания, кум, -- отвечал Бенуа, махая со своей стороны соломенной шляпой до тех пор, пока он мог видеть маклера, стоящего на
берегу.
Через два часа после того все негры были посажены на корабль и надлежащим образом расположены под палубой: мужчины с правой, а женщины с
левой стороны; что же касается ребят, то их оставили бегать на свободе.