По ней просто идти лишь тому, кто ее хорошо знает. Вас проводят, но только не до самого дома, хотя ваш дядя позволяет нашим людям ходить по его земле, не то что другие плантаторы. А без проводника вы заблудитесь.
— Сказать вам правду, — решил признаться Герберт, — мне не нужен проводник, потому что я иду не в Горный Приют.
— Вы не хотите туда возвращаться?
— Нет.
«Вчера только прибыл, всю ночь провел в лесу и теперь не хочет возвращаться к дяде — странно!» — быстро промелькнуло в голове у Кубины. Он уже и раньше заметил на лице Герберта тень озабоченности и печали. И потом, почему у него в петлице сюртука голубая лента? Что все это значит?
Марон Кубина был в том возрасте и в том душевном состоянии, когда всякий намек на нежные чувства привлекает особое внимание. А печальный взгляд и голубой бант уже говорили о многом. Кубина знал довольно много об обитателях Горного Приюта. Не объясняется ли загадочное поведение молодого англичанина какой-нибудь семейной ссорой?
Но вежливость не позволила охотнику высказать свои догадки.
— Куда бы вы ни шли, мистер Воган, вам необходим проводник. Вокруг этой поляны широкой полосой тянутся почти непроходимые леса. Дороги здесь нет.
— Вы очень добры, — ответил Герберт, который был тронут вниманием и любезностью лесного охотника. — Мне нужно добраться до Монтего-Бей. Если кто-нибудь из ваших людей поможет мне выйти на проезжую дорогу, я буду чрезвычайно признателен. Но, к сожалению, мне нечем будет его вознаградить, кроме слов благодарности.
— Мистер Воган, — проговорил марон, вежливо улыбаясь, — не будь вы чужестранцем, я мог бы обидеться. Вы говорите так, будто я сейчас представлю вам счет за завтрак. Разве вы позабыли, что всего час назад подставляли грудь под дуло пистолета, защищая жизнь марона, темнокожего, отщепенца с гор!
— Простите меня. Уверяю вас…
— Ни слова больше, мистер Воган. Я вижу, ваше сердце не отравлено кастовыми и расовыми предрассудками. Сохраните его таким подольше. Встретимся мы еще или нет — помните, там, в Голубых горах, — марон показал на лиловые очертания горного хребта, видневшегося за верхушками деревьев, — живет человек… правда, с темной кожей, но умеющий чувствовать благодарность не хуже любого белого. И, если вы пожелаете почтить этого человека своим посещением, под его скромной кровлей вы найдете дружбу и гостеприимство.
— Благодарю! — воскликнул молодой англичанин, взволнованный искренностью и великодушием охотника. — Может быть, наступит день, когда мне придется воспользоваться вашим любезным предложением. Прощайте!
— Прощайте! — ответил марон, горячо пожимая протянутую ему руку. — Квэко! — крикнул он своему помощнику. — Проводи господина до проезжей дороги на Монтего-Бей… Прощайте, мистер Воган! От всей души желаю вам удачи!
Глава XXIX. КВЭКО
Герберт не без сожаления расстался с новым другом. И, пока он шел следом за Квэко, мысли его долго еще были заняты происшедшим — всем тем, что привело его к такому необыкновенному знакомству. Квэко, по натуре не особенно разговорчивый, не пытался прерывать размышления Герберта.
Они прошли уже мили две.
— Отсюда расходятся две дороги, господин, — сказал вдруг марон, остановившись. — Можно идти по любой, но вон та короче и удобнее.
— Так по ней и пойдем.
— Лучше не стоит.
— Вот как! Почему же!
— Видите вон там крышу за вершинами папайи?
— Да. Ну и что же?
— Это ферма Джесюрона. Нам тогда придется проходить мимо нее. Кто-нибудь из его людей заметит нас, а Джесюрон — мировой судья, мы можем попасть в беду.
— А, из-за этого беглого раба! Кажется, ваш начальник Кубина сказал, что раб — собственность какого-то Джесюрона?
— Больше из-за собак.
Кубина имел право считать беглеца своей добычей — ведь он его поймал. Но эти проклятые испанцы поднимут шум из-за убитых псов. Они скажут, что Кубина убил их назло. И присягнут в этом. Конечно, им поверят. Все знают, что мы, мароны, не любим тех, кто вмешивается в наши дела.
— Но ведь ни ты, ни я не убивали собак!
— Ах, господин, вы помогали! Ведь убили-то вашим ружьем! Кроме того, вы встали на сторону марона.
— За свои поступки я готов отвечать перед судьей, будь то Джесюрон или кто угодно другой, — сказал молодой англичанин, уверенный в своей правоте.
— От Джесюрона справедливости ждать нечего, господин. Мой совет — держаться подальше от правосудия. А потому лучше пойти по левой дороге.
— А нам тогда придется сделать не очень большой крюк? — спросил Герберт. Доводы Квэко показались ему не слишком убедительными, и он не хотел шагать лишнюю милю.
— Нет-нет! — заверил его Квэко. Но он кривил душой: предложенная им дорога была значительно длиннее той, которая вела мимо фермы Джесюрона.
— В таком случае, — заявил Герберт, — мне безразлично. Веди по какой хочешь.
Не тратя лишних слов, Квэко двинулся вперед, по левой дороге, и Герберт так же молча последовал за ним.
Путь их лежал через сплошную лесную чащу. Порой стоило немалого труда пробраться через колючий кустарник, порой приходилось подниматься на неожиданные кручи или спускаться со столь же неожиданных, почти отвесных обрывов. Но в конце концов они вышли на вершину гряды, и дальше дорога пошла рощами пимента, где деревья уже не стояли сплошной стеной.
С вершины хребта Герберт увидел большой белый дом с зелеными жалюзи и узнал Горный Приют. Но они направлялись не прямо к дому, а наискось к центральной аллее.
Герберт попросил проводника остановиться. Ему не хотелось выходить на аллею — он опасался встретить там кого-нибудь из слуг, которые не преминут затем рассказать об этом дяде. Поэтому он попросил Квэко взять немного правее, чтобы, миновав аллею, выйти на проезжую дорогу, не будучи замеченным никем из обитателей поместья. Квэко согласился, но с видимой неохотой.
— Надо бы держаться подальше от Джесюрона, — пробормотал он.
Они снова углубились в лес, и довольно скоро Герберт с удовольствием увидел, что они подошли к дороге на Монтего-Бей. Он больше не нуждался в проводнике, и Квэко готов был уже его покинуть, когда из-за поворота неожиданно показалось человек семь всадников. Они ехали довольно быстро, словно по какому-то важному делу. Квэко, едва завидев их, бросился в чащу, крикнув Герберту, чтобы тот последовал его примеру. Но молодой англичанин счел ниже своего достоинства прятаться и остался стоять посреди дороги. Тогда Квэко вернулся и встал рядом, вслух высказывая недовольство поведением своего подопечного.
— Мне что-то не нравится эта компания, — сказал марон, с опаской поглядывая на приближающихся всадников. — Что, если это… Так и есть! Среди них злодей Рэвнер, управляющий Джесюрона! Мы пропали! Теперь уж от них не скроешься!
Всадники подъехали ближе и остановились в двух шагах от них.
— Вот он! — закричал тот, что был впереди остальных. (По черной бороде Герберт тотчас узнал в нем Рэвнера.) — Сам явился! Ну-ка, мистер Сарпи, не теряйте времени. Посмотрим, как-то молодчик станет выворачиваться перед судом!
— Именем закона, вы арестованы! — заявил Герберту тот, кого Рэвнер назвал мистером Сарпи. — Я здешний главный констебль.
— Какое же обвинение мне предъявляется? — спросил Герберт негодующе.
— Мистер Рэвнер изложит свои обвинения перед судом. Мое дело — представить вас судье… Кто из судей этого округа живет поближе? Мистер Воган? — обратился констебль к спутникам.
Он сказал это негромко, но Герберт расслышал. Он пришел в ужас.