Статуя плавно откатилась в сторону, обнаруживая достаточно широкий вход, куда по ступеням и спустился Оунис, увлекая за собой юношу, несшего светильник.
После довольно продолжительного странствования жрец и Меренра опять оказались в высеченной в скале круглой зале, все стены которой, от пола до потолка, были покрыты, словно сеткой, высеченными в граните и отчасти раскрашенными изображениями богов египетской мифологии и иероглифами, описывавшими историю фараона Аха и перечислявшими все города, признавшие его власть, и всех вассалов, плативших дань.
Тут, в этой пещере, находилось несколько гробниц из гранита, порфира и мрамора.
— Здесь покоится прах Аха! — сказал Оунис, проходя мимо одной из гробниц, выделявшейся своими размерами и богатством отделки.
— А тут — то, что Аха, прозванный «Великим Собирателем Сокровищ», сберег для тебя! — докончил жрец, толкая плиту, прикрывавшую другую гробницу из черного мрамора. Взору пораженного юноши представились груды золота в виде колец, кружков и брусков, буквально наполнявших гробницу.
— Все это — твое! — сказал Оунис. — И не бойся растратить это сокровище: здесь есть еще три таких же сокровищницы!
— Но где же мы?
— В середине пирамиды великого Аха! — ответил старик. — Но довольно! Пойдем обратно в наше убежище. Ночь близится к концу. Жизнедавец Ра уже заканчивает свои ночные скитания по царству мрака, его меч уже разит змею мрака Апоп, отсекая одну за другой ее главы, которые потом опять прирастут к ее многочленному туловищу, и близок час, когда огненная колесница бога света, Солнца, выплывет над горизонтом. Время летит. Идем же!
И они опять побрели из одной подземной залы в другую, из одного бесконечного коридора в другой.
Пред ними раздвигалась вечно царящая в высеченных в каменной груди гор ходах тьма, выступали из мрака пестро раскрашенные изображения древних богов, покровителей Египта.
IV. Знамение победы
Золотой шар солнца давно уже катился по небосводу. Над песчаной пустыней дрожал, переливаясь и струясь, раскаленный воздух. От Нила поднимался легкий голубоватый туман. Капризный ветерок с севера качал листья перистых пальм и по временам, словно играя, взметал и разносил пылью верхушки песчаных валов, давно уже докатившихся до пирамид Первой династии и полузасыпавших аллею из двадцати восьми гранитных сфинксов, ведших к сильно пострадавшим от времени древним храмам.
Два человека медленно, устало брели, направляясь мимо развалин к берегу царственной реки.
— Теперь ты веришь, Меренра, что ты потомок фараонов и что рано или поздно ты наденешь венец фараона?
— Да! — ответил спрошенный. — Да! На рассвете, когда всплывало солнце, я слышал, как из уст статуи божественного Менеса исходили звуки, напоминающие голос человека…
— Или, вернее, голос тени, призрака!
— И в моем присутствии совершилось «Чудо Вечного Цветка», — продолжал Меренра, — который ожил, когда я пролил на казавшееся мертвым растение несколько капель нильской воды. Я верю, я знаю!
— Что же думаешь теперь ты о той женщине, мечты о которой затуманили твою юношескую душу?
Меренра остановился, страстным жестом прижал руки к бурно вздымавшейся груди.
— Что я думаю теперь о ней? Я люблю ее, мудрый Оунис! Я не откажусь от нее! Я не разлюблю ее, если бы из-за нее я должен был…
— Отказаться от наследства твоего отца? — горько улыбнулся Оунис.
Юноша молчал.
— Да будет то, что угодно небожителям! — воскликнул печально Оунис. — И я был молод, и в моих жилах текла пламенная кровь, и мою душу волновали когда-то те же чувства. Может быть, годы и заботы излечат тебя от вспыхнувшей так внезапно страсти. Подождем — увидим! А теперь — прибавим шагу.
Становится жарко, а мы еще далеки от нашего жилища, и пусть Осирис благословит наш путь и избавит нас от грозящей нам опасности!
— Опасность? В чем? Какая? — живо воскликнул Меренра, выхватывая с быстротой молнии остро отточенный меч и зорко оглядывая окрестности.
— Посмотри на этот холм! — вместо прямого ответа сказал жрец.
— Царь пустыни! — воскликнул Меренра, но в его молодом голосе не слышалось и тени испуга.
Сделав два шага вперед и подняв вверх засверкавший на солнце меч, юноша крикнул в воинственном порыве:
— Сюда, ко мне, царь хищников! Померяемся силами! Пусть боги Египта решат, кто достоин победы: ты или будущий фараон!
Словно отзываясь на дерзкий вызов почти безоружного человека, огромный лев могучим прыжком перелетел расстояние, отделявшее его от Меренра, и припал к земле в нескольких шагах, сверкая глазами и скребя каменную почву страшными когтями. Но, встретив пламенный взор юноши, хищник уже не прыгал, а пополз по земле, делая нерешительный круг, чтобы иметь возможность броситься на людей не спереди, а сзади, с тылу.
Оунис и Меренра стояли, прижавшись друг к другу плечами и выставив навстречу хищнику мечи.
Так прошло несколько томительных мгновений. И вдруг, испустив короткий и хриплый рев, лев ринулся на Оуниса…
Мелькнула в воздухе желтая масса и рухнула, навалившись на старого жреца.
Но Меренра, быстрый, как молния, не упустил момента; его меч со свистом рассек воздух и впился в тело льва, почти перерубив одну из передних лап. Сбитый с ног Оунис не успел опомниться, как снова меч Меренра ударил льва, на этот раз в бок. Хищник катался, обливаясь кровью, по земле. А Меренра, спокойный и решительный, вытянув вперед стальную руку, ждал.
Вот на одно мгновение зверь подставил мечу свою могучую грудь, но этого мгновения было достаточно для Меренра, меч которого нашел дорогу к сердцу льва.
— Я победил! — воскликнул юноша, ставя ногу на еще подергивающееся судорогами смерти тело льва.
Что-то поистине царственное было во взоре и всей стройной, величественной фигуре красивого юноши, когда, высоко подняв правую руку с мечом, он гордо попирал побежденного властителя пустыни.
— Так да победишь ты и своих врагов! — отозвался старый жрец. И потом добавил: — Осирис покровительствует тебе! Бойся разгневать его, преступая его законы!
V. В сердце пирамиды
Юноша и старец снова укрылись в подземелье и здесь вели беседу в золотых надеждах на будущее.
— Когда мы отправимся в Мемфис? Я сгораю от нетерпения, от желания вступить в борьбу с узурпатором!
Юношеский голос под сводами высеченной в недрах скал пещеры звучит страстно, настойчиво, почти гневно.
— Подожди. Не пришел час! — глухо отвечает ему голос старика — Подожди! Я послал друзьям в Мемфис вести, чтобы они были готовы, чтобы наши, то есть твои приверженцы ожидали нас и позаботились приготовить безопасное убежище для юного фараона. Ибо ты должен понимать, Меренра, что Пепи — не лев, которого можно уложить одним или двумя ударами меча, а могущественнейший человек всего Египта, и если ты слепо ринешься против него, то результатом будет одно — твоя гибель! Затем, сегодня вечером ты должен исполнить одну мою просьбу!
— Какую? Говори!
— Я поведу тебя в сердце пирамиды великого Тети.
— Моего отца?
— Да, твоего отца. Там, в пышном саркофаге, приготовленном искуснейшими ваятелями, покоится прах не твоего отца, а, быть может, какого-то презренного преступника, дикаря. Ты должен поклясться мне, что, надев на свое чело венец фараона и взяв в руки скипетр, ты позаботишься, чтобы в драгоценной гробнице лежало тело твоего отца, а не нищего.
— Клянусь Тотом, богом мести и гнева! — воскликнул юноша.
— Пойдем же! Я покажу тебе, как проникнуть в сердце пирамиды Тети.
— У тебя есть ключи?
Мимолетная улыбка скользнула по устам Оуниса.