Но Дзобаб все еще твердо стоял на земле, с занесенным для удара ножом. Круг вокруг них сужался.
– Я ненавижу делать это, – прошептал Смит.
Он поднял пистолет и прицелился в Дзобаба. Апостол уже находился прямо перед ним. Между ними было чуть более ярда, когда американец, целясь ему прямо в грудь, нажал на курок и выстрелил.
Выражение удивления и ярости пробежало по отвратительному лицу Дзобаба, апостола. Лафайэт Смит тоже удивился и по той же причине: он промахнулся!
Это было невероятно, что-то случилось с его пистолетом. Удивление Дзобаба было более возвышенного свойства. Оно заключалось в святости божественных отношений и привело его к выводу, что он не подвластен огню и грому этого странного оружия, которое, как он видел, уложило Лашека наповал несколько минут назад.
Поистине, Йегова был его щитом и защитой.
Какое-то время после выстрела Дзобаб медлил, а затем уверенный в своей недоступности, набросился на Лафайэта Смита, и одновременно все жители деревни бросились на него. Они увидели, что реальной опасности уже нет.
Лафайэт Смит не был слабым человеком, и хотя его враг был полон маниакальной ярости и религиозного фанатизма, исход борьбы был бы предрешен заранее, если бы не вмешательство со стороны. А оно было. Кроме жителей деревни была еще леди Барбара Коллис. Она с ужасом увидела бесполезность стрельбы Смита. Когда она увидела его безоружным в мертвых тисках Дзобаба и других жителей деревни, спешивших к нему, она ясно осознала, что жизнь всех троих находится под угрозой.
Пистолет лежал у ее ног только какую-то долю секунды. Наклонившись, она схватила его, а затем в смелом порыве самозащиты направила дуло в спину Дзобаба и нажала курок. Он упал. Ужасный крик сорвался с его губ, а она уже направила оружие в сторону толпы и снова выстрелила. Этого было достаточно. Закричав от страха мидиане повернулись и побежали.
Приступ тошноты охватил девушку, она закачалась и упала бы, если бы Смит не подхватил ее.
– Через минуту все будет хорошо, – сказала она. – Это было так страшно.
– Вы очень смелая, – сказал Лафайэт Смит.
– Но не такая смелая, как вы, – ответила она. Она слабо улыбнулась.
– Просто я немного лучше выстрелила.
– О! – заговорила Иезабель. – Я думаю, что они снова захотят схватить нас. Сейчас они напуганы, давайте уходить. Потребуется лишь одно слово одного из них, из этих апостолов, и они снова нападут на нас.
– Вы правы, – согласился Смит. – Хотите что-нибудь взять с собой?
– Нет, все при нас, – ответила леди Барбара.
– Как легче всего выбраться из долины? – спросил он.
Он надеялся, что может есть другой, более близкий путь, чем расщелина, через которую он пришел.
– Мы не знаем выхода отсюда, – ответила Иезабель.
– Тогда идите за мной, – приказал он. – Мы пойдем по моему пути.
Они вышли из деревни на темную равнину у озера Чиннерет в молчании и только тогда, когда отошли на некоторое расстояние от огней мидиан, почувствовали себя в безопасности. Теперь Лафайэт задал вопрос, вызванный естественным любопытством.
– Как это может быть, что вы не знаете выхода из долины? – спросил он. – Почему же вы не воспользовались тем входом, которым вошли сюда?
– Я не могу сделать этого, – ответила Иезабель. – Я родилась здесь.
– Родились здесь? – воскликнул Смит. – Значит ваши родители живут в долине. Мы можем пойти к ним. Где их дом?
– Мы только что ушли оттуда, – объяснила леди Барбара. – Иезабель родилась в деревне, из которой мы только что бежали.
– И эти звери убили ее родителей? – продолжал спрашивать Смит.
– Вы не поняли, – сказала леди Барбара. – Эти люди – ее соплеменники.
Смит был ошеломлен. Он почти воскликнул:
– Как ужасно!
Но остановил свой порыв.
– А вы? – спросил он потом.
– Вы тоже дочь этого народа?
В его голосе слышалась нотка страха.
– Нет, – ответила леди Барбара. – Я – англичанка.
– И вы не знаете, как попали в эту долину?
– Знаю. Парашютом.
Смит остановился и посмотрел на нее.
– Вы – леди Барбара Коллис! – воскликнул он.
– Откуда вы знаете? – спросила она. – Вы меня искали?
– Нет, но когда я проезжал Лондон, все газеты были полны сообщений о вашем полете и исчезновении, фотографии и разное другое.
– И вы натолкнулись на меня! Какое совпадение! Как мне повезло!
– Сказать по правде, я растерян, – сказал Смит. – Возможно ли, чтобы вы оказались в таком затруднительном положении?
– Да, – проговорила она, – вы помешали моей преждевременной кремации.
– Они действительно намеревались сжечь вас? Это кажется невероятным в наши дни, в век просвещения и цивилизации.
– Мидиане отстали в своем развитии на две тысячи лет, – сказала она ему. – К тому же они религиозны – настоящие маньяки.
Смит посмотрел на Иезабель, которую мог хорошо разглядеть при свете полной луны, повисшей над восточной кромкой кратера.
Вероятно, леди Барбара почувствовала, что ему хочется задать вопрос, который мучил его.
– Иезабель совсем другая, – сказала она. – Я не могу объяснить почему, но она не похожа на свой народ. Она рассказала, что иногда люди, подобные ей, рождаются среди них.
– Но она говорит по-английски, – сказал Смит. – Она не может быть той же самой крови, что и люди, которых я видел в деревне, чей язык совсем не такой, и внешность ее резко отличается от других.
– Я научила ее английскому, – объяснила леди Барбара.
– Она хочет уйти, оставив своих родителей и народ? – спросил Смит.
– Конечно, да, – ответила Иезабель. – Почему я должна остаться здесь и быть убитой? Мой отец, моя мать, мои сестры и братья, были в той толпе, которую вы видели возле крестов ночью. Они ненавидят меня со дня рождения, потому что я непохожа на них. На земле Мидиан любят только одно – религию, которая проповедует любовь, а сеет ненависть.
Смит молчал, когда они все трое шли по неровной земле к берегу Чиннерета. Он думал об ответственности, которую Судьба возложила им на плечи так неожиданно, и о том, способен ли он выдержать все испытания, готов ли он ко всем неожиданностям, он, кто мог быть едва уверенным в возможности обеспечить собственную безопасность в этом жестоком и незнакомом мире.
Но вот реальность вторглась в его мысли, указав, что последние часы ему пришлось жить за счет ресурсов собственного организма; он не нашел ни малейшей возможности обеспечить себя водой и пищей. Результатом этого была все возрастающая усталость и потеря сил. Чем же он надеялся накормить еще два рта?
А что, если они наткнутся на диких животных или на недружелюбных туземцев?
Лафайэт Смит вздрогнул.
– Я надеюсь, они умеют хорошо бегать, – пробормотал он.
– Кто? – спросила леди Барбара.
– О! – сказал Смит, – я не знал, что говорю вслух.
Как он мог сказать ей, что потерял веру в свое оружие? Он не мог. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беззащитным. Ему казалось, что его беспомощность граничит с преступлением. Во всяком случае, было просто бесчестно обманывать этих двух молодых женщин, которые имели право ждать защиты и руководства.
Ему было очень горько за себя, но, возможно, это было частично из-за нервной реакции после ужаса в деревне и физической слабости, граничившей с изнеможением. Он ругал себя за то, что отпустил Обамби, потом снова вспомнил, что никто не спас бы девушек от той ужасной участи, которую им уготовили, если бы он не забрел туда, Эта мысль возвратила ему самоуважение, так как несмотря ни на что, нельзя отрицать факта, что все-таки он их спас.
Иезабель шла уже без их помощи.