— Могу я услышать лечащего врача Ивана Стелькина.
— Это я.
— Здравствуйте, я Степанов Алексей Павлович, главный хирург области.
— Здравствуйте, меня зовут Дмитрий Андреевич Правдин.
— Дмитрий Андреевич, у вас лежит брат моей жены, не могли бы мне рассказать, что и как с ним? А то, как я понял, вы с моей супругой не нашли общий язык.
— Алексей Павлович, с вашей женой очень сложно найти общий язык.
— Да, вы правы, — с грустью констатировал Степанов. — Но все-таки, что там с шурином?
Я подробно изложил ему историю болезни; главный хирург одобрил мои действия.
— Да, операция Танера была единственным верным решением в данной ситуации. Вы молодец!
— А ваша жена другое говорит, — усмехнулся я.
— Не берите в голову, что с бабы возьмешь? Не переживайте! Вы все сделали правильно. Успехов!
На следующий день я спросил Стелькина:
— У вас вроде сестра имеется?
— Есть, Верка! — обрадовался алконавт. — В Новосибирске живет, в администрации главы работает, а муж ейный главным хирургом. А что такое?
— Да, звонила вчера, интересовалась здоровьем вашим.
— И че, угрожала?
— Да, было дело.
— Она это может, — засмеялся Стелькин. — Она у меня с детства знаешь какая? Командирша!
— Что-то плохо она тобой командовала, раз ты спился.
— Так она ж уехала, замуж вышла. Теперь с мужем живет. А когда приезжает, то я при ней не пью. Боже упаси! Доктор, а дядя мой не звонил?
— А кто у нас дядя?
— Замминистр здравоохранения республики Саха — Якутия.
— Нет, Стелькин, дядя ваш пока, к счастью, не звонил.
Леонтий Михайлович, вернувшись и услышав эту историю, сначала от души посмеялся, а затем успокоил меня:
— Не переживай! Ты все сделал правильно, операция прошла успешно, больной идет на поправку. Все! Пусть теперь прыгают хоть сестра, хоть дядя, хоть тетя. По большому счету ты вообще мог по телефону не давать никакой информации.
В тот раз все обошлось, Стелькин поправился и выписался домой. Ни сестра, ни дядя больше не интересовались здоровьем родственника. Пару раз прозвонил Алексей Павлович, но без претензий. Оказывается, и у пьяниц бывают влиятельные родственники, которые очень переживают — и всегда сильно позже, чем надо бы.
Время шло, землю застелило снежным покровом, ударили морозы. Наступила зима. Потянулись первые «подснежники» — так в клинической медицине называют пациентов с обморожениями и общим переохлаждением организма.
Первым «подснежником» в тот год был житель села Лермонтово. Они с женой весь год кормились с огорода — в основном картошкой, а пособия на семерых детей и дотацию, которую им как многодетной семье выделяла местная администрация, с завидным постоянством пропивали.
Однажды, получив деньги, эти двое пошли к спекулянтам и купили дешевой «самопальной» водки. Как говорится, сколько водки ни бери, все равно два раза ходить. Не хватило. У барыг в Лермонтово товар закончился, пьяницы пошли в соседнюю деревню и затарились самогоном. По пути выпили и уснули прямо на дороге. Мороз в ту ночь был под тридцать градусов.
Нашли их под утро. Проезжавшая мимо легковушка подобрала и доставила любителей пить на детские деньги к нам в больницу. Женщина была мертва, а в мужчине еще теплилась жизнь.
Его диагноз при поступлении — «тотальное обледенение организма». Мужчина лежал, скрючившись, в позе эмбриона, его суставы не разгибались, кожа одеревенела. Разогнуть его было невозможно. Температура тела в прямой кишке была 30 градусов по Цельсию.
Срезав одежду со страдальца, мы положили его в ванну и налили холодной воды. Подливая теплую воду, постепенно довели ее до температуры человеческого тела, параллельно внутривенно капали пациенту пятипроцентный спирт. (Такой алгоритм лечения — 5 %-ный спирт обладает согревающим эффектом, это же углевод, который быстро расщепляется в крови с выбросом энергии.) И — о чудо! Через час «подснежник» захлопал ресницами и открыл глаза. В дальнейшем он оклемался и потерял лишь левую стопу, которая пострадала больше остальных конечностей.
Все-таки резервы организма неистощимы, и никто не может знать, на что способен. Я был уверен, что алконавт не выживет. Сколько я их видел, таких пьяненьких «подснежников»… Собственно, трезвого только одного и помню: парень голыми руками чинил на морозе автомобиль, завозился — и обморозился. Все остальные холодовые травмы были у пьяных. Им сугробы по колено и везде тепло…
Под новый год к нам в отделение привезли хмельного мужика. Шел по улице без рукавиц и отморозил пальцы рук. Вторая степень, светлыми пузырями покрылись.
— Уважаемый, будешь дальше пить — и без рук, и без ног останешься, — сказал я «подснежнику», обработав отмороженные участки и наложив асептические повязки. — Давай в больницу положу? Полечишься.
— Не, доктор, спасибо! Мне домой надо, в деревню, жена, дети ждут.
— Подождут, полежи, полечим. Хоть от пьянки отойдешь, а то сейчас выйдешь из больницы и снова назюзюкаешься.
— Нет, доктор! Я твердо решил завязать! И так чуть пальцы не потерял, хватит! Я ж первоклассный столяр, как же мне без пальцев? Нет! Все, пьянству бой!
— Ну, смотри! Пальцы особо не пострадали, больше не пей.
— Нет, что вы, слово даю! Больше не пью!
В шесть утра его привезли мертвецки пьяным: он напился на радостях — пальцы-то почти не пострадали, — и выпал из поезда в чистом поле. Несколько часов пролежал в снегу, пока добрые люди не нашли случайно и не доставили в больницу. И был он без валенок, в одних носках, и снова без рукавиц.
Итог: отморожение всех пальцев стоп и кистей, четвертая степень. Финал: ампутация всех этих пальцев.
Поступки пьяного человека никакой логике не подаются. Вот, например, Федя Багров, двадцатипятилетний балбес, трудился кочегаром. На смене, как водится, напился и решил спилить где-нибудь елку и принести домой: Новый год скоро. И не нашел ничего умнее, чем залезть на высокую ель напротив котельной, сесть на сук и начать его пилить.
Естественно, сук под Федей обломился, и он рухнул вниз с пяти метров. Сломал бедро, получил отморожение четвертой степени пальцев обеих стоп. Плюс сотрясение головного мозга — хотя я лично не уверен, что там было чему сотрясаться.
— Федя, ну на кой ты пилил сук, на котором сидел? — поинтересовался я у балбеса.
— Дык, енто, удобно же было.
— А ты не думал в тот момент, что навернутся можешь?
— Док, я в тот момент вообще ни о чем не думал, кроме как елку спилить. Я не помню, как ваще залез-то. Меня трезвого заставь — ни в жисть не залезу. Сроду не умел.
Для пьяного почти или совершенно не важны его собственные моральные устои и нравственные ценности, он делается неадекватным и неразумным. Что выкинет человек спьяну — просчитать и предсказать практически невозможно. Но иногда попадаются и трезвые такие, что чудят почище хмельных.
Тридцать первое декабря, до Нового года каких-то десять часов. Всех больных в поликлинике мы приняли, всех прооперировали и перевязали. Наступило хирургическое затишье. Накрыли в столовой праздничный стол и решили отметить приближающийся праздник. Разлили шампанское по кружкам, заведующий произнес тост… Не успел я отпить, как прибежала Любовь Даниловна, медсестра с приема:
— Дмитрий Андреевич, там какой-то мужчина представительный пришел, срочно требует хирурга.
— А что произошло?
— Не знаю, но он такой важный, в галстуке, весь из себя.
— Сейчас иду! — я отставил кружку с шампанским и, безмолвно чертыхаясь, пошел в поликлинику.
— Молодой человек, вы хирург? — спросил меня возле кабинета человек средних лет, действительно очень представительно выглядящий в дорогом костюме с галстуком и очках с золотой оправой.
— Я, что у вас?
— Видите ли, у меня на веке вот такая штучка растет.
Он снял очки, и я увидел маленькое образование, похожее на просяное зернышко, на нижнем веке справа.
— Вы не скажете, что это?
— Это халязион. Закупорился специальный проток на веке, и вот такая штучка начала расти. Типа маленькой опухоли.
— А это не опасно?
— Нет, не опасно! Это доброкачественное образование.
— Все равно, я хочу это удалить, прооперируйте меня.
— Хорошо, прооперируем, — согласился я. — Приходите после праздников.
— Доктор, вы меня не поняли. Я хочу, чтобы меня прооперировали немедленно. Сейчас!
Я удивленно воззрился на мужчину.
— Что вы на меня так смотрите? Да, прооперируйте меня прямо сейчас!
— Послушайте, товарищ, сколько у вас уже растет этот халязион?
— Пятый год, а что?
— Ничего, если не считать, что вы пришли с ним за десять часов до Нового года.
— Да какая разница, — махнул рукой представительный. — Для меня Новый год — не праздник.
— Зато для всех остальных таки праздник, — мягко сказал я и проводил носителя халязиона к выходу.
— Я этого так не оставлю! Я буду жаловаться! — неслось по коридору. — Вы у меня еще попрыгаете!
— Дмитрий Андреич, может, надо было убрать этот чертов халязион? — спросила Любовь Даниловна. — Дел-то на пять минут. А вдруг и правда пожалуется? Неприятностей потом не оберешься.
— Любовь Даниловна, это не экстренная операция, нет никаких причин бросать все и заниматься халязионом, — возразил я. — Он пять лет ходил с этим новообразованием, подождет еще неделю. А то мы его сейчас прооперируем — это действительно пять минут, — а кто его завтра смотреть будет? Кто ему перевязку будет делать? Завтра нерабочий день. А вдруг какое осложнение за праздники? Что тогда? Руку приложил — все, отвечай!
— Ну, может, вы и правы, — пожала плечами медсестра.
— А по большому счету это вообще патология окулиста, он должен халязионами заниматься, а не хирург.
— Дмитрий Андреич, вы же знаете, что окулист у нас только очки выписывает и совсем не оперирует.
— Ладно, поживем — увидим. А у больных на поводу идти не следует, только хирург решает, когда и что оперировать. — Я звучал как настоящий врач, да и чувствовал себя соответственно.
— Тут я с вами согласна.
Врач должен быть неплохим психологом, чтобы правильно общаться и вот с такими чудаками, и с алкоголиками, и с родственниками пациентов.
Во многих лечебных учреждениях есть традиция: кто последний пришел в коллектив, тот и дежурит на Новый год. Поэтому 1996 год я встречал дежурным врачом ЦРБ.
Мне нужно было обойти всех больных во всех отделениях и осмотреть тех, кого оставили под наблюдение. Я должен был оказать экстренную помощь при всех неотложных состояниях, будь то гипертонический криз или приступ стенокардии. Также в мое распоряжение поступали все больные, обратившиеся на «скорую», которая в выходные дни и в ночное время становилась передвижным приемным покоем. При необходимости я должен был освидетельствовать возможно пьяных водителей, которых ГАИ доставляло в больницу.
Последняя обязанность, вмененная дежурным врачам волевым решением сверху, была такой несусветной глупостью, что у нас просто не хватало словарного запаса матерной лексики, чтобы охарактеризовать авторов этого проекта.