Урсула подходит к моей кровати и, склонив голову, рассматривает меня.
Какие же у нее глаза — темные, большие — словно на картине маслом!
— Как вы себя чувствуете? — повторяет она уже привычный мне вопрос.
— Гораздо лучше. Спасибо, что заглянули.
Урсула нетерпеливо качает головой — ни к чему тут глупые любезности.
— Я пришла бы раньше, если бы знала. Только вчера позвонила, и мне сказали.
— Даже хорошо, что не пришли. Ко мне трудно было пробиться. Дочь стояла на страже с тех пор, как мне стало плохо. Я здорово ее напугала.
— Я знаю. Встретила ее в фойе. — Урсула заговорщически улыбается. — Она велела мне вас не волновать.
— Не слушайтесь.
Она садится на стул около кровати, ставит сумку на пол.
— Как там фильм? — спрашиваю я. — Движется?
— Почти готов. Досняли финал, почти разобрались с закадровым звуком и саундтреком.
— Саундтрек… — повторяю я. Ну конечно. Трагедии в кино всегда разворачиваются под музыку.
— И что там за мелодии?
— Несколько песен двадцатых годов. Танцевальные мелодии и пианино. Грустное, загадочное, романтическое пианино, в стиле Тори Амос.
Наверное, у меня глупый вид, поэтому Урсула начинает перечислять композиторов, с которыми я должна быть знакома.
— Немного Дебюсси, немного Прокофьева.
— А Шопен?
— Шопен? — удивленно поднимает брови Урсула. — Нет. А нужно? — Она даже пугается. — Только не говорите мне, что кто-то из сестер страстно любил Шопена!
— Нет, — отвечаю я. — Шопена любил брат, Дэвид.
— Слава богу! Он не самый главный персонаж. Слишком рано погиб, чтобы всерьез повлиять на события.
Спорное утверждение. Впрочем, сейчас мне не до споров.
— И что у вас вышло? Хороший фильм?
Урсула прикусывает губу.
— Надеюсь, да. Думаю, что да. Боюсь, мне трудно оценить его объективно.
— Но хоть похоже на то, что вы задумали?
Она покачивает головой. Вздыхает.
— И да, и нет. Трудно объяснить. Когда я только начала снимать, он весь был у меня в голове, полный нерастраченной энергии. А теперь он снят — будто загнан в какие-то рамки.
— Наверное, так бывает с любым произведением.
Урсула кивает.
— Понимаете, я чувствую такую ответственность перед героями, перед всей их историей. Хотелось сделать все идеально.
— В мире мало идеального.
— Мало, — улыбнувшись, соглашается Урсула. — Иногда я боюсь, что я не тот человек, которому стоило браться за историю семьи Хартфорд. Вдруг я все перепутала? Я так мало знаю!
— Литтон Стрейчи как-то сказал, что неведение — главный инструмент историка.
Урсула непонимающе хмурится.
— Неведение — лучший советчик, — объясняю я. — Оно бесстрашно выбирает главное и отбрасывает лишнее.
— Хочешь испортить рассказ — сделай его правдивым, так что ли?
— Что-то в этом роде.
— Но ведь для биографии самое главное — правда.
— А что такое правда? — говорю я. Были бы силы — пожала бы плечами.
— То, что случилось на самом деле. — Урсула глядит на меня так, словно у меня окончательно съехала крыша. — Кому и знать, как не вам. Вы долгие годы раскапывали прошлое. Искали правду.
— Раскапывала. И ни разу не нашла. — Я медленно, но верно сползаю с подушек. Урсула замечает это и мягко поправляет меня. Я спешу продолжить, пока она не перебила. — Когда я была молодой, я хотела быть сыщиком.
— Серьезно? Служить в полиции? И почему передумали?
— Мне никогда не нравились полисмены.
— Да, это действительно проблема, — ухмыляется Урсула.
— Поэтому я пошла в археологи. Почти то же самое, если подумать.
— Только жертвы убиты гораздо раньше.
— Да.
— Эту мысль подсказала мне Агата Кристи. Верней, один из ее героев. Он сказал Эркюлю Пуаро: «Из вас вышел бы неплохой археолог, мистер Пуаро. У вас настоящий талант восстанавливать прошлое». Я читала это во время войны. Второй войны. К тому времени я была сыта по горло тайнами, но у одной из медсестер оказалась с собой книжка, а старые привычки долго живут.
Урсула улыбается и неожиданно встает.
— Ой, чуть не забыла. Хорошо, что вы мне напомнили. Я тут кое-что принесла. — Она ныряет в сумку и достает оттуда маленькую коробочку.
Размером с книгу, но гремит.
— Это кассета. Агата Кристи. — Урсула неуверенно пожимает плечами. — Я не знала, что вы сыты по горло тайнами.
— Не беспокойтесь, то была временная сытость, нескладная попытка забыть прошлое. Я снова увлеклась детективами, как только кончилась война.
Она указывает на плеер на прикроватном столике.
— Поставить вам кассету?
— Давайте, — командую я.
Она разрывает пластиковую упаковку, достает первую кассету и открывает магнитофон.
— Тут уже что-то стоит. — Урсула достает кассету — ту, что я сейчас пишу для Марка, — и показывает мне. — Это для него? Для вашего внука?
Я киваю.
— Положите ее на стол, пожалуйста. Я потом поставлю обратно.
Конечно, поставлю. Время мое подходит, и я это чувствую, мне надо закончить, пока оно не взяло надо мной верх.
— Слышно что-нибудь от него? — спрашивает Урсула.
— Пока нет.
— Услышите, — обещает она. — Обязательно.
У меня уже не осталось сил надеяться, но уверенность Урсулы так заразительна, что я киваю.
Она ставит вместо моей кассеты Агату Кристи и кладет магнитофон на место.
— Вот.
Вешает сумку на плечо. Значит, собирается уходить. Я дотягиваюсь до ее руки, и она поворачивается, сжимая мою. Такая нежная кожа.
— У меня к вам просьба, — говорю я. — Сделайте мне одолжение, пока Руфь…
— Конечно, — тут же откликается Урсула. — Что угодно. — Заметно, что ее разбирает любопытство, видно, в моем голосе звучит что-то необычное. — Что именно?
— Ривертон. Отвезите меня в Ривертон. Мне нужно его увидеть.
Урсула хмурится, сжимает губы. Я поймала ее на слове.
— Ну пожалуйста.
— Даже не знаю, Грейс. А что скажет Руфь?
— Она скажет: ни в коем случае. Потому я и попросила вас.
Урсула смотрит в стенку. Не знает, как выкрутиться.
— Может быть, лучше привезти вам то, что мы там наснимали? Я запишу на видео и…
— Нет, — твердо говорю я. — Мне надо съездить туда самой. И скорей. — Она все прячет глаза. — Как можно скорей.
Урсула поворачивает голову, и, еще до того, как она кивает, я понимаю, что мы договорились.
Я благодарно киваю в ответ и показываю глазами на кассету.
— А я ведь встречала ее однажды. Агату Кристи.
Это было в конце тысяча девятьсот двадцать второго. Тедди и Ханна принимали гостей у себя дома. Тедди и его отец вели какие-то дела с Арчибальдом Кристи, что-то по поводу изобретений.
В начале двадцатых годов у Лакстонов всегда было много гостей. Однако тот обед я запомнила особо по нескольким причинам. Во-первых, на нем присутствовала сама Агата Кристи. В то время она выпустила всего лишь одну книгу — «Загадочное происшествие в Стайлз», но Эркюль Пуаро тут же вытеснил Шерлока Холмса из моего сердца. Тот был другом детства, а этот стал частью нового мира.
В те дни у нас гостила Эммелин. Она приехала в Лондон на месяц. Ей уже исполнилось восемнадцать, и первый бал решили устроить здесь. Никаких разговоров о замужестве, как у Ханны, уже не было. Прошло всего-то навсего четыре года, а времена полностью изменились. Изменились и девушки. Они сбросили корсеты лишь для того, чтобы тут же нацепить на себя тяжкое ярмо диет. В моду вошли жеребячьи ноги, упругая грудь и гладко зачесанные волосы. Никто не шептал, прикрывая рот ладонью, и не кидал стыдливых взглядов. Девушки смеялись и выпивали, курили и ругались не хуже мальчишек. Талии на платьях стали низкими, сами платья — свободными, а нравы — еще свободней.
Возможно, именно поэтому разговор за столом пошел на совершенно неожиданную тему, а может быть, все дело было в присутствии миссис Кристи. Сыграл свою роль и недавний поток газетных статей о нашумевшем убийстве.
— Их обоих вздернут, — бодро обещал Тедди. — Эдит Томпсон и Фредди Байуотерса. Как того парня, что убил свою жену. Совсем недавно, в Уэльсе. Как же его звали? Он ведь был военным, правда, полковник?
— Майор Герберт Роуси, — подтвердил полковник Кристи.
Эммелин театрально вздрогнула.
— Вообразите только — убить собственную жену, женщину, которую ты обещал любить до скончания жизни.
— Большинство убийств совершаются людьми, которые клялись друг другу в любви до гроба, — спокойно сказала миссис Кристи.
— Люди вообще стали более жестоки, — заметил Тедди, прикуривая. — Достаточно открыть газету, чтобы в этом убедиться. Несмотря на запрет огнестрельного оружия.
— Это Англия, мистер Лакстон, — сказал полковник Кристи. — Родина лисьей охоты. Тут трудно запретить оружие.
— У одного из моих друзей всегда при себе пистолет, — беспечно сообщила Эммелин.
— Быть не может, — покачала головой Ханна и посмотрела на миссис Кристи. — Боюсь, моя сестра насмотрелась американских фильмов.
— Да может! — стояла на своем Эммелин. — Этот парень — не стану называть имени — сказал, что добыть оружие так же просто, как купить пачку сигарет.
— Не иначе как Гарри Бентли, — проницательно заметил Тедди.
— Гарри? — рассмеялась Эммелин, хлопая длиннющими черными ресницами. — Да Гарри и мухи не обидит! Вот его брат Том — дело другое.
— Неподходящие какие-то у тебя знакомства, — нахмурился Тедди. — Неужели ты не понимаешь, что ношение оружия незаконно, я уже не говорю — опасно.
— Я с детства умею стрелять, — пожала плечами Эммелин. — В нашей семье все женщины отлично стреляли. Бабушка лишила бы нас наследства, разочаруй мы ее. Можешь спросить у Ханны: как-то раз она попыталась пропустить охоту — сказала бабушке, что это недостойно — стрелять в беззащитных животных. Бабушка за словом в карман не полезла, да, Ханна?
Ханна только пожала плечами и сделала глоток вина. А Эммелин продолжала:
— Сказала: «Чепуха! Ты — Хартфорд. Стрельба у тебя в крови».
— Как бы там ни было, — подытожил Тедди, — в этом доме никакого оружия не будет. Представляю, что сказали бы мои избиратели, если б меня обвинили в незаконном хранении оружия.
Эммелин закатила глаза, а Ханна заметила:
— Будущие избиратели.
— Расслабься, Тедди, — посоветовала Эммелин. — Если ты будешь таким занудой, тебе не понадобится оружие. Умрешь от разрыва сердца. Я же не говорила, что сама хочу купить пистолет. Я просто имела в виду, что девушке в наши дни надо быть настороже. Раз мужья стреляют в жен, а жены — в мужей. Не правда ли, миссис Кристи?
Миссис Кристи следила за дискуссией с безмятежным любопытством.
— Я не очень уважаю пистолеты, — призналась она. — Яды — вот мой конек.
— Неуютно, должно быть, существовать рядом с женой, у которой такое странное хобби, верно, Арчи? — с редким для него юмором поддел Тедди.
Арчибальд Кристи тонко улыбнулся.
— Всего лишь одно из ее маленьких забавных увлечений.
Муж и жена обменялись взглядами.
— Да уж позабавней твоих, — парировала миссис Кристи.