Тетя Лида рассмеялась и махнула рукой, дескать, что с нас было взять? Дети.
Она двинулась в сторону лестницы. Мы тронулись следом, но тут тетя Лида резко остановилась и продолжила свой рассказ:
– А я была такая шебутная! У меня же папа погиб на фронте, так я решила отомстить. Схватила как-то камень и запустила им в одного немца. Так, представьте, что случилось: я ему в лоб попала. Не знаю как. Мне всего-то шесть лет было. Наверное, от злобы. Он за лоб схватился, а я кричу ему: «Немец проклятый!» Немец тот был совсем молоденький – щуплый такой, личико детское. И он в тот же день погиб…
– Как это случилось? – спросил Яков, явно взволнованный трогательной историей.
– Да с балкона упал, – покачала головой тетя Лида. – Там что-то, наверное, произошло. Поскандалили фашисты, верно. Чего-то не поделили. Немцы и охранники вдруг забегали по дому – он был уже почти достроен, – а потом из двери балконной выскочил этот парень. А за ним – другой, старше. И молоденький свалился вниз. Или тот, другой, его столкнул, никто не понял.
– А из какой квартиры он упал? – Яков прямо-таки распереживался из-за земляка, который погиб тут шестьдесят лет назад.
Тетя Лида указала пальцем на свою дверь.
– Из моей квартиры. Мой отец, он в Крайзаготзерно работал, получил здесь квартиру. Так я тут и живу.
– Интересная история, – сказала я. Удивительно, мы тут все детство провели, а не знали ничего.
Тетя Лида и наша троица пошли вниз по лестнице. Соседка впереди, за ней – я, парни следовали за мной. Тетя Лида шла медленно, а из деликатности мы ее не обгоняли. Дольче воспользовался заминкой и неуловимым движением прижался бедром к бедру Якова, но тот был словно в прострации.
Выбравшись на улицу и распрощавшись со старухой, мы сели в машину моего друга. У Дольче был черный «опель», формами напоминавший акулу. Он удивительным образом подходил моему другу, добавляя к его рафинированному образу хищную нотку. Сейчас это было очень кстати.
Глава 11
Яков попросил высадить его возле музея. Он, видите ли, интересовался историей и хотел посмотреть какие-то уникальные экспозиции.
От музея мы, строго следуя разработанному плану, приехали к зданию бизнес-центра, в котором и располагался наш Центр. Я вышла из машины, прошла в холл, завернула в кафе, села у окна и заказала подошедшей официантке кофе. Дольче остался в машине.
Улица, которую я обозревала, уже выглядела по-осеннему ярко. В зелени крон уже появлялись желтые блики, трава немного выцвела, а солнечный свет приобрел восхитительную золотистость. Совсем не хотелось думать о том, что где-то на этой светлой улице сидит человек в серой машине, замышляя против меня какую-то гадость.
Но он был тут. Стоило мне совсем немного наклонить голову влево, чтобы увидеть проулок, как я обнаружила и пресловутую серую машину.
Я вышла из бизнес-центра и медленно направилась к остановке. По дороге набрала Дольче. Потом села в маршрутку. Через десять минут маленький мирный автобусик вывезет меня на дорогу, проходящую через лесопарк. Это было достаточно пустынное для наших планов место. Мне было страшно.
Из окна маршрутки я не могла видеть, преследует ли меня серая машина и едет ли за ней Дольче. А вдруг человек в серой машине знает, кому принадлежит черный «опель», похожий на акулу? Вдруг он поймет, что его ловят на живца?
Лес разомкнулся перед маршрутным такси и в мгновение ока проглотил его. Я попросила водителя остановиться. Оставшись одна, пошла вдоль обочины.
Серый автомобиль был уже здесь. Водитель сбавил скорость, а потом и притормозил. Я тоже остановилась.
Тишина леса, казалось, давила на барабанные перепонки. Я уже не верила, что все кончится хорошо.
Неожиданно на дороге возникла машина Дольче. Она двигалась очень быстро и всего через несколько мгновений поравнялась с серым автомобилем. Черная акула резко затормозила, обратив нос к обочине, и остановилась. Почти в ту же секунду из нее выскочил Дольче, бросился к дверце водителя серой машины, резко распахнул ее и выволок на божий свет мужика в бейсболке. И так же немыслимо быстро мой друг уложил преследователя на землю, заломив ему правую руку.
Я побежала к месту боевых действий, с удивлением замечая какую-то заминку в движениях Дольче. Держа нашего врага на земле коленом, он сорвал с его головы бейсболку и заметно ослабил хватку.
Подбегая к мужчинам, я увидела, что мой преследователь стал подниматься. А пробежав еще несколько шагов, я и вовсе остановилась.
Рядом с Дольче стоял Женя Шельдешов.
Глава 12
– Что это? – глупо спросила я, приближаясь на неверных ногах.
– Наташка, посмотри, – громко сказал Дольче. Он тяжело дышал, на бритом черепе выступил пот. – Ну, я кого угодно ожидал, только не его!
Женька молчал. Он смотрел прямо на меня, мне в глаза. Тяжело, не отрываясь, не моргая. От него не исходило угрозы, я чувствовала. Он попросту был подавлен, подмят какой-то тоской, а может, отрешенностью – пусть будет как будет…
Дольче уже не держал его.
– Что нам делать с ним?
Из леса тянуло прохладой, наши тени на гравии обочины были уже очень длинными. А если я не возьму себя в руки и не решусь заговорить с этим человеком, то мы тут останемся до ночи. И я решилась:
– Женя, что происходит? Зачем ты следишь за мной?
– У м-меня нет цели, – произнес он, слегка заикаясь.
– Ага! Ты каждый день за Наташкой гонялся и без цели? У нас офис взорвали, Борянка умерла, а ты говоришь «без цели»! – Голос Дольче звучал так резко, что хотелось отправить его в лес за грибами. Он совсем ничего не понимает?
– Женя, мы с тобой сейчас сядем в твою машину и поедем в город. Нам надо поговорить с тобой. А Дольче отправится по своим делам.
Мой друг возмущенно поднял брови:
– Ты обалдела? Ты же не знаешь, что он затевает. Ты с ним не поедешь.
Женька продолжал молча стоять, опустив руки, и смотреть на меня.
– Дольче… Я чувствую, что это другое. Он не имеет отношения к смерти Боряны.
– Ты уверена?
– На все сто.
Дольче махнул рукой:
– Ладно, только я поеду за вами. Ты повезешь Наташку к нашему Центру и там высадишь ее. Понятно?
Шельдешов кивнул, повернулся к Дольче спиной, направился к своей машине. По дороге он нагнулся, чтобы поднять бейсболку, выпрямился и небрежно нацепил ее на голову.
Глава 13
В салоне Женькиного «форда», а его автомобиль действительно оказался «фордом», было душновато. Как только машина тронулась, я открыла окно.
– Пообещай, что больше не будешь ездить за мной. Это пугает.
– Н-не могу такое обещать.
– Но чего ты добиваешься?
– Н-ничего. Я ничего не добиваюсь.
Он помолчал. Мне тоже было нечего сказать.
– Это выше м-моих сил.
– Понимаешь, у нас неприятности. Нашу Боряну отравили. Помещение Центра разнесли. На нас пытались повесить преступление. Все страшно. И тут еще ты. Я же не знала, что это ты.
Шельдешов вел машину не отрывая взгляда от дороги. Его лицо не выражало ничего. Казалось, я сижу рядом с водителем-роботом и ответа мне не будет. Да и зачем мне ответы? Ответы нужны, если ты собираешься продолжать диалог. А у нас это в прошлом.
– М-мне очень стыдно, – вдруг сказал Женька. – Я не собирался попадаться. Да еще и вот так – в лапы твоего приятеля. Не думал, что он способен так на людей кидаться.
– Просто очень хочет поймать убийцу Боряны. И тебе он не поверил.
– Ну и что? – Женька усмехнулся. – Опять бить б-будет? Наташ, я понял – я не вовремя. У вас проблемы. И я не хочу мешать. Но и ты пойми – что-то со мной происходит. Я потерял что-то в этой жизни. Везде чужой, всегда один. Я г-год не пишу. Это мучительно. Сажусь к мольберту, беру карандаш – и ничего.
– А я при чем?
– Не знаю. Просто увидел тебя в городе. Ты идешь, улыбаешься. Ты словно бы паришь над землей. Я п-пошел за тобой. Потом еще через неделю встретил. Случайно. Ты снова меня не видела. И я опять пошел за тобой. От тебя просто сияние исходило. Хотелось немного в этом сиянии побыть. Отразить. Чтобы тоже сиять. А потом я стал с-специально ходить за тобой, ездить за тобой. Чтобы быть рядом.
– Жень… Это жестоко.
– Так было сначала. А потом, в августе, вдруг что-то изменилось. Это, наверное, когда у вас все началось? Я не видел в-взрыва, но видел выбитое окно. Но я уже не мог не ездить за тобой. И ты все равно сияешь. А то, что Димка мне не верит, – да пошел он! Мне нет с-смысла лгать. Я делал это в последний раз, когда ты была со мной. И очень жалею. Н-надо было сразу разводиться с Инкой.
Мы проезжали улицу за улицей, дом за домом. Город был прекрасен, так, как могут быть прекрасны только южные города в самом начале сентября. Только я ничего не могла разобрать за окном – глаза мне застилали слезы.
Глава 14
Травить себя воспоминаниями я перестала почти сразу после нашего разрыва. Соня назвала меня сильной женщиной, но это была не сила, а старый добрый инстинкт самосохранения: я просто боялась сойти с ума от воспоминаний о Женьке. И о том, как он меня предал.
Потому что я считаю это предательством. Эти его слова:
– Я приму любое твое решение. Захочешь ли ты, чтобы мы были вместе, или решишь расстаться.
Он произнес их спустя всего несколько часов после аварии, в которой я сбила его жену. Мы стояли в приемном покое, где почему-то было совсем пусто. Женька только что пришел из палаты жены.
Врачи уже сказали, что больше всего пострадал позвоночник Инны. Типичный случай, сказал молодой хирург доктор Довлетов. Еще Руслан Ибрагимович добавил, что сейчас вопрос о том, сможет ли Инна ходить, остается открытым. Все решится не раньше, чем через месяц.
Это было особенно страшно – ожидание. Я бы не перенесла, если бы из-за меня Инна оказалась парализованной. И так я чувствовала себя… раздавленной. Мне нужна была помощь, опора, как бы эгоистично это ни звучало. Без конца в голове моей кипели мысли: а что, если бы в момент аварии я сделала вот так? Или так? Ах, надо было эдак! Якобы да кабы.
И тут появляется Женька, чтобы заявить: я не буду принимать решений. Думай сама. В чем справедливость? В конце концов, он, а не я запутался в отношениях. Он говорил одно, признаваясь мне в любви, а делал другое, возвращаясь после наших встреч в дом жены.
Я бы поняла, если бы он сказал, что не может принимать решений в такой ситуации. И даже не хочет. Но он сказал, что решение должна принять я.
За минуту до вот этих последних слов Женя сказал, что Инна не будет выдвигать против меня никаких обвинений. Более того, Женя уже переговорил с инспектором ГИБДД – дело не дойдет до суда, то есть не будет никакого дела.
– Я оплачу лечение, – сказала я.
Он ответил – это не важно.
Из больницы я вернулась очень поздно ночью. Хотела лечь спать, однако заснуть, ощущая себя преступницей, искалечившей жизнь молодой женщины, все не удавалось. Тогда я позвонила Соне.
И знаете, лишь только услышав ее сонный голос, взывающий к небесам – ведь ночь же на дворе, а тут всякие!.. – я ощутила себя намного лучше. Потом были и слезы, и раскаяние, и сетования на судьбу, которая подстраивает мне невероятные дорожные происшествия и подсовывает мне бесхребетные тряпки вместо мужчин, но все это было уже излиянием, а не рвущим мозг и душу самоистязанием.