Я слегка перевалил за тысячу баксов…
Джейк взглянул на полученные карты — и едва подарил улыбку. Все дамы были теперь у него. Четыре прелестные дамы, как одна.
— Мы только вздохнули, мы заложили свое жалованье, а парню хоть бы что, свою ставку он не поднимал.
Гарет дал одну карту пэру, другую взял себе. Сейчас они уже слушали, переводили глаза с его губ на свои карты.
— …Ну, а как подошла пора открываться, мы только поглядывали друг на друга через банк, который вырос до потолка, а он тут— р-раз, и выдал нам полный флеш. До сих пор перед глазами стоит: три и восемь, трефы. Мы со шкипером полсуток в себя приходили, а потом додумались, что дело нечисто, такое само собой случиться не может, вероятность тут один к шестнадцати миллионам. Все говорило против того парня, и мы пошли навестить его. Нашли мы его в старом отеле «Пенинсьюла», где он тратил наши кровные денежки. Мы тогда готовились выходить в море. Котлы были еще холодные. Мы посадили его на один из них и раскочегарили! Конечно, пришлось его привязать, и через несколько часов его ягодицы поджарились как каштаны.
— Боже мой, — воскликнул юный баронет, — какой ужас!
— Совершенно с вами согласен, — кивнул ему Джейк. — Ужас, как он навонял у меня в машинном отделении.
Над столом повисло тяжкое молчание — все чувствовали, что ситуация стала взрывоопасной, что обвинение предъявлено, только большинству оставалось неясно, в чем и кого именно обвиняют. Они прикрылись картами, как щитами, подозрительно поглядывая друг на друга. В этой уютной комнате атмосфера настолько сгустилась, что сидевшие за другими столами невольно оторвались от игры и переглянулись.
— Я полагаю, — протянул Гарет Суэйлз столь отчетливо, что слова его были слышны в самом дальнем углу, — мистер Бартон хочет сказать, что здесь кто-то мошенничает.
В такой обстановке жесткое слово прозвучало так неуместно, оно было чревато столь опасными последствиями, что у этих сильных мужчин перехватило дыхание и кровь отлила от лица. Мошенничество! В клубе! Легче выслушать обвинение в супружеской измене или в вульгарном убийстве.
— Должен признаться, я вынужден согласиться с мистером Бартоном.
В ледяных голубых глазах вспыхнули гневные огоньки, и Гарет поспешно обернулся к ошеломленному члену палаты лордов.
— Я бы желал, если вас это не затруднит, разумеется, ознакомиться с точной цифрой вашего выигрыша.
Голос его прозвучал как удар хлыста. Пэр на мгновение оцепенел, потом полиловел и сердито заквохтал:
— Сэр! Как вы осмеливаетесь… Боже мой! Сэр!
И он, ошеломленный оскорблением, задыхаясь, вскочил.
— Держи его! — крикнул Гарет и одним движением опрокинул тяжелый тиковый стол.
Плантатор и гражданский чиновник были придавлены большим столом, фишки слоновой кости и карты рассыпались по полу, и теперь никому на свете не удалось бы установить, какие именно карты Гарет сдал себе.
А Гарет склонился над упавшими игроками и крепко ухватил юного пэра за левое ухо.
— Мошенник! Вот вам, мошенник!
Юнец взревел как бык и поднял свой полновесный кулак, от которого Гарет легко увернулся, зато секретарь клуба получил между глаз, когда попытался вмешаться.
Началась драка, остальные члены клуба поспешили на помощь секретарю.
Джейк рванулся к Гарету через внезапно забурлившую свалку.
— Не он, а ты! — крикнул он злобно, хватая «приятеля» за руку.
В комнате собралось сорок членов клуба. Лишь один человек — Джейк — был не в той вечерней униформе, которая указывала на принадлежность к клубу, а в мешковатом молескиновом костюме, и вся свора кинулась на него.
— Лучше оглянись, приятель, — дружеским тоном предупредил Джейка Гарет, когда Джейк схватил его за лацканы смокинга.
Джейк обернулся, чтобы встретить натиск разъяренных членов клуба, и его кулаки, только что метившие в майора Суэйлза, обрушились на атакующих. Двое упали, но остальные продолжали наседать.
— Валяй, круши! — весело подбодрил его Гарет. — И да будет проклят тот, кто крикнет: «Хватит!».
Каким-то чудом в руке у него оказался бильярдный кий.
Теперь Джейк был почти погребен под курганом вечерних костюмов. Трое оседлали его со спины, двое вцепились в ноги, а один повис на его руках.
— Идиоты! Не меня надо бить, а его!
Он пытался указать на Гарета, но обе его руки были зажаты как в тисках.
— Совершенно верно, — согласился Гарет. — Грязный мошенник!
И он с невероятной ловкостью пустил в ход бильярдный кий. Толстым концом он с силой колотил им по головам хорошо одетых джентльменов, оседлавших Джейка. Они отпрянули, а освобожденный от их веса Джейк снова повернулся к Гарету.
— Послушайте же… — начал он, продвигаясь вперед, несмотря на вцепившихся в его ноги членов почтенного заведения.
— И правда, послушайте!
Гарет вскинул голову. Раздался полицейский свисток, за двойными дверями замелькали мундиры.
— Фараоны, черт побери, — объявил Гарет. — Может, мы еще успеем. За мной, приятель!
Несколько искусных движений кием — и он выбил стекло из окна, затем невозмутимо и легко шагнул в темный сад.
Джейк стремительно шагал по неосвещенной тропке под темными джакарандами [5] вдоль шоссе. Он держал путь к своему лагерю у ручья. Дикие вопли и полицейские свистки у него за спиной давно уже замерли в ночи.
Гнев его тоже улегся, он даже прыснул, вспомнив лиловое лицо пэра и его выпученные очумелые глаза. Затем он услышал позади себя характерное поскрипыванье рессор рикши и топот босых ног.
Еще не оглянувшись, он уже знал, кто это.
— А я было подумал, что потерял тебя, — как ни в чем не бывало проговорил Гарет Суэйлз. — Его красивое лицо с благородными чертами освещала зажженная манильская сигара, которую он зажал в зубах, развалясь на подушках сиденья. — Ты припустил, как кобель за сукой. Фантастическая скорость. Я потрясен.
Джейк несколько секунд прислушивался к ритмичной работе мотора, потом улыбнулся.
Джейк ничего не ответил, а продолжал себе шагать.
— Не завалишься же ты сейчас спать. — Рикша держался чуть позади Джейка. — Ночь только начинается, и кто знает, какие великолепные мысли и блистательные подвиги еще предстоит нам обдумать и совершить.
Джейк силился не улыбаться.
— Ну что? К мадам Сесиль? — искушал Гарет.
— Тебе так нужны эти машины?
— Мне больно, — торжественно произнес Гарет, — что мои дружеские чувства объясняются таким низменным материализмом.
— Кто платит? — спросил Джейк.
— Ты — мой гость.
— Ну что ж, я пил твое пиво, ел твой обед, с чего бы мне вдруг отказываться? — Он остановился и повернулся к рикше. — Поехали, — сказал он.
Рикша развернулся и побежал обратно в город. Гарет сунул Джейку в рот сигару.
— Что ты сдал себе? — спросил Джейк между двумя затяжками ароматного дыма. — Четыре туза? Полный флеш?
— Я возмущен такой постановкой вопроса, сэр. Я не слышал вопроса.
Некоторое время они ехали молча. Потом пришла очередь Гарета спрашивать.
— Если по правде, вы ведь не поджарили тому парню яйца?
— Нет, — согласился Джейк, — но история получилась недурная.
Дом мадам Сесиль скромно прятался среди деревьев огороженного сада. Над дверью горел фонарь. Гарет взялся за дверной молоток, но не постучал.
— Знаешь… Будь я проклят, но я должен перед тобой извиниться. Я все время неправильно о тебе думал.
— То-то смеху было.
— Я пришел к выводу, что мне лучше быть с тобой откровенным.
—Не знаю, выдержу ли я такой удар.
Они ухмыльнулись друг другу, и Гарет похлопал Джейка по плечу.