— Отлично! Едем! Хитер будет тот, кто нас поймает!
— Сейчас, Франсуа, только два слова скажу этим господам.
— Скорее!
— Господа! Отъезд мой не должен мешать вам исполнять принятую на себя обязанность. Позорный приговор, которым хотят меня запятнать, должен служить вам стимулом. Меньше чем через десять дней вы получите от меня известие; может быть, мы опять примемся за прежнее, но, видит Бог, клянусь вам, друзья, что если нас вынудят на войну, мы горячо поведем ее — не с королем, которого любим иуважаем, а с его недостойными фаворитами, которые его обманывают и губят нашу несчастную родину.
— Аминь! — весело заключил Бассомпьер.
— Господа, употребите сегодняшний день на то, чтоб повидаться с друзьями, условиться с ними и узнать общественное мнение. Если народ за нас, мы можем быть уверены в победе; а теперь до свидания! Я не прощаюсь с вами. Через десять дней мы опять увидимся, чтобы больше не разлучаться, а победить или умереть вместе. Обнимите меня все!
Они по очереди обнялись с герцогом, плача и повторяя уверения в полной преданности.
— Ну, я готов, Бассомпьер! — сказал герцог.
— Так едем!
— До свидания, господа!
— До свидания! — крикнули все в один голос.
Сделав еще прощальный жест рукой, де Роган вышел за Бассомпьером.
Пять минут спустя застучали колеса уезжавшего экипажа.
— Уехал! — произнес Делафорс. — Храни его Бог!
— Храни его Бог! — с чувством повторили все.
ГЛАВА XIII. Что представляла собой таверна «Клинок шпаги» на улице Прувель
то время, о котором идет наш рассказ, на углу улицы Прувель, против церкви святого Евстафия, был дом в несколько этажей, с колоннами, образовавшими арку, под которой можно было отлично спастись и от дождя, и от снега, иот солнечных лучей; оттуда был виден только самый крошечный кусочек неба.
Над воротами этого дома качалась со скрипом вывескас полустертыми изображениями чего-то непонятного. Это была таверна «Клинок шпаги». Эта таверна славилась известностью во всем Париже иокрестностях; как только, прозвонив, смолкал angelus 18 , туда собирались все самые знатные придворные пить, нет, играть и драться в компании гуляк всякого сорта.
Впрочем, весь этот смешанный люд всегда находил в «Клинке шпаги» хорошее вино, сговорчивых женщин и хозяина, ради выгод делавшегося слепым, немым и глухим ко всему, что совершалось в его таверне поздними вечерами.
Дозорные давно и хорошо знали это место и тщательно избегали его; большая часть из них испытала кулаки его посетителей.
Днем, как и все подобные заведения, «Клинок шпаги» имел самый безобидный вид и манил роскошной обстановкой; только вечером таверна превращалась в разбойничий притон. Теперь трудно и подыскать что-нибудь подобное.
Мэтр Жером Бригар, хозяин ее, был высокий толстяк лет сорока пяти, с красным лицом, косыми глазами, мясистыми губами и вдавленным подбородком. Он замечательно напоминал своей физиономией барана, но в нравственном отношении не отличался бараньими свойствами. Он был силен, как бык, ловок, как обезьяна, и страшно зол.
Его боялись не только жители квартала, но даже многие из его посетителей, которые, однако, были вообще не трусливого десятка.
Отец Жерома Бригара участвовал в борьбе Лиги и приобрел грустную известность в качестве сторонника партии вроде Истребителей. Ему пришлось покинуть город, когда Бриссак продал Париж королю.
Однако он ушел не с пустыми руками; его патриотизм во время Лиги не мешал ему заботиться и о своих делах, и он оставил сыну хорошо обставленное торговое заведение.
Месяцев через шесть после бегства отца молодой Бригар, никому не объясняя причины, продал вдруг заведение и купил дом, о котором мы сейчас говорили.
Место он выбрал удачное; дело быстро пошло в ход, вся знать стала собираться в его таверну.
Почтенный хозяин радостно потирал руки; он давал полную свободу своим посетителям и даже подстрекал их в питье, игре и драках; он первый спешил зажигать факелы, если противники выходили драться на улицу, отодвигал столы и скамейки, очищая место, если дуэль происходила в самой таверне. После дуэли раненых уводили товарищи, мертвых переносили к церкви святого Евстафия, мыли пол — ивсе было кончено.
Враги содержателя таверны поговаривали втихомолку, что причиной этого была ненависть его к знати; что он мстил таким образом за изгнание отца; но вернее всего, что им просто руководила природная злость.
В тот самый день как герцог де Роган был приговорен к смерти парламентом, мэтр Жером Бригар расхаживал взад и вперед, бранил гарсонов и наблюдал, чтоб все было готово к приходу посетителей.
— Главное, — говорил он, — позаботьтесь о столе шевалье де Гиза; он будет сегодня здесь ужинать с товарищами. Отодвиньте немножко от его стола стол господ де Шевреза и де Теминя; они с Гизами не в большом ладу, — заметил он, посмеиваясь. — Поставьте бутылки и стаканы на стол господина де Сент-Ирема, чтоб ему не приходилось ничего спрашивать. Так, хорошо! Теперь могут приходить сколько угодно.
Едва успел он это сказать, как отворилась дверь и вошли двое, по костюму — знатные. Это были капитан Ватан и Клер-де-Люнь.
Мэтр Бригар сейчас же подошел к ним как для того, чтоб показать внимание, так и для того, чтоб хорошенько рассмотреть. Он видел их первый раз.
— Что прикажете, господа? — спросил мэтр Бригар с самой подобострастной улыбкой.
— Четыре бутылки анжуйского, бутылку водки и два стакана, — отвечал капитан.
— Если что еще понадобится, мы скажем, — прибавил Клер-де-Люнь.
Они сели недалеко от двери; хозяин подал им все сам и, к своему удовольствию, услышал, как один из них сказал другому:
— За ваше здоровье, капитан!
— Это недавно приехавшие в Париж офицеры, — пробормотал, отходя, хозяин таверны.
Между тем комната начинала наполняться обычными посетителями, и вскоре все столы были заняты.
Собрался самый цвет знатной молодежи; все они пили, играли, смеялись, шутя позорили репутацию самых добродетельных придворных дам.
Только капитан и Клер-де-Люнь сидели молча и пили, вслушиваясь в то, что около них говорилось.
Вошли еще трое: граф де Сент-Ирем, шевалье де Местра и еще какая-то подозрительная личность и сели за приготовленный для графа стол. Жак де Сент-Ирем сделал при этом хозяину знак быть осторожным и молчать.
Действительно, де Сент-Ирема в этот вечер нельзя было узнать: из брюнета он сделался рыжим, почти красным; бородка и усы стали вдвое длиннее и гуще.
Никто его не узнал, кроме двоих: хозяина гостиницы и Клер-де-Люня, слишком опытного в деле переодевания, чтоб его можно было обмануть.
— Вот кого нам надо! — шепнул он капитану.
— Будем пить! — лаконично отвечал авантюрист с нехорошей улыбкой.
— Господа, знаете новость? — громко спросил один из вновь пришедших.
— Какую? Их теперь много, — сказал де Сент-Ирем.
— Та, о которой я вам говорю, совсем свеженькая, — продолжал незнакомец, — опять, кажется, увидим, как запляшут гугеноты.
— Да, — подтвердил де Местра, прихлебывая вино, — король их недолюбливает.
— Так за здоровье короля! — воскликнул де Сент-Ирем.
— За здоровье короля! — повторили несколько человек, слышавших тост.
В это время вошли еще двое и сели за один стол с капитаном и Клер-де-Люнем.
Один из этих двоих сейчас же протянул руку капитану.
— Parbleu, — приветливо проговорил он, — очень рад встретиться с вами.
— Граф дю Люк! — отозвался капитан, и лицо его сделалось немножко мрачным.
— Да, я, капитан, и очень рад возобновить с вами знакомство.