— Кузина Люсинда, я могу поклясться, что я уже не первый мужчина, попавшийся в ваши сети.
— Возможно, фигурально, но не буквально.
Он сдернул с головы шляпу и последовал за ней внутрь домика, чуть не ударившись головой о низкий дверной косяк. Лишь переступив порог, он почувствовал себя как дома. Аромат свежеиспеченного хлеба наполнял воздух, смешиваясь с приятными острыми запахами сушеных цветов и трав, которые свисали пучками с широких балок на потолке.
Осмотревшись вокруг, он увидел, что в ее комнате было немного вещей, но все они были использованы с умом. Небольшой диванчик приглашал отдохнуть около камина, почерневшего от старости и долгого использования. Что-то похожее на большой кухонный шкаф, заполненный тарелками и кувшинами, стояло у стены. Квадратный стол и два стула занимали все остальное пространство небольшой комнаты.
— Вы пускаете жить к себе пансионеров?
— Пансионеров? — озадаченно взглянув на него, она указала ему на стул. — О, вы, должно быть, имеете в виду квартирантов. Но ведь здесь едва найдется место для меня одной. Куда я поселю жильца?
— Просто интересуюсь. Я нахожу ваш дом гораздо уютнее, чем весь этот замок.
— Но я думала, что техасцы любят простор.
— Это правда, мы любим простор наших бескрайних равнин. Однако внутри домов мы более всего тяготеем к уюту.
И ему все больше нравился уют ее домика. Теплота, ум, честность Люсинды, не говоря уже о красоте, делали с ним что-то невообразимое, чего он еще никогда не испытывал в жизни. Но сейчас было не время думать об этом и предаваться своим чувствам.
— Куда ни пойди в замке, везде слышишь эхо своего собственного голоса или своих шагов. Это в конце концов так надоедает.
Она поставила перед ним тарелку пышущих жаром кексов вместе с клубничным джемом и большой чашкой желтоватого крема, такого густого, что ложка стояла в нем. Прескотт хотел сразу же наброситься на еду, но вовремя вспомнил о своих манерах и подождал, пока Люсинда разлила чай по чашкам и сама села за стол.
— Вы провели в Рейвен Лэйере только одну ночь, Прескотт. Подождите еще немного. И, уверяю вас, вы привыкнете к размерам замка.
— Лучше не загадывайте.
Следуя примеру Люсинды и стараясь не вести себя совершеннейшей свиньей, он разломал кекс на две части и намазал большую ложку крема на одну половину и ложку джема на другую. Сложив половинки вместе и откусив кусочек, он ощутил вкус хлеба, смородины, густого крема и клубники и испытал огромное наслаждение.
— Очень вкусно, Люсинда. Правда, очень вкусно.
Она опустила глаза и скромно улыбнулась.
— Спасибо.
— Вы готовите так всегда?
— Нет, только в очень хорошем настроении.
— Это очень хорошее настроение должно приходить к вам почаще. Оказывается, выращивать прекрасные цветы — это не единственный ваш талант.
Увидев, что он справился с кексом в два счета, она спросила:
— Это ваш способ просить добавки?
— Мэм, это было бы откровенно грубо с моей стороны. Моя тетушка Эмми учила меня лучше, чем вы думаете. Но ваши кексы безусловно хороши. Лучшее из того, что я ел с тех пор, как приехал сюда.
— Тогда непременно возьмите еще один.
— Если вы настаиваете.
— Да, я настаиваю.
Прескотт сам обслужил себя, и уже через некоторое время целая тарелка кексов была пуста. Он даже выпил вторую чашку чая, сильно подслащенного сахаром, чтобы скрыть горьковатый вкус.
— Миссис Свит могла бы кое-чему у вас поучиться, — сказал он, окончательно наевшись и откинувшись на спинку стула. — Это была лучшая еда, какую я ел со дня моего приезда сюда.
— Странно. Я всегда думала, что миссис Свит очень хороший повар.
— Она не такая хорошая, как вы.
«И к тому же не так проста в общении, как вы», — подумал он, чувствуя приятную теплоту, разливающуюся в груди.
— Она отваривает почти все. За исключением этих чертовых почек, конечно. Я не знаю, как она их готовит, и не буду притрагиваться к ним для того, чтобы это выяснить.
— Вы не любите почки? Даже бифштекс с пирогом из почек?
Он сморщил нос, и эта гримаса была такой милой, придававшей его лицу такое мальчишеское выражение, что она не смогла сдержать улыбку.
— Я действительно не люблю есть потроха. И никогда не любил. Единственное, что я могу есть в отварном виде, это курицу, но только тогда, когда она подается вместе с клецками. А в основном я ем говядину, приготовленную на костре или зажаренную на сковороде так, чтобы она потемнела снаружи, но оставалась кровяно-красной внутри. Мы в Техасе готовим мясо именно так.
— Тогда вы должны сказать об этом миссис Свит. Я уверена, она сумеет приготовить вам еду, как вы только пожелаете.
— Да, но если она, как вы говорите, такой отличный повар, не обижу ли я ее, сказав подобную вещь?
— Прескотт, она ваша служанка. Это ее работа — стараться ублажать вас. Вы, в конце концов, владелец замка.
— Может быть и так, но я с ранних лет знаю, что нежелательно плохо отзываться о том, как готовит леди. Особенно если ты хочешь сохранить ее хорошее расположение к себе. Тогда это самое худшее из того, что ты можешь сделать.
— Это нелепо. Вы не оскорбите ее, вы просто дадите ей добрый совет. Совет, который, я уверена, она с готовностью примет к сведению. Она знает, что вы занятой человек, что у вас есть очень много важной работы, и поэтому вы должны хорошо питаться и есть пищу, приготовленную так, как вам нравится.
— Я не так занят. Я бездельничаю с тех пор, как впервые ступил на английскую землю. Возьмите сегодняшнее утро, например. Все, что я сделал, это просмотрел финансовые дела Рейвенс Лэйера и узнал, в каком плачевном состоянии находится имение.
— И вы, наверное, занимались всем этим на голодный желудок, не так ли?
— Почему вы так решили? — спросил он.
— Потому что вы съели все мои кексы как мужчина, почти умирающий от голода.
— Простите. Пожалуй я был более голоден, чем предполагал. Я не хотел выставить себя такой свиньей.
— О, не извиняйтесь. Это совсем ни к чему. Если вы хотите знать, то я нахожу ваш аппетит довольно лестным для себя.
— Действительно?
— Да, именно так.
Она никогда не готовила для мужчин раньше. И уже долгие годы у нее не было возможности разделить трапезу с одним из них. Внезапно она изменила тему разговора.
— Так вы говорите, что в Рейвенс Лэйере есть какие-то финансовые трудности?
— Да, это именно то, что я сказал.
— Какого рода трудности?
Прескотт некоторое время колебался, вспомнив о том, что Харгривс сказал ему, — никогда не обсуждать финансовые проблемы с посторонними. Но так как Люсинда была его кузиной и в течение долгого времени жила в Сент Кеверне, она вряд ли подходила на роль посторонней. Ей более, чем кому бы то ни было, следовало знать о сложившейся ситуации.
— Трудности самого худшего рода. Мы по горло в долгах.
— Что?
— Мы разорены. У нас нет ни никеля [4] за душой.
«Господи, помилуй», — подумал Прескотт. Он начинал подражать Харгривсу, говоря «мы» вместо «я».
— Я задолжал людям так много денег, — продолжал он, — что даже удивлен, как сборщики долгов со всей Англии еще не стоят на пороге моего дома, колотя кулаками в дверь и намереваясь выбить ее к чертовой матери.
— Сборщики долгов?
— Да, за всю работу, которая была сделана по ремонту замка и за материалы, что были использованы при этом столярами, каменщиками — кого ни назовите — я задолжал им всем. Но это еще не так плохо, как задолжать женщинам, которые работают на меня в доме. Бедняжки не получали денег за свой труд месяцами.