штук), 1720 установок реактивной артиллерии БМ-13 и БМ-8, 4065 танков, 3855 самолетов. И все это — не считая резервов Ставки.
Одновременно подвергалось реорганизации высшее управление войсками: вновь было восстановлено корпусное звено, и с начала года начали формироваться гвардейские стрелковые корпуса, к лету их насчитывалось уже десять. В это же время создавались гвардейские армии, которые отличались более сильным составом.
Изменения коснулись и стрелковых дивизий, они стали оснащаться значительно большим количеством огневых средств, особенно противотанковых. В каждой стрелковой части теперь имелась противотанковая рота. Совершенствовалась артиллерия. [20] Появились армейские зенитно-артиллерийские артполки и дивизии, истребительно-противотанковые полки и бригады фронтового резерва, полки и соединения реактивной артиллерии и артиллерийские дивизии Резерва Верховного Главнокомандования (РВГК).
Рост выпуска бронетанковой техники позволил решать задачу по воссозданию с учетом накопленного опыта крупных бронетанковых соединений, «этого требовал и характер проводимых советскими войсками операций». Поэтому с марта 1942 года началось формирование первых четырех танковых корпусов, которые имели в своем составе управление, три танковые и одну мотострелковую бригады. По этому штату в корпусе должно было насчитываться 7800 человек, 168 танков (из них 70 легких), 32 орудия (калибра 45 и 76 мм), 20 зениток (калибра 37 мм), 44 миномета (калибра 82 и 120 мм), в июле к ним добавился гвардейский минометный дивизион в составе 250 человек и 8 реактивных установок, разведывательный и мотоциклетный батальоны. С мая приступили к созданию таких мощных оперативных соединений, как танковые армии смешанного состава: три танковых корпуса, резервная танковая бригада, одна-две стрелковые дивизии, артиллерийские части.
Кроме танковых корпусов и армий, для непосредственной поддержки пехоты формировались отдельные танковые подразделения и части — батальоны и бригады. Отдельная танковая бригада имела 53 танка и 1038 человек личного состава. Отдельные танковые батальоны создавались двух типов: в составе двадцати девяти танков (девяти средних и двадцати легких) и тридцати шести танков (пять КВ, одиннадцать Т-34, двадцать Т-60). На 1 мая 1942 года в танковых войсках имелось уже 25 танковых корпусов и 114 отдельных бригад.
Неуклонно увеличивалось производство самолетов. В феврале ВВС получили 822 машины, в марте — 1352, в апреле — 1423. В мае было принято решение о ликвидации армейской авиации. [21] Одновременно, в целях более массированного использования авиации, началось формирование первых восьми воздушных армий из фронтовых и резервных соединений, а также Авиации дальнего действия (АДД), подчиненной непосредственно Ставке.
«Все это говорило о создании армии, способной решать крупные боевые задачи… Советские танковые войска, как и вся Красная Армия, готовились к активным боевым действиям», — сообщает история советских танковых войск. Вот именно! Все это говорит о том, что Сталин не намеревался отдавать стратегическую инициативу, более того, он не собирался ждать немецкого удара. Задача оставалась та же: закончить войну в 1942 году.
Никто из советских военачальников в принципе против этого не возражал. Просто каждый командующий хотел, чтобы главный удар наносили именно его войска (это обещало щедрые пополнения, а в случае успеха — славу, чины, ордена), только в этом заключалась суть возникших в Ставке разногласий. Генерал армии Г.К. Жуков предлагал «нанести мощные удары на Западном стратегическом направлении с целью разгрома вяземско-ржевской группировки противника.
Эти удары должны были проводиться силами Западного и Калининского фронтов и частично силами Северо-Западного фронта, а также авиацией ПВО Москвы и других фронтов», что явно тянуло не на частную, а на полномасштабную стратегическую операцию. А маршал С.М. Тимошенко обещал не только отнять у немцев Харьков, но и освободить всю Украину. Военный совет Юго-Западного направления докладывал 22 марта:
«Противник доведен активными действиями наших войск до такого состояния, что без притока крупных стратегических резервов и значительного пополнения людьми и материальной частью не способен предпринять операции с решительной целью… войска Юго-Западного направления в период весенне-летней кампании должны стремиться к достижению основной стратегической цели — разгромить противостоящие силы противника и выйти на средний Днепр (Гомель, Киев, Черкассы) и далее на фронт Черкассы, Первомайск, Николаев (курсив наш. — Авт.) ». [22]
Сталин отдал предпочтение предложениям Тимошенко и Хрущева, «ручавшимся головой» за успех и достигшим больших, чем Жуков и Конев, успехов в зимнем наступлении. Но Верховный не складывал все яйца в одну корзину.
Харьковская операция, отнюдь не частная, должна была только положить начало разгрому вермахта. Это подтверждает маршал Москаленко:
«…многие из нас предполагали, что Красная Армия уже в состоянии немедленно выбросить захватчиков с советской земли. Предусматриваемая… серия ударов по врагу с целью оттеснить его от Днепра была, несомненно, задумана как начало изгнания оккупантов с территории нашей Родины (курсив наш. — Авт.) ».
Одновременно последовала бы операция в Крыму, тоже с весьма решительными целями. Войскам Крымского фронта предстояло соединиться с защитниками Севастополя, разбить 11-ю немецкую армию и очистить Крым от противника. Это открывало путь на юг Украины и позволяло ударить навстречу наступающим к Днепру армиям Тимошенко, окружая всю группу армий «Юг». После этого в наступление должны были перейти войска Брянского фронта на Льговско-Курс-ком направлении, а потом настала бы очередь Западного и Калининского фронтов ликвидировать ржевс-ко-вяземскую группировку. В завершение — деблокада Ленинграда и выход Карельского фронта на линию Государственной границы СССР.
Таким образом, действительный замысел советской Ставки на весенне-летнюю кампанию 1942 года состоял в том, «чтобы последовательно осуществить ряд стратегических операций на разных направлениях, чтобы заставить противника распылить свои оезеовы, не лать создать ему сильную группиоовку для отражения наступления ни в одном из пунктов» (Соколов Б. Неизвестный Жуков. Мн., 2000. С. 358). [23] Поэтому имевшиеся в распоряжении Ставки 9 резервных армий были равномерно распределены по всему фронту.
Сталин и его полководцы думали, что Красная Армия теперь достаточно сильна, чтобы разгромить немцев, которые считались уже не способными к проведению крупных операций. В этом убеждали и фантастические цифры вражеских потерь, представляемых Разведуправлением Генштаба, не отстававшим в составлении победных реляций от щербаковского Совинформбюро.
Так, к 1 марта потери вермахта на Восточном фронте с начала войны оценивались в 6,5 млн человек — это больше, чем немцы потеряли за весь период борьбы с Советским Союзом. Вообще за 6 лет Второй мировой войны потери германских вооруженных сил на всех фронтах составили около 6924 тыс. человек. А на 1 марта 1942 года потери сухопутных сил на Восточном фронте достигли лишь 1005,6 тыс., т. е. вшестеро меньше, чем считали Сталин и его Генштаб. Собственные потери они преуменьшали в 2-3 раза. Соотношение сил члены Ставки преувеличивали в свою пользу и сильно переоценивали «организаторские способности начальствующего состава» Красной Армии, «опытность и прозорливость» ее генералов.