Казалось, удача полностью отвернулась от «Вольфа». Сигнальщики напрасно всматривались в пустынный горизонт. Ни дымка! «Вольф» долгое время крейсировал у Маврикия. Результата не было никакого, а запасы угля таяли с каждым днем. Взять же угля было негде, если не считать бункеров «Хитачи-Мару». Но если взять японский уголь, то «Хитачи-Мару» не довести до Германии. Как было ни жаль топить японский пароход, но следовало подчиниться реалиям. Альтернативой могло быть только затопление самого «Вольфа». Но, все же, Нергер решил сохранить драгоценный груз и, найдя хорошую стоянку и кораллового рифа севернее Маврикия, приступил к разгрузке «Хитачи-Мару». Чем глубже немецкие моряки забирались в бездонные трюмы японского сухогруза, тем больше находили того, что сам Нергер, не вдаваясь в подробности, определил как нечто «прекрасное и очень дорогое». Командир «Вольфа» был рад и тому обстоятельству, что ему удалось вырвать столь «драгоценный куш» из рук противника.
Несмотря на то, что разгрузка «Хитачи-Мару» велась круглосуточно, эти работы заняли три недели.
Шлюпки, подходившие к «Вольфу», встречали дружный лай, мяуканье, визг, мычание, блеяние, хрюканье, кряканье, кудахтанье и даже карканье. Казалось, что «Вольф» был не боевым рейдером, а плавучим зоопарком среднего размера, который мог сделать честь любому провинциальному городу.
Не то чтобы Нергер решил превратить вверенный ему вспомогательный крейсер в некоторое подобие Ноева ковчега или разрешил иметь весь этот зверинец на борту. Он просто не запрещал, и зверинец постепенно накопился сам собой.
Нергер признался, что следить за всем этим зоосадом было выше его сил, хотя он и делал иногда робкие попытки навести там порядок.
Первой на борту появилась молоденькая кошечка Эвхен, которую в кармане шинели притащил на борт адъютант Нергера перед самым выходом, уверив командира, что получил котенка в подарок от друга на счастье. Нергер в конце концов смирился, признав изящную Эвхен самой красивой кошечкой, какую ему когда-либо приходилось видеть. Она была исключительно чистоплотной, постоянно вылизывала свою шелковистую серую шкурку.
Рано утром, когда командир «Вольфа» просыпался, Эвхен появлялась в каюте, пристраивалась за занавеской и внимательно следила, как Нергер одевается и приводит себя в порядок. Если командир собирался слишком долго, Эвхен начинала громко мяукать, как бы сообщая Нергеру, что завтрак уже готов. Затем Эвхен желала выяснить, что подавали на завтрак, и если там было что-то, чем она хотела полакомиться, то не позволяла командиру начать завтракать раньше ее.
Поскольку ночью приходилось долго находиться на мостике, Нергер, если позволяла обстановка, заваливался спать после обеда на диване в походной каюте. Тут же появлялась Эвхен и пристраивалась на диване рядом с ним.
Нергер предоставил кошечке полную свободу действий, так как маленький зверек не терпел никаких ограничений, не говоря уже о насилии. Когда же Нергер спал в койке своей штатной каюты, Эвхен забиралась к нему под одеяло таким образом, что из-под него торчал только ее розовый носик. Она бегала за командиром на мостик и могла часами находиться там, глядя на луну.
Когда на «Вольфе» появились коты с захваченных пароходов, они, разумеется, сразу начали флиртовать с Эвхен. Эвхен откликалась на флирт, но держала всех котов на расстоянии. Нергер решил «выдать замуж» свою любимицу за шикарного испанского кота, появившегося на «Вольфе» после очередной операции. Однако, у того быстро появились соперники в виде одного немецкого толстяка по кличке Петер и пленного английского кота. Все они были без памяти влюблены в серебристо-серую красавицу Эвхен, и по ночам корабль оглашался их боевыми криками. Кот Петер — добрый толстый немец — был настолько избалован своим хозяином, что сражаться с испанским и английским котами был не в состоянии, полностью потеряв боевую форму. Все кошачьи баталии, как правило, проходили в небольшом саду, который Нергер приказал разбить перед своей походной каютой. Там росли розы, пальмы, апельсины, виноград, фиги и многие другие экзотические растения, довезти которые до Германии, к сожалению, не удалось.
Все кошки отличались великолепной чистоплотностью, чего нельзя было сказать о большинстве находящихся на борту собак.
При уходе из Германии, на «Вольфе» было четыре таксы и пинчер, а в конце плавания их уже никто не мог точно сосчитать. Собаки были маленькие, средние и крупные — вроде огромного дога с какого-то французского судна. Самыми резвыми были таксы, число которых удвоилось. Они бесчинствовали по всему кораблю, врываясь в каюты и переворачивая там все вверх дном. Самым забавным был Штум, которого называли помесью осла и летучей мыши. Как-то правое ухо Штума внезапно встало, как свечка, вызвав всеобщее недоумение. С чего был это? Потом правое ухо вернулось в свое первоначальное положение, но встало левое. Все согласились, что это кошмар!
Но самое ужасное ждало моряков «Вольфа» впереди. Через некоторое время левое ухо также опустилось, а еще через неделю поднялись оба, да там и остались, как у пинчера. Затем все выяснилось. Оказывается, подружка Штума — Биби — подружилась с пинчером, и расстроенный Штум, чтобы ее вернуть, обзавелся ушами, как у пинчера, считая, что именно на них клюнула Биби...
К сожалению, у всех собак, особенно, у такс, была одна общая и очень плохая привычка — повсюду ставить свои маленькие «мины». Для устранения этих «мин» на корабле была организована специальная «минно-тральная» служба. Постепенно эта служба приобрела необходимые навыки, и по кораблю стало безопасно ходить, не рискуя где-нибудь «подорваться».
С «Хитачи-Мару» на «Вольф» перебралась маленькая обезьянка Фипсе — сама очень похожая на японочку. Зверек был чрезвычайно забавный и веселый. Любимым местом Фипсе стал рояль в офицерской кают-компании, с которого обезьянка предпочитала радоваться жизни. Однажды Нергер заметил, как возле рояля, скуля, собрались таксы, уныло глядя на обезьянку. Таксам тоже захотелось забраться на рояль. Одна из них, по кличке Лоттхен, прыгнула на стул, откуда Фипсе втащила ее за хвост на рояль. Через минуту таким же способом все таксы очутились на рояле.
Фипсе любила тепло, а когда холодало, забиралась в крольчатник, прижимая обеими лапами кроликов к себе. Так она грелась, довольно при этом улыбаясь. К несчастью, с Фипсе произошла трагедия. Когда стало холоднее, обезьянка отправилась жить в кочегарку, где вечно крутилась возле топок и в итоге сгорела.
Маленький кабанчик Юмбо был родом из Новой Гвинеи, где его выменяли у туземцев на два перочинных ножика. Он считался чемпионом по «боксу» благодаря постоянным победоносным боям с собаками, обращая их в бегство сильными ударами своего рыла. В качестве приза после удачного боя Юмбо получал от своих почитателей миску какао, которую выпивал одним махом. Через час Юмбо лежал на палубе и, казалось, умирал. Доктор возвращал его к жизни большой дозой касторки. Однако вскоре Юмбо нашли мертвым. Кто-то из почитателей перепоил его какао.
Кроме того, на борту «Вольфа» жили четыре свиньи, десятка полтора баранов во главе со своим вожаком по кличке Юлиус, целое стадо кроликов, стаи кур, уток, голубей, попугаев и канареек. С каждого захваченного корабля свозили всю живность на «Вольф». Английские моряки бросали на обреченных судах свое имущество, но в первую очередь пытались спасти своих пушистых или пернатых любимцев.
Увы, когда «Вольф» вернулся в Германию, на нем остались только крысы и тараканы. Всех остальных либо съели, либо они сами погибли, не выдержав климатических изменений.
VII
При разгрузке «Хитачи-Мару» было совсем не просто выбрать те товары, которые были бы достойны храниться в трюмах «Вольфа».
Просто глаза разбегались! Лен, льняное масло, хлопок, чай, бобы, какао, горох, мука пшеничная, картофельная, кокосовая, арахисовая и рыбная. Осетров и омаров было столько, что экипаж «Вольфа» наслаждался этими деликатесами в течение многих недель. К сожалению, на «Хитачи-Мару» не оказалось столь нужного для омаров майонеза. Конечно, майонез можно было приготовить самим, но куры, находившиеся на борту «Вольфа», «бастовали» и не клали яиц.
Кроме продовольственных товаров, трюмы японского сухогруза были забиты каучуком, кожами, медью и латунью. Латунные слитки были переплавлены из старых китайских монет, и от них при разгрузке отваливались целые куски...
Как это было ни обидно, но разгрузку «Хитачи-Мару» через три недели пришлось остановить — «Вольф» был уже набит до отказа. Медными и латунными слитками заполнили все, включая угольные ямы и жилые помещения. Под складирование использовались даже погреба с боеприпасами. Но, все равно, много богатства пришлось затопить.
Пока корсары Нергера, трудясь, как каторжники, лихорадочно разгружали японский пароход, стоявший в Кейптауне японский крейсер «Цусима» стал разыскивать «Хитачи-Мару», которая имела для него почту. Крейсер провел поиск пропавшего судна у восточного побережья Африки, постоянно вызывая его на связь, не подозревая, что «Хитачи-Мару» попала в волчью пасть. Как плач по потерянной возлюбленной, звучали в эфире позывные крейсера «Цусима»: «Хитачи-Мару», не слышим вас, ответьте... «Хитачи-Мару», ответьте крейсеру «Цусима»... «Хитачи-Мару», ответьте..."
Удача, которая сопутствовала «Вольфу» с самого начала его корсарского рейда, была благосклонна к нему и сейчас. Крейсер «Цусима» несколько раз прошел мимо места, которое Нергер использовал для своей якорной стоянки, безрезультатно ожидая новой добычи. «Цусима» появился там всего через трое суток после того, как Нергеру надоело ждать, и он отправился разгружать «Хитачи-Мару».