По приказу Кромвеля арестовали лорда Лайсла, отца Анны и Кэтрин Бас-сет. Сестры были смертельно перепуганы. Следующим узником Тауэра стал союзник епископа Гардинера — епископ Сэмпсон. Каждый день приносил новые ужасные известия, а король продолжал вести себя, как двадцатилетний юноша, а не как мужчина, приближающийся к полувековому юбилею.
В мае король и королева несколько раз появлялись вдвоем на празднествах и рыцарских турнирах, а также на следующих за турнирами пиршествах, открытых для широкой публики. Люди являлись поглазеть на короля, королеву и их свиту. Простому народу очень нравилась Анна Клевская. Люди видели в ней принцессу королевской крови, исполненную обаяния и достоинства. Если Генриху Тюдору и было неприятно наблюдать это, то он умело скрывал свои чувства. Он устроил прием в честь победителей турниров, вознаградив их домами и золотом. Однако это был последний случай, когда Генрих и Анна Клевская появились вместе на людях в качестве мужа и жены.
Май пролетел быстро. Кэтрин Говард, которая официально продолжала оставаться фрейлиной королевы, все реже можно было увидеть на половине ее госпожи. Создалась неприятная ситуация. Анна, как это было обусловлено их секретным соглашением с королем, пыталась изобразить неведение. Однако, когда десятого июня на заседании Тайного совета арестовали Томаса Кромвеля, королева поняла, что близится развязка, Услыхав приказ о своем аресте, лорд-канцлер сорвал с головы шляпу и, швырнув ее на стол, вскричал: ‹Господи, спаси и сохрани короля, моего повелителя!›, в то время как торжествующий герцог Норфолк с помощью графа Саутгемптона срывал с него ордена и знаки отличия.
— Вы играете с властью, милорды, но не имеете понятия о том, насколько на самом деле опасна эта игра, — предупредил своих бывших коллег Кромвель, когда капитан королевской гвардии повел его к барке, на которой им предстояло спуститься по реке до Тауэра.
В приказе об аресте Томаса Кромвеля упоминалось его низкое происхождение, и все знали, что это работа герцога Норфолка, у которого вызывал ненависть сам факт, что человек, родившийся так низко, смог вознестись так высоко. Лорда-канцлера обвинили в государственной измене. Ему бездоказательно предъявили неумелое управление и злоупотребление властью. Утверждали, что он узурпировал королевскую власть, выпустив на свободу предателей и изменников, что он раздавал паспорта и патенты без ведома короля. Хуже всего, что два его смертельных врага, сэр Джордж Токмортон и сэр Ричард Рич, обвинили Кромвеля в ереси. Ричард Рич был известен тем, что покрыл себя позором, давая ложные клятвы во время суда над сэром Томасом Мором.
Все эти обвинения сфабриковали враги Кромвеля, которых он успел нажить и в низах и наверху. Король сделал вид, будто верит голословным обвинениям, поскольку в данный момент его это устраивало. Он никак не мог простить Кромвелю брака с Анной Клевской. Кромвель обратился к королю с письмом, в котором униженно просил простить ему его прегрешения и молил своего повелителя о милосердии. Генрих проигнорировал обращение своего верного слуги.
Архиепископ Кранмер, лучше других знавший, что Кромвель неповинен ни в какой ереси, храбро попытался выступить в защиту своего друга. Он был одним из немногих, кто действительно любил и понимал Томаса Кромвеля. Кранмер знал канцлера как самого верного и преданного слугу короля. Все, что делал Кромвель, он делал в интересах Генриха Тюдора. Теперь эти интересы пострадают. Однако все было напрасно: король твердил, что Кромвель виновен и должен понести наказание. Вскоре выпустили на свободу вельмож, арестованных весной по приказу Кромвеля: епископа Чичестерского Сэмпсона, сэра Николаев Кэрью и лорда Лайсла, отца сестер Бассет. Как выяснилось, в черном списке Кромвеля значились имена еще пяти епископов, но его арестовали раньше, чем он успел предпринять что-либо против них.
Кэтрин Говард оставила королевскую службу и переехала на другой берег Темзы, в Ламбетский дворец.
Кэтрин Говард оставила королевскую службу и переехала на другой берег Темзы, в Ламбетский дворец. Простые люди возмущались, наблюдая, как король каждый день, не таясь, переправляется через реку, чтобы провести несколько часов с дамой своего сердца. Даже королева Анна уже не могла притворяться, что ничего не знает, однако свои мысли по этому поводу она держала при себе. Она ни разу не сказала вслух ничего, за что могли бы зацепиться языки сплетников. Своим дамам, попытавшимся с помощью насмешек и уколов заставить ее заговорить, королева сказала:
— Если это делает его величество счастливым, пусть будет так.
Утром двадцать четвертого июня король появился в покоях королевы и объявил так, чтобы слышали все:
— Погода для июня очень жаркая, мадам. Боюсь, что вот-вот начнутся эпидемии. Ради вашего здоровья предлагаю вам незамедлительно переехать в Ричмонд. Через несколько дней я присоединюсь к вам.
Принужденно поцеловав Анну в щеку, король тут же ушел. Больше они уже никогда не встречались как муж и жена.
Новость моментально облетела весь дворец. Королева послушно отправилась в путь, ласково улыбаясь и кивая приветствовавшим ее людям. Всем показалось вызывающим, что именно в эту ночь король и госпожа Говард посетили дворец епископа Гардинера, устроившего прием в их честь. Двор как растревоженный улей. Ни у кого не оставалось и тени сомнения, что король намерен в самое ближайшее время заменить Анну Клевскую — но каким образом он это проделает?
Через пять дней после отъезда королевы в Ричмонд парламент осудил Томаса Кромвеля по закону о государственной измене. Поскольку он был признан виновным, то лишался всех гражданских прав, а его имущество подлежало конфискации. Король никак не мог собраться поехать к королеве в Ричмонд, но никто не сомневался, что он с самого начала знал, что никуда не поедет. В начале июля палата лордов официально обратилась к королю с петицией, в которой предлагалось рассмотреть с помощью духовенства вопрос о законности его брака с Анной Клевской. Генрих дал согласие, заявив, что ‹его принудили к этому браку против его воли›. Такая формулировка немало позабавила придворных, отлично знавших, что еще ни разу в жизни их король не сделал ничего против своей воли.
В этот же день после полудня Тайный совет в полном составе на трех барках отправился в Ричмонд. Прежде чем начать законную процедуру развода, нужно было получить формальное согласие Анны.
Члены Совета, совершенно равнодушные к прелестям теплого летнего дня и красотам реки, нервно переговаривались.
— Молю Бога, чтобы эта не оказалась такой же, как Екатерина Арагонская, — сказал своим спутникам лорд Адли.
— Да уж, — согласился Суффолк. — У него уже нет сил терпеть, а Кэт Говард, как и две предыдущие, трясет перед его носом своей девственностью как приманкой. Он знает, что не залезет ей между ног без свадебных лент и церемонии коронации. — Суффолк покачал головой:
— У всех одна и та же игра, и как он до сих пор не понял? Сначала Анна Болейн, потом леди Джейн, а теперь вот эта…
— Думаю, королева Анна окажется более благоразумной, — заметил архиепископ Кранмер. — Она женщина мудрая и рассудительная.
Когда члены Тайного совета прибыли в Ричмонд, королева, не предупрежденная об их визите, встретила их весьма настороженно. Что, если Хендрик решил изменить условия их договора, заключенного уже много месяцев назад? Что, если он решил отослать ее домой, в герцогство ее брата? Анна встревоженно поглядывала на гостей.
Герцог Суффолк, бывший в то время председателем Тайного совета, осторожно изложил молодой королеве суть дела, искренне веря, что для нее все это явится полной неожиданностью. Герцог попросил Ганса переводить его слова на родной язык королевы — он хотел быть уверенным, что она полностью понимает его и осознает, что происходит.