— Сначала объясните, почему вам хочется поцеловать меня, лорд Олторп, принимая во внимание, что еще пять минут назад вам было интереснее беседовать с Марли, чем танцевать со мной.
На этот раз Виктория почувствовала, что завладела его вниманием. Ничего не изменилось — ни выражение его лица, ни то, как он держал ее, но она вдруг поняла, почему Олторп заметил ее с другого конца бального зала леди Фрэнтон и почему она не ощутила его присутствия раньше. Он не хотел этого.
— Вы должны позволить мне загладить мою невнимательность. Нет ли здесь более уединенного уголка, где я бы смог извиниться перед вами?
Она вовсе не собиралась спасаться бегством от скрытого смысла его слов и позволить ему подумать, что он испугал Лисичку Фонтейн. Никому еще не удавалось добиться этого. Кроме того, сейчас Виктория еще не была готова позволить ему ускользнуть.
— К сожалению, леди Фрэнтон заперла все двери, за которыми имеются укромные уголки.
— Проклятие! — Он бросил хмурый взгляд на толпу ее поклонников. — Мы могли бы…
— За исключением ее знаменитого сада.
Вот так. Она не позволила ему обмануть себя. Теперь он мог отказаться от своего вызова.
Однако вместо того, чтобы придумать извинения и остаться в безопасности на публике, маркиз улыбнулся.
— Сад. Могу ли я извиниться перед вами в саду, мадам?
Теперь уже она не могла уклониться, так как предложение исходило от нее.
— Мне не нужны извинения. — Виктория надеялась, что она не выглядит так, словно потеряла рассудок. — Впрочем, вы можете объясниться и здесь, если хотите.
Они уже приблизились к другой стороне зала, и достаточно было проскользнуть через одну из приоткрытых дверей, расположенных на западной стене, чтобы очутиться в саду леди Фрэнтон. Этот экзотический сад уже много лет завоевывал всевозможные призы, и если бы Виктория не бывала здесь днем, она потерялась бы уже в двадцати футах от дома. Кое-где горящие факелы освещали дорожки из каменных плит, которые петляли среди растительности, соединяясь в кольцо вокруг маленького пруда в центре сада. Теперь, когда они вышли из танцевального зала, девушка ожидала, что Олторп растеряется, по всей видимости, он никак не предполагал, что она присоединится к нему, и ему просто хотелось поддразнить ее. Никто никогда не уводил графских дочерей публично, чтобы соблазнить их.
Однако какая-то частица ее желала, чтобы это было именно так. Скука быстро испарилась; ей хотелось приникнуть к нему, и пусть прикосновения окутают ее, как его слова и голос уже окутали ее чувства.
— Ваши оправдания, милорд! — подсказала Виктория. Если он намеревался отступить, то ей хотелось, чтобы это произошло поскорее и маркиз перестал мучить ее своим присутствием.
Они остановились под лиловыми цветами глицинии, запах которой витал вокруг, подавляя своей тяжелой летней сладостью.
— Ну, — он с любопытством глянул на нее, однако не выпустил ее локоть, — на чем мы остановились? Ах да, я должен принести… извинения.
Девушка отважно встретила его взгляд, напоминающий кошачий. Под бархатом держащей ее руки она чувствовала сталь мышц.
Маркиз остановился между ветвями глициний и прижался к ней своим гибким мускулистым телом.
Он явно чего-то хотел от нее.
— Ранее я была не права. — Она старалась не повышать голос.
Его взгляд скользнул вниз, затем вернулся к ее лицу.
— Не правы в чем?
— Когда я впервые увидела вас, то подумала, что вы напоминаете вашего брата. Но вы совсем непохожи.
Длинным пальцем Олторп дотянулся до ее растрепавшегося локона и погладил его.
— Как долго вы знали этого тупицу?
От легкого как пух прикосновения по телу Виктории пробежала дрожь. Это встревожило ее, поскольку его вопрос звучал оскорбительно.
— Маркиза Олторпа все очень уважали.
— А я нет? Едва ли это открытие.
О Боже, он снова заставляет ее дрожать.
— Не могу понять, почему вы так плохо отзываетесь о своем брате.
Синклер придирчиво изучал ее лицо в мерцающем пламени факела, и у нее сложилось впечатление, что его занимало что-то еще, помимо флирта.
— Очевидно, не все, кто-то ведь прострелил ему голову.
Девушка оцепенела.
— И вам совершенно безразлично, что он мертв?
Он пожал плечами:
— Смерть есть смерть. — Его губы чуть дрогнули. — Я правильно слышал, что Марли называл вас Лисичкой?
Неожиданно все обрело смысл.
— Значит, весь этот разговор был лишь попыткой заманить Лисичку Фонтейн в сад, чтобы потом похвастаться победой перед дружками?
На секунду маркиз замер.
— А что, если и так? — Его чувственный рот сложился в легкую улыбку, от которой у нее перехватило дыхание. — Кроме того, у меня нет друзей. Есть только соперники.
— Итак, вы хотите поцеловать меня.
— Наверняка это не удивляет вас. — Он приподнял ее головку. — Вас ведь целовали раньше? Например, Марли.
Виктория едва удержалась от импульсивного желания облизнуть губы.
— Множество раз. И не только Марли.
— Но не я. — Олторп нежно взял ее лицо в ладони. С тихим прерывистым вздохом, который вовсе не был характерен для нее, Виктория скользнула руками по его плечам, стараясь поближе прижаться к нему.
Он медленно склонился к ней, теплые пальцы скользнули вниз, остановились, затем коснулись бедер, опускаясь все ниже. Ее пальцы запутались в его густых волосах, и Виктория попыталась управлять горячим крепким соприкосновением их губ. Все, что ей удалось услышать, это прерывистое дыхание и шум бежавшей по ее венам крови. Она никогда не чувствовала себя такой горячей, возбужденной и распущенной.
Отдаленная, мечтательная часть ее существа ощутила легкий холодный ветерок, который не способен был остудить начинавшийся пожар. К счастью, за ее спиной оказалось дерево, иначе она не смогла бы стоять прямо.
— Виктория!
В донесшемся до нее голосе звучала ярость. Граф Стиветон, должно быть, выкрикнул ее имя раз пять, но она впервые услышала его.
Оторвавшись от губ Олторпа, девушка с трудом перевела дыхание.
— Да, отец.
Бэзил Фонтейн стоял на берегу пруда и смотрел на нее. Его рука так крепко сжимала бокал с мадерой, что Виктория удивилась, как это он не раздавил его.
— Что, Бога ради, вы тут делаете? И перестаньте наконец обниматься!
Каким-то образом во время их поцелуя маркиз поднял юбку красавицы до бедер, так что в свете луны можно было увидеть чулки и шелковое белье. Теперь он медленно выпускал ее из своих объятий.
Виктории хотелось взглянуть на него, но она сумела преодолеть искушение. Взволнованная, в измятом платье, она не перенесла бы, если бы их поцелуй не произвел на маркиза такого же впечатления, как и на нее; не могло быть и речи, чтобы предположить, что все вышло наоборот.
— Вы, верно, лорд Стиветон, — протяжным голосом сказал маркиз.
— Я не намерен знакомиться с вами при данных обстоятельствах, мерзавец! Немедленно отойдите от моей дочери!
Виктория нахмурилась, здравые мысли начали проникать через окутывающее ее розовое облако. Отец не терпел сцен; конечно, он не стал бы кричать и топать ногами, привлекая внимание, если бы не необходимость спасти собственное доброе имя.
Она взглянула на противоположный берег пруда, и у нее все сжалось.
— Черт! — Ее голос был едва слышен.
— Я ожидал совсем другого конца, — пробормотал Олторп, очевидно, еще не придя в себя.
Все гости леди Фрэнтон стояли на дальнем конце пруда, хихикая и перешептываясь, указывая на злосчастное место, желая быть свидетелями ее последнего и самого шокирующего скандала.