Сундук был набит вещами, напоминающими старую одежду. С них поднялся целый рой моли. Антон Л. взял охапку одежды и тоже выбросил в окно. Это было интересно: старое тряпье, падая, оставляло за собой, словно комета, след из пыли. Охапка упала, словно снаряд, и взорвалась облаком пыли. Антону Л. это понравилось. (Его не одолевали глубокие мысли о ночи.) Он бросил вниз еще одну охапку. Снова последовал пыльный взрыв. Антон Л. бросил третью охапку.
Он вспомнил о том, как господин Кюльманн, старый скряга, однажды переезжал. Это было как раз в то время, когда Антон Л. работал у него. (Переезд касался частной квартиры Кюльманна, не фирмы.) Разумеется, господин Кюльманн поскупился подрядить для этого транспортную фирму. Он просто нанял грузовик – или даже взял его напрокат – и назначил своих сотрудников посменно (работа в фирме, конечно же, тоже не должна была прекращаться) перевозить мебель. Каждому досталось по два дня, Антону Л. в самом начале и в самом конце. У господина Кюльманна было невероятно много вещей; по сравнению с ними то, что лежало на хоммеровской веранде, казалось мелочью. Весь переезд растянулся на четырнадцать дней. Господин Клипп, прокурист, который был недоволен неоплачиваемой работой (но который так и не решился сказать это напрямую), признался позже, прикрывая рот рукой, что он уронил стул на какую-то картину. Картина изображала довольно серьезного крестьянина, который засевал коричневую пашню. Когда господин Кюльманн увидел разрыв прямо на крестьянине, то чуть не заплакал, но он, Клипп, все так искусно перекрутил, что в конце концов Кюльманн даже стал сомневаться: а не быллион сам виноват в случившемся несчастье. Тогда Кюльманн заклеил картину с обратной стороны лейкопластырем. Один раз за время четырнадцатидневного переезда разразился ливень. Как на старой, так и на новой квартире Кюльманна под открытым небом стояли бесчисленные диваны, туалетные столики, подставки для зонтиков, серванты, бельевые ящики и еще какие-то предметы обстановки, назначение которых трудно было понять. Господин Кюльманн от охватившего его страха за свою рухлядь, от обуявшей его деятельности и приступа всезнайства едва не умер. Выкрашенный в бледно-зеленый цвет посудный ящик, почти антикварный экземпляр, и верхний ящик какого-то комода, мраморная доска стола которого все еще стояла перед старой квартирой, наполнились водой. Посудный ящик и комод до такой степени вздулись, рассказывал господин Клипп дальше, что даже сам господин Кюльманн засомневался: не лучше ли было их выбросить? Но потом он их все-таки не выбросил. В результате старик на этом переезде даже выиграл, сказал господин Клипп, потому что жильцы дома, из которого переезжал господин Кюльманн, ночью потихоньку подбросили свою загромождавшую квартиры рухлядь к подготовленным к перевозке кюльманновским вещам. Господин Кюльманн забрал все. В конце концов в новой квартире свободного места не осталось вообще. Три дивана стояли там вертикально, рядом друг с другом.
В последний день, когда Антон Л. был задействован в последний раз, освобождали чердак старой квартиры. Господину Кюльманну было трудно при виде этих вещей, владельцем которых он был вынужден себя признавать, сохранять свои претензии на серьезность. Да, если бы они ему лишьпринадлежали…Но то, что он брал их с собой, к тому же в присутствии своего служащего, должно было вызвать в его душе ужасную борьбу между серьезностью и жадностью. В конце концов жадность как всегда победила.
Дом, в котором Кюльманн жил, был двухэтажным. Это значило, что чердак находился там, где должен был находиться третий этаж.
На чердаке нашли свое место: несколько старых велосипедов; пара сапог без подметок для верховой езды; примерно две сотни стеклянных консервных банок; грамота, подтверждающая храбрость на службе родине окружного начальника округа Варта господина Кюльманна, в рамке; три картины в рамках, шесть картин без рамок, три рамки без картин; одна гитара; кресло-качалка; две двери; папка с перепиской (Антон Л. прочитал ее в клозете. Переписка относилась к сорок четвертому году и была направлена на то, чтобы воспрепятствовать грозившему господину Кюльманну призыву в армию и вместо этого выхлопотать отдых в Швейцарии; аргументы частично совпадали с теми, которые господин Кюльманн выдвигал в полиции в связи с той штрафной квитанцией, что была ему выписана из-за неправомерного поворота налево); всевозможные абажуры для ламп; связанные стопками открытки; подставка для зонтов; несколько старых железных печек; «Майн Кампф»: связка бумажных воротничков и примерно два или три полных гарнитура. Антон Л. и его коллеги целый день таскали вещи через три этажа. Когда очередь дошла до матрасов, кто-то предложил для облегчения сбросить их через чердачное окно. Один сбрасывал их сверху, остальные оттаскивали их внизу. Матрасы пролежали на чердаке двадцать лет. Когда они падали, то тоже взрывались облаком пыли. Случилось так, что господин Кюльманн, носившийся повсюду в порыве своего всезнайства и собственной важности, попал как раз на линию падения матрасов. «Осторожно», – крикнул Антон Л. Он тут же пожалел, что крикнул «осторожно», но это все равно не помогло. Матрас свалился господину Кюльманну прямо на голову, повалил его на колени, а затем вообще вокруг него обернулся – пыль покрыла все вокруг, – господин Кюльманн был похож на большую мышь…
В отличие от кюльманновской, рухлядь на хоммеровской веранде была скромной. Антон Л. сбросил вниз еще несколько охапок, после чего уселся на скамейку-сундук и принялся обследовать один из пистолетов. Он все время целился в противоположную веранду, где раньше были две собаки, но выстрела так и не последовало. Антон Л. положил пистолеты на скамейку.
Теперь в его душе буйствовала мысль о надвигающейся ночи. Солнце уже опустилось за крыши. Одна моль залетела через вентиляционное отверстие в клетку Сони. Игуана тут же ее схватила. «Я должен что-нибудь ей принести, – пришло в голову Антону Л., – после сыра она ничего не ела».
Антон Л. взял с собой нож-топор – после того, как он не смог справиться с пистолетами, у него пока не было лучшего оружия – и отправился в магазин деликатесов, который он взломал во вторник. Он открыл его ключом. Когда Антон Л. вошел через черный ход в магазин, в разбитое окно входной двери на улицу хлынул поток крыс. Ему в нос ударил гнилостный, глухой запах. Антон Л. открыл все окна и двери. Вообще-то он собирался лишь взять то, что было ему необходимо на этот вечер, но увидев такое количество крыс, он решил сделать себе запас. Работы было много – она вытеснила страх. Во дворе Антон Л. нашел ручную тележку. Он загрузил ее консервами и банками и покатил к дому номер 2. Ему пришлось четыре раза подниматься вверх по лестнице, каждый раз нагруженным до зубов, прежде чем он все перенес. После этого он загрузил следующую тележку. Так он съездил шесть раз. Наверху товар был сложен в коридоре. Антон Л. решил хранить его в ванной, самом прохладном во всей квартире месте.
«Вернутся ли они назад? Они, остальные люди?» Антон Л. четко и логично собрался с мыслями и принял тот факт, что все жители этого города, кроме него, Антона Л., вероятно, вообще исчезли в ночь с 25 на 26 июня из этого мира, как естественное условие. Это значило, что должен был существовать неизвестный до сих пор закон природы, в соответствии с которым человеческие существа при определенных обстоятельствах десубстанцинировались.