Но де ла Тали никогда не были друзьями этой семьи, они были патронами, хозяевами. Я очень хорошо помнила гордый взгляд мадам Бастид, когда она произносила слова.
Итак, мадам Бастид, прапрабабушка Жан-Пьера, спрятала молодую графиню в своем доме. Она так управляла своей семьей, что даже мужчины не могли ей перечить. В то время как они вместе с восставшими готовились проникнуть в замок, она укрывала жену владельца замка, приказав им держать язык за зубами.
Старая графиня отказалась покинуть замок. Она всю жизнь прожила здесь, здесь хотела и умереть. Она пошла в часовню и стала ждать там своей смерти от рук восставших. Ее звали Женевьева, и она молилась своей святой покровительнице, чтобы та не оставила ее в беде. Услышав рев толпы и раскаты хохота, графиня поняла, что восставшие ворвались в замок и сейчас начнут срывать со стен гобелены и картины и выкидывать их через окна во двор.
Некоторые из них направились было в часовню. Но передумали и решили сначала сбросить вниз статую святой Женевьевы, которая стояла высоко над входом. Кто-то из них взобрался наверх, но статуя не поддавалась. Возбужденные вином, они стали звать на помощь товарищей. Они кричали, что сперва надо покончить со статуей, а потом можно крушить уже все подряд.
А перед алтарем в часовне старая графиня продолжала обращать к святой Женевьеве свои молитвы. Рев и крики снаружи становились все громче, и она ждала, что толпа вот-вот ворвется внутрь и ее убьют.
Воставшие притащили веревки и, распевая во все горло «Марсельезу» и «Это будет», обмотали ими статую. Раздалось: «Поднимайте, товарищи, все вместе! « А потом вдруг грохот, вопли и... гробовая тишина.
Замок был спасен. Святая Женевьева, разбитая на куски, лежала на земле перед входом в часовню, а под ней – три трупа. Она спасла замок, ибо восставшие, какими бы безбожниками они ни были, усмотрели в происшедшем дурной знак и в страхе убежали. Несколько самых смелых пытались остановить их, но тщетно.
Многие из тех, кто находился в толпе, пришли сюда из окрестных мест, а это означало, что все они в конечном итоге жили под дланью де ла Талей. И они боялись их, как и раньше. Ими овладело только одно желание – как можно быстрее убраться подальше от стен замка. Старая графиня вышла из часовни, когда кругом уже никого не было и воцарилась тишина. Она увидела разбитую статую, встала перед ней на колени и вознесла молитву благодарности святой покровительнице. Потом возвратилась в замок и вместе с одним слугой попыталась навести хоть какой-нибудь порядок. Так и жила она в течение нескольких лет, заботясь о маленьком графе, которого потом благополучно возвратили домой.
Его мать умерла во время родов, что было совсем неудивительно, ибо перед его рождением несчастной женщине пришлось пережить невыносимые страдания. А кроме того, мадам Бастид побоялась пригласить акушерку.
Прошло несколько лет, времена изменились. Революция осталась в прошлом, и жизнь в замке стала входить в свою колею. Начали возвращаться слуги. Восстановили замок. Возродились к жизни виноградники. И хотя комнату-сейф никто не трогал, хранившиеся в ней изумруды исчезли и с тех пор были потеряны для семьи...
Я закрыла книгу и мгновенно заснула.
3
Утро следующего дня я провела в галерее. После проявленного графом интереса к моей работе я ожидала его визита, но он не пришел.
Я, как обычно, позавтракала у себя в комнате. Вдруг в дверь постучали. Вошла Женевьева. Ее волосы были аккуратно собраны на затылке, и она выглядела такой же подавленной, как и вчера вечером за обедом. Я подумала, что так на нее, наверное, действует присутствие отца в замке.
Мы поднялись по лестнице в башню и вскоре оказались на самой высокой точке замка.
Оттуда она показала мне окрестности, рассказывая об этих местах, хотя медленно и с запинками, по-английски, как советовал ей отец. Я была уверена, что, несмотря на то что порой боялась его, она очень стремилась заслужить его уважение.
– Мадемуазель, посмотрите, видите башню? Там живет мой дедушка.
– Это не очень далеко отсюда.
– Около двенадцати километров. Сегодня ее можно увидеть, потому что ясная погода.
– Вы часто к нему наведываетесь? – Она помолчала, глядя на меня с некоторым недоверием. И я повторила: – Это ведь недалеко.
– Иногда, – нехотя призналась она. – А папа нет. Только, пожалуйста, не говорите ему.
– Он не хочет, чтобы вы там бывали?
– Он этого не говорил. – В ее голосе прозвучали нотки горечи. – Папа вообще редко со мной разговаривает. А с вами он беседует.
– Дорогая Женевьева, я видела его всего два раза. И естественно, он говорил со мной о картинах, потому что беспокоится об их судьбе. И он не собирается разговаривать со мной ни о чем ином.
– Папа обычно не разговаривает с теми, кто приезжает сюда работать.
– Но ведь они не реставрировали картины, которые ему дороги!
– Мне кажется, он интересуется вами, мадемуазель.
– Просто его очень заботит, что я собираюсь делать с принадлежащими ему произведениями искусства... Ну, посмотрите, например, на этот куполообразный потолок. Обратите внимание на этот дверной проем в форме арки. Это дает основание предположить, что им уже около сотни лет.
Мне очень хотелось поговорить с ней о ее отце, спросить о том, как он обычно относится к людям, проживающим в замке, узнать наконец почему ему не хочется, чтобы дочь навещала своего дедушку.
– Вы говорите слишком быстро, мадемуазель, я с трудом понимаю вас.
Мы стали спускаться по лестнице, и, когда были уже внизу, Женевьева сказала по-французски:
– Вы только что побывали на вершине замка, а теперь следует познакомиться с его нижней частью. Вы знаете, что в замке есть подземная тюрьма, мадемуазель?
– Да, ваш отец прислал мне книгу, которая была написана для одного из ваших предков. Из нее я узнала, что представляет собой этот замок.
– Там обычно держали пленников. Если кто-нибудь отваживался оскорбить или обидеть графа де ла Таля, его немедленно сажали в темницу. Мама мне рассказывала об этом. Однажды мы ходили с ней посмотреть на камеры-клетки. Но она сказала, что если кого-то хотят лишить свободы, то совсем не обязательно держать его в камере. Толстые стены и цепи – это всего лишь один из способ содержания пленников, но были и другие.
Я быстро взглянула на нее, но девочка были сама невинность, а ее лицо излучало спокойствие и сдержанность.
– В королевских замках всегда были темницы, или, как их называли... камеры забвения, потому что о тех людях, кто туда попадал, просто забывали. Поэтому это были темницы для забытых. А знаете ли вы, мадемуазель, что единственным входом в эти темницы были потайные люки в полу, которых сверху не видно.
– Да. Я читала об этом. Ничего не подозревающая жертва стояла на крышке люка в полу, которую открывали нажатием пружинного рычага, что находился в другой части комнаты. Пол неожиданно разверзался прямо под ногами несчастной жертвы, которая мгновенно проваливалась вниз.
– В камеру забвения. Это было долгое падение. Во время падения человек мог сломать себе ноги, и некому было оказать ему помощь. Человек оставался лежать там с покалеченными ногами, всеми забытый, на костях других, попавших туда еще раньше. Мадемуазель, а вы боитесь духов и призраков?
– Нет, конечно.
– А многие слуги очень боятся. Они никогда не входят в комнату, расположенную над камерой забвения, во всяком случае, никогда не входят поодиночке. Они говорят, что по ночам внизу, в камере забвения, раздаются страшные стоны, раздирающие душу стенания.