Сколько раз я слышала от других, что, за кого ни возьмись, верных мужей не найти. Слышала и крестилась про себя: слава богу, Петя не такой. Знаю, Ирка посмеивалась: мол, он «не такой», потому что просто никому не нужен со своей внешностью и полным отсутствием каких-либо притягательных качеств. Поэтому, мол, и сидит как пришпиленный у твоей юбки. А я думала не так. Сидит, оттого что любит меня. Не любил бы – не стал бы так добиваться тогда, в институте.
Конечно, любовь его вовсе не была похожа на ту романтическую страсть, о которой твердят в книгах и которой пичкают с телеэкранов. Но ведь люди разные, верно? У этих выдуманных героев своя любовь, а у Пети – своя. И ничем она не хуже. Даже лучше.
Потому что реальна. С книжкой в обнимку жить не будешь, а с Петей я прожила целых семнадцать лет.
Любила ли его? Когда выходила замуж, точно не любила. Честно сказать, побаивалась немножко. Скорее, от уважения это было. Петя всегда знал, что ему нужно в жизни, всегда обеими ногами крепко стоял на земле, не витал в облаках. Я и подумала, что именно такой муж мне с моими бреднями и нужен. Поэтому и согласилась. Ирка со Светкой решили, что я боялась остаться одна, не хотела по распределению тащиться в свой Липецк – я не разубеждала их. Зачем? Это опять споры, а в спорах я не была сильна никогда. На самом деле Липецк – не такой уж ужас, и я бы одна наверняка не осталась, кто-нибудь обязательно прибился, вот только мне не хотелось «кого-нибудь».
А тут Петя. Спокойный, уверенный, с головой. Не красавец, конечно, но получить все сразу нельзя, ведь так? И потом, за красавцем глаз да глаз нужен, а Петя всегда будет при жене. Такая натура. Да еще его внимание польстило мне. Но любить – нет, не любила, это я помню точно. Вот когда появились детки, я вся просто растворилась в них. Деток невозможно не любить, и я благодарна была Пете за то, что он позволил мне иметь такое счастье.
Но что же случилось? Его любовь прошла? Когда? Почему? Говорят, с годами любовь ветшает, как любая вещь. Хотя, если подумать, любовь – не вещь. А что тогда? Ладно, сейчас речь не об этом. Ветшает… Наверное, причина в этом. Все-таки семнадцать лет вместе – это не шутка. Кино посмотришь, так по теперешним временам-то и два года для брака уже огромный срок. Как же я не заметила, что все изменилось? А по каким признакам вообще это можно заметить? В журналах пишут, что первый симптом – это когда твой муж теряет интерес к супружескому сексу. Но у нас здесь никаких перемен не было.
Петя каким был ненасытным в постели, таким и остался. Кстати, по внешнему виду о нем такого и не скажешь. Но он действительно весьма охоч до секса. И с возрастом не стал ленивее в этом отношении. Сколько раз в журналах читала жалобы женщин на то, что у них в семье секс бывает раз в две недели, а то и в месяц. И не знают они, как им раскачать мужей, чтобы это происходило почаще.
У нас не так. Раза два в неделю – как закон. Редкий мужчина в его годы и при его нервных нагрузках способен на такие подвиги. Ирка, наверное, не преминула бы зачесть ему это как существенный плюс. А мне, пожалуй, все равно, насколько велика его мужская сила, – вероятно, мне от природы достался вялый сексуальный темперамент. Иногда то, что происходит между нами в постели, мне немного приятно, но оставляет меня равнодушной по большей части. Хотя я всегда старалась изобразить удовольствие. Нет, в сексуальной жизни у нас ничего не изменилось. Я бы тут ничего не заметила.
Ревность? В том смысле, что когда любил, то ревновал, а после – разлюбил и перестал заботиться об этом? Нет. Я невольно покачала головой. И здесь все по-прежнему. Петя терпеть не может, когда я вызываю интерес у мужчин. Сразу надувается и пыхтит от злости. А я еще вызываю, как это ни странно. И – что еще более странно – успеваю это примечать.
Ирка осыпала меня комплиментами, как хорошо я выгляжу, какая у меня фигура и какая я счастливая, что мне не нужно замысловатых диет и изнурительных спортивных занятий, чтобы поддерживать форму. Зря она так прибедняется, она тоже прекрасно сохранилась (впрочем, «сохранилась» – наверное, это слово больше подходит для бабушек от шестидесяти, для Ирки его использовать еще рановато). Я отмахивалась от комплиментов, потому как – на что они мне? Я думала, для Пети я хороша по-любому, потому что – жена ему и мать его детям, а соблазнять других мне ни к чему. В юности, конечно, многие увивались за мной, но все это теперь годится только для воспоминаний.
Хотя… Я поднялась со стула и побрела в коридор. Там на стене висит большое зеркало, перед которым любит крутиться Леночка. Я подошла и уставилась на свое отражение. Ревность – больное Петино место, вдруг подумала я. Может, стоит нажать на него? И завести себе любовника. Ведь могу это сделать. Вполне могу.
Мне не нужны Иркины комплименты, чтобы понять, что я еще очень даже. Я и сама это знаю. Давно замечала, что выгляжу и свежее, и привлекательнее многих женщин моего возраста. Но завести любовника? Как это делают? Не выбегают же на улицу, чтоб подцепить кого-нибудь? Мы же не в Париже (девчонку-то эту Петя туда свозил, а мне удалось побывать только в Болгарии один раз, о Париже и мечтать не смела). Скорее всего, находят друг друга на каких-нибудь вечеринках, решила я, сближаются и там уже…
А ведь точно, это самое простое. Я сколько раз тоже так могла, только мне это было не надо. На последнем дне рождения Петиного приятеля Романа не знала, куда деваться от настойчивых ухаживаний Роминого двоюродного брата. Мужик он был ничего: высокий, статный и говорливый. Всего-то нужно было не шарахаться от него по углам, а приветить, так сказать, авансировать его. Потом это уж дело мужчины – находить место для встреч.
Я зажмурилась и попыталась представить себе Роминого родственника и себя в постели. Как он целует меня, обнимает, гладит… ну и все остальное. Уфф! Противно-то как! За всю жизнь у меня было всего двое мужчин: давно в институте Олег, который, собственно, и лишил меня невинности, да Петя. Не могу представить себе близких отношений с другим мужчиной, думаю, меня и стошнить может. Чужая кожа, запах, волосы… Нет, это будет точно грех из грехов – связаться с мужчиной, не испытывая никаких чувств к нему, лишь для того, чтоб насолить Пете. А потом ничем не отмыться от этой грязи, от стыда сгорать перед самой собой. Да и прятаться по углам, боясь быть разоблаченной, – не для меня это.
Врать я никогда не умела. Пробовала, как и все, особенно в детстве, но меня сразу выводили на чистую воду. Мама смеялась и говорила, что от вранья у меня левый глаз косить начинает. Он похуже видит и, возможно, в минуты особого напряжения не выдерживает и выдает меня. И получается, что правым глазом я упираюсь в собеседника и, произнося слова лжи, таращу его до предела, а левый в то же самое время норовит отказаться от этой лжи, стесняется ее и устраняется. А вместе – картинка та еще. Я с тех пор, как узнала об этом, перестала и пытаться лгать. Поэтому стоит мне только завести любовника, как Петя узнает об этом на следующий же день. А, впрочем, не для того ли и собиралась я заиметь любовника, чтоб Петя узнал и вздрогнул? Чего ж тогда бояться?
Что-то я запуталась. Это все оттого, что редко приходилось задумываться о таких вещах. Все больше о том, что купить, что приготовить – дело до серьезных размышлений не доходило. Да и поводов не было. Я досадливо махнула рукой на свое отражение в зеркале и вернулась на кухню. Зажгла маленький свет, включила чайник. Сейчас, чтоб успокоиться, заварю себе мяты. Хотя вроде бы и не сильно я взвинчена. Даже странно.