Но однажды он уговорил ее лечь в постель и принял неопытность и скованность Рейн за личное оскорбление.
Он стал распускать о ней грязные слухи.
Несколько месяцев после этого в воздухе вокруг конюшен витало сильное напряжение. С тех пор Рейн держалась очень осторожно со своими коллегами, избегая любовных интрижек. Она наслаждалась мужским обществом, шутила, налево и направо раздавала советы насчет лошадей, устраивала потрясающие вечеринки и была своим парнем для женатых наездников, желающих излить душу.
Невозмутимая, щедрая, чертовски умелая наездница, младшая сестренка, острая на язык.., неприкасаемая. Такими словами можно было описать Рейн Смит. Но никто не догадывался, как тщательно она скрывает свою тоску и одиночество.
Впрочем, вчерашняя встреча с Кордом Эллиотом многое изменила в ее жизни.
Выругавшись, Рейн швырнула щетку, которой чистила Дева, в коробку, подвешенную на широкой двери стойла.
Она много думала о случившемся вчера. Темные круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Она несколько часов ворочалась в постели, силясь понять, что же превратило уравновешенную наездницу в требовательную, влюбленную женщину.
Должно быть, всему виной сильное нервное напряжение и переутомление. Она была совершенно выведена из равновесия. А Корд, принявший ее за террористку, уже готов был взорваться от возмущения.
Подобные обстоятельства толкнули на неординарные действия. Неудивительно, что он поцеловал ее. Не стоит поражаться и собственной неожиданно вспыхнувшей чувственности. Они были просто мужчина и женщина, откликнувшиеся на зов плоти.
Да, одним словом, все это – предстартовое безумие.
– Рейн?
От неожиданности она вздрогнула и оглянулась.
– О, капитан Джон. Привет. Я не слышала, как вы подошли.
Высокий, седеющий, жилистый, капитан Джон ожидал за дверью денника. Он не собирался входить внутрь, опасаясь копыт и зубов Дева.
– Тебя к телефону, – сказал он.
Рейн машинально взглянула на солидные наручные часы.
Пять тридцать. Поздновато для кого-то из членов семейства, чтобы звонить ей. Или слишком рано, если брат в Японии, а мать в Берлине.
Возможно, звонит сестра или, что еще вероятнее, один из репортеров, число которых множится день ото дня. Они пронюхали, что наездница Рейн Смит – это Лоррейн Тодхантер Чандлер-Смит, «дочь старых денег и старой власти».
– Только бы это был не репортер, – проговорила она. – Я не умею вежливо дурить им голову.
Удивленный капитан Джон отступил подальше от двери стойла и открыл ее.
– Рейн, не забывай о роли рекламы в соревнованиях.
– Хорошо.
– И не вздумай дурить мне голову.
Она широко улыбнулась.
– Вам – нет. Вы единственный человек, кто может помочь мне с Девом.
– Что не свидетельствует о моем интеллекте, не так ли?
Все еще улыбаясь, Рейн ласково погладила Дева по крупу и вышла из денника, закрыв за собой дверь. Широкий проход между рядами был чист, освещен солнцем, в лучах которого плясали пылинки, несмотря на то что постоянно поливали из брандспойтов, которые висели перед каждым денником. Горячие лошади стояли спокойно, их шкуры лоснились, а во влажных карих глазах сквозила тревога.
Пока они с капитаном шли по проходу, лошади тыкались головой в двери. Некоторые из лошадей вытягивали морду, желая, чтобы Рейн погладила их или прикоснулась.
Рассеянно поглаживая бархатистые морды лошадей, она шла дальше, к телефону, который висел в конце длинного прохода, – Я окликнул тебя три раза, прежде чем ты обратила на меня внимание, – проворчал капитан Джон. – Не прицепить ли к тебе сигнальное устройство?
– Да это же сущий ад.
Его белесые брови поднялись вверх.
– Неужели тебе не нравится?
– Я не люблю электронную привязь.
– Не валяй дурака, – ответил он невинным тоном.
Американский сленг в устах швейцарского аристократа, окончившего Итон, звучал нарочито.
Сощурившись, Рейн посмотрела на капитана Джона и улыбнулась.
– Простите. Но вы понимаете, тогда начнется – дни рождения, Рождество, День благодарения, Панамериканские игры… Потом эта штука наверняка сломается. «Пин-пи-ип» – и до свидания.
Капитан Джон не спорил. Он знал лучше всех, что отец Рейн смог присутствовать лишь на трех из множества соревнований, в которых она участвовала за эти годы. И по иронии судьбы эти три были не самыми значительными в ее карьере.
– Главное – спокойствие, – посоветовал капитан, приглаживая седые поредевшие волосы. – Остальным пусть занимаются другие.
«Люди вроде Корда», – подумала она/но Промолчала; Она просто пошла дальше.
– К слову сказать, – продолжал капитан Джон, – у нас есть поправки к правилам безопасности. Наездники, которые хотят осмотреть местность вокруг ранчо Санта-Фе, должны соблюдать дружеский принцип.
– Дерьмо, – прошипела она.
Капитан нахмурился. Слово, непривычное для Рейн Смит. Должно быть, она и впрямь на пределе. Он мудро промолчал.
Рейн спохватилась и устыдилась собственной грубости.
– Простите. Еще раз.
– Я слышал и не такое, – сухо заметил он. – Помогает выпустить пар?
– Еще не поняла.
– Когда исчерпаешь американский и британский сленг, переходи на австралийский. Там очень изобретательный народ.
– Приму к сведению. – Рейн нетерпеливо отвела волосы с лица, потом заправила прядь за ухо. – Дружеский принцип. Значит, надо впрягаться в ярмо с другим наездником каждый раз, когда я выхожу из конюшни.
Капитана Джона поразила напряженность, сквозившая в ее голосе. Она всегда казалась воплощением спокойствия.
– Это не выдумка, Рейн, – сказал он мягко. – Вспомни Олимпиаду в Мюнхене.
Рейн вздохнула и пробормотала что-то неприличное.
– Я осмотрел местность вокруг дистанции, – продолжил он. – Есть препятствия, холмы и остатки бывшего поля для игры в гольф.
– Я знаю. Я вчера была там.
– Одна? – негодующе спросил капитан Джон.
– Большей частью.
Прежде чем он успел задать еще какие-то вопросы, Рейн подошла к телефону, подвешенному над кипой соломы, и взяла трубку.
– Алло, – решительно бросила она.
– Семь часов.
Она не ожидала услышать голос Корда. Ей было проще считать, что встреча с ним померещилась в угаре предстартового безумия. И конечно, она никак не ожидала, что ее сердце подпрыгнет вот так, как сейчас, а потом пустится вскачь.
Его бархатный голос сводил Рейн с ума.
Она молчала, как будто не хотела вспоминать о нем вообще. Она хотела забыть вчерашний вечер.
И его.
– Я знаю, ты там, – сказал он проникновенным шепотом. – Я слышу твое дыхание. Мне очень жаль, что я не могу поцеловать твою жилку на шее, которая бьется быстро-быстро.
У Рейн перехватило дыхание. Она явственно ощутила вкус языка Корда, и внутри у нее все перевернулось от страсти. Это испугало и очаровало Рейн.
– Ты когда-нибудь играл по правилам? – прямо спросила она.
– Я охотник, а не игрок.
– А я не кролик, Корд Эллиот! – выпалила она, и ее голос сорвался.
Его смех показался ей грубым и в то же время нежным, словно мурлыканье.
– Я знаю, – сказал он. – Я чувствую себя как Актеон, охотящийся на Диану. Это спорт сильных.
Рейн задрожала.
Но вовсе не от страха.
– Семь часов, – повторил он. – Надень то, что тебе нравится. Или, как Диана, вообще ничего не надевай. – И повесил трубку.
Рейн облегченно вздохнула. Она не Могла больше ни о чем думать и говорить тоже. Сквозившее в мужском голосе нетерпение невозможно вынести.
– Все в порядке? – Капитан Джон окинул ее пристальным взглядом. – Ты то бледнеешь, то краснеешь.
– Все прекрасно, – сказала она, положив трубку. – Мой абонент.., немного.., расстроил меня.
– Я его знаю?
– Сомневаюсь.
Нахмурившись, Рейн покрутила запаянное в пластик удостоверение личности, которое висело на шее на тонкой стальной цепочке. На цветном поле вокруг фотографии были кодовые номера, которые подтверждали ее статус участника Олимпийских игр и открывали доступ ко всем объектам с лошадьми.
– Я многих знаю, – упорствовал капитан Джон.
– Я только вчера встретила этого человека.
– Вот как?
Рейн опустила глаза и посмотрела на свои грязные руки.
Надень то, что тебе нравится.
Она улыбнулась. Господин Всегда-При-Исполнении Корд Эллиот для разнообразия получит нокаут.
Но сначала ей надо принять ванну.
– Меня не будет в столовой сегодня вечером, – сказала Рейн.
Капитан Джон пожал плечами. Его спортсмены были старше всех участников Олимпийских игр. Вообще-то он не опекал, как наседка, своих конников, не придирался по мелочам. В общем, как говорится, был суров, но справедлив. Правда, Рейн никогда не доставляла ему неприятностей, даже когда она доверилась тому медоточивому французу.
Хотя он нанес ей огромную моральную травму накануне большой встречи, она сумела собраться и доказала, что является настоящим спортсменом мирового класса. Выступление Рейн в тот день убедило капитана Джона, что она подходящая кандидатура для Олимпиады. Рейн оставалась профессионалом, несмотря ни на какие невзгоды в ее личной жизни.