Или это что-то большее? То необъяснимое, о чем поэты слагают стихи, а художники пишут картины? Бывает ли любовь с первого взгляда, и не это ли произошло с ними?
От таких раздумий у Броди заныло сердце.
Покачав головой, он подошел к загону, где стоял привязанный Рейнджер. Мерин заржал в знак приветствия.
Броди почесал Рейнджера за ухом. Общение с лошадью помогло ему вернуться к реальности. Фермерство было делом всей его жизни, а «Ивовый ручей» — домом. Он вложил столько труда в эту землю, что не мог рисковать ею ради первой встречной юбки. Но сопротивляться неотразимому обаянию Динни оказалось намного труднее, чем он мог себе вообразить.
Броди взглянул через плечо на домик. Динни отошла от двери, и он ощутил странное чувство потери.
Когда он рассказывал ей о маме, Динни слушала его молча, с печальной задумчивостью. Она была такой восприимчивой, казалось, с ней можно говорить о чем угодно. Броди всегда был замкнутым и привык скрывать свои мысли. Но Динни не только вызвала его на откровенность, она заставила его проявить чувства, которые он никогда не обнаруживал.
Черт возьми! Хватит думать о ней. Наверное, прогулка верхом поможет проветрить мозги.
Броди вскочил в седло и направил Рейнджера на запад. Солнце, стоящее высоко в небе, заливало землю ярким, жарким светом. Броди надвинул шляпу на глаза.
Было не слишком-то любезно с его стороны оставить Динни одну убираться в домике, но Броди сейчас не мог находиться с ней рядом. Только не наедине. Один взгляд ее холодных голубых глаз — и он пропал.
Подарок. Он должен что-то ей подарить, чтобы загладить вину.
Рейнджер кивнул головой, словно соглашаясь. Броди пришпорил мерина, пустив его рысью.
Лошадь затрусила вперед, распугивая кузнечиков. Броди погнал Рейнджера к западу от времянки вдоль берега.
Броди часто приходил сюда, когда его семья переехала в «Ивовый ручей». Эта времянка у воды, окруженная ивами, была местом, где он мог спрятаться от Рейфа.
Копыта Рейнджера взметали тучу брызг, они смочили лицо Броди, немного остудив пожар, зажженный в нем Динни Маккеллан.
— Хей-я! — крикнул Броди, подхлестнув мерина.
Рейнджер перешел в галоп. К этому моменту они почти объехали домик по кругу. Не удержавшись, Броди снова взглянул на дверь.
И увидел ее.
Не обращая на него внимания, Динни отмывала окно изнутри. От усердия она высунула кончик розового языка, между бровями у нее залегла тонкая морщинка.
Броди обалдел.
Динни пыталась достать до верхних стекол. Ее груди, упругие и дерзкие, с твердыми, как камешки, сосками, торчали вперед, натягивая хлопчатобумажную ткань футболки.
Это зрелище вызвало в Броди немедленную реакцию. Внезапно джинсы показались ему слишком тесными.
Разинув рот, он схватился за луку седла и выронил поводья.
Рейнджер выбрался на берег, его копыта зацокали по камням. И тут ветка хлестнула Броди по лицу, он потерял равновесие.
И вылетел из седла.
Его руки взметнулись вверх, пальцы сжались, и, схватив полные пригоршни ивовых листьев, он грохнулся в заросли кактусов.
— А-а-ай! — заорал Броди.
Шляпа слетела с его головы и упала где-то сзади. Сапоги угодили в жидкую грязь, каблуки совсем увязли. Броди попытался встать на ноги, но от этой возни иголки впились еще глубже. Он замер, задыхаясь от боли.
— Броди! — окликнула его Динни. Она распахнула дверь и бросилась к нему.
Как ни странно, при появлении девушки боль слегка утихла. Броди тупо смотрел, как она мчится, не разбирая дороги. Ее глаза были испуганными, а грудь вздымалась от резкого дыхания.
— Я видела, как ты упал, — объявила Динни, подбежав к нему. — Ты не ушибся?
— Если не считать кактусовых иголок в заднице, все прекрасно.
— О Боже! — Динни широко раскрыла глаза, обнаружив, куда приземлился Броди.
Он протянул ей руку.
— Помоги, пожалуйста.
Поморщившись от боли, он оттолкнулся, и Динни помогла ему встать.
— Боже мой, — прошептала она. — Ты весь утыкан колючками.
— В пикапе есть аптечка. Надеюсь, там найдется пинцет.
Броди сделал шаг вперед. Сотни мелких иголок проткнули его кожу. Он глубоко вздохнул, внезапно осознав весь стыд возникшей ситуации. Динни придется извлекать шипы…
Застонав, Броди сделал еще один шаг.
— Господи! — Динни испуганно прижала ладони к щекам. — На тебя больно смотреть.
— Ерунда, — сказал он. — Бывало и хуже. Прекращай скулить, Трублад, и иди к дому, мысленно выругал себя Броди. Еще не хватало выставить себя нытиком перед Динни.
Стараясь не обращать внимания на боль, он сделал непроницаемое лицо. Шагая к дому с высоко поднятой головой и чувствуя, как при каждом движении джинсы трутся об утыканную колючками кожу, Броди выругался сквозь зубы.
— Я принесу аптечку, — крикнула Динни и побежала к грузовику.
Хлопнула дверь пикапа, и подошвы Динни зашлепали по выложенной камнями дорожке.
— Вот, — сказала она.
Броди кивнул; сейчас он не был расположен к разговорам.
— И где мы этим займемся? — спросила Динни, войдя в домик. Броди моргнул, очутившись в полумраке после яркого наружного света, и почувствовал, что его бросило в дрожь.
Броди сглотнул. Действительно, где?
— На кушетке, — ответил он, удивившись своему сдавленному голосу. Неясно, был ли он таким от боли или от предчувствия того, что должно произойти?
Динни сжала в руках аптечку и поморщилась.
— А как мы снимем с тебя штаны?
— А их обязательно снимать?
— Броди, как, по-твоему, я буду вынимать эти иглы через джинсовку?
Она права. Броди вздохнул.
— Я не хотел бы раздеваться перед тобой, — сказал он. — То есть тебе не следует смотреть на голого мужчину. — Господи, как глупо.
— Согласна, приятного в этом мало, но, кроме меня, этим некому заняться. Конечно, ты можешь влезть на Рейнджера или вернуться домой на грузовике. Но представляешь, каково тебе будет трястись на ухабах?
Броди скрипнул зубами.
— Ладно, я попытаюсь снять джинсы.
— Снимай, а я поищу в аптечке пинцет.
— Хорошая мысль. — Чувствуя себя полнейшим идиотом, Броди повернулся к девушке спиной.
Динни посмотрела на аптечку. Ее взгляд остановился на огромном красном кресте в центре белой пластмассовой крышки. Во рту у нее пересохло.
Надо бы глаз не сводить с этой аптечки, но ее уши чутко ловили каждый шорох, издаваемый Броди Трубладом с другого конца комнаты. Безумные, соблазнительные звуки раздевания.
От звяканья пряжки у Динни мурашки пробежали по спине. Она слышала, как ремень выскальзывает из шлевок. Затем был щелчок. Для чувствительного слуха девушки он показался громким, как треск поленьев в очаге. Замочек молнии, скользящий вниз, издавал шуршащий звук, отдававшийся в ее ушах как шум океана. Динни бросило в жар. Она уже готова была повернуться и увидеть голый зад Броди Трублада во всей его красе.
Боже, Боже, Боже! Во что она влипла? Если честно, она никогда раньше не видела голого мужчину. Это будет для нее впервые.
Пальцы Динни нащупали замок аптечки. Эта проклятая штуковина не поддавалась. Руки девушки стали влажными.
Остынь, успокойся. Не вздумай все испортить, Динна Рене Холлис. Это наилучшая возможность втереться к нему в доверие. Помнишь старую басню про воробья и льва? Воробей вынул колючку из пасти льва и заслужил его вечную благодарность.
— Ты нашла пинцет? — спросил Броди.
— Э… у меня не получается ее открыть. А ты уже все?
— Я как раз стягиваю джинсы.
Представив себе эту картину, Динни резко дернула замочек. Ящик распахнулся; бинты, инструменты и лекарства разлетелись по всей комнате. Опустившись на четвереньки, чтобы собрать рассыпанные принадлежности, девушка в конце концов обнаружила пинцет, выглядывающий из-под кушетки.
— Нашла, — Динни помахала пинцетом.
— Тогда давай займемся колючками, — сказал Броди тоном человека, обреченного на смерть в газовой камере.
Динни упорно не поворачивалась, пока Броди со всеми возможными предосторожностями стаскивал джинсы. Он застонал пару раз, но все же девушка решила, что он переносит боль достаточно терпеливо.
— Я готов.
Она обернулась и обнаружила, что Броди лежит на животе поперек кушетки. Трусы он не снял. Вернее, плавки, совсем узенькие, ярко-красного цвета. Динни пришлось зажать рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Она и вообразить не могла, что такой пуританин, как Броди Трублад, может носить узкие плавки. Тем более красные. Очевидно, она не подозревала о какой-то скрытой, чувственной стороне его натуры.
— И ты собираешься остаться в трусах?
— Да! — отрезал он.
— Хорошо. Мне нужно больше света.
— В спальне есть лампа.
— Сейчас вернусь, — сказала она, желая, чтобы сердце ее перестало стучать как бешеное.