Не задумываясь, Броди свернул по направлению к времянке. Противоречивые мысли смешались у него в голове, картины случившегося вновь и вновь прокручивались перед его мысленным взором.
Динни любит меня, нет, не любит. Рассудок метался между этими крайностями.
Спустя десять минут пикап въехал на холм, и Броди оглядел долину, где в излучине ручья стояла времянка, окруженная ивами.
В окне горел одинокий маленький огонек, и у Броди камень свалился с души.
Динни. Это точно она.
Броди остановил грузовик и заглушил двигатель. Он не хотел подъезжать прямо к дому, боясь спугнуть ее. Ему нужно ее увидеть, поговорить с ней, вырвать у нее объяснение.
Тихонечко прикрыв дверцу пикапа, Броди прошел пешком несколько ярдов до домика. Его пульс ускорялся с каждым шагом.
Остановившись на крыльце, он прильнул взглядом к окну.
Динни сидела на диване, держа в руках альбом со старыми фотографиями. На ней все еще было свадебное платье, скроенное по последней моде. Платье, которое они специально заказывали в Далласе.
У Броди перехватило дыхание, когда он увидел, что Динни вытирает слезы. Она плачет. Из-за потери «Ивового ручья»? Или, быть может, плачет по нему? Броди не хотел торопиться с выводами. Он не мог сдержать рвущуюся из сердца надежду, хотя понимал, что крушение надежды еще усилит его боль. Он должен был знать правду.
Собравшись с духом, Броди взялся за дверную ручку и распахнул дверь.
Динни ахнула и вскочила на ноги, альбом шлепнулся на деревянный пол и раскрылся на одной из старых фотографий. На снимке был Джил Холлис рядом с улыбающейся женщиной и маленькой девочкой, сидящей верхом на пони. Этим рыжим, конопатым ребенком была Динни.
Наверное, она вытащила этот альбом из кучи старого хлама, сложенного в спальне. В этот миг Броди понял причину ее поступка. Динни всю жизнь мечтала вернуть то, что утратила пятнадцать лет назад. Эти годы потеряны для нее навсегда. Они были наполнены болью, отчаянием и одиночеством. Рейф виноват в ее горе, и, как бы сильно ни хотел этого Броди, он никогда не сможет возместить такой ущерб.
Динни смотрела на него, заломив дрожащие руки в белых лайковых перчатках.
— Броди, — прохрипела она, волна страха окатила ее с ног до головы. — Чт-то ты здесь делаешь?
— Я могу у тебя спросить то же самое.
Его темные глаза превратились в черные узкие щели, брови нахмурились. Сердце Динни затрепетало, как пойманная бабочка, бьющаяся крыльями об сетку сачка.
Как он красив! В свадебном наряде, с зачесанными назад волосами, в этой угрожающей позе, Броди Трублад казался ей самым прекрасным мужчиной на свете, а ведь она чуть было не стала его женой.
— С тобой ничего не случилось? — спросил он, удивив ее своим вниманием.
Динни кивнула, не способная произнести ни слова.
— Ты ничего не вывихнула и не растянула?
Она покачала головой.
— Все-таки ты прыгнула со второго этажа.
— Я приземлилась на ноги, — с трудом выдавила Динни. Она чувствовала себя загнанной в угол.
— Почему ты бросила меня, Динни? — тихо спросил Броди. — Зачем ты оставила меня там ждать одного?
— Я не хотела тебя обидеть, — пробормотала она сквозь слезы.
— Не лги мне. — Он подошел к ней вплотную, так, что Динни чувствовала щекой его жаркое, тяжелое дыхание. — Я знаю, кто ты, Динна Рене Холлис.
Вздох прозвучал в комнате. Странно, Динни даже не заметила, как этот звук сорвался с ее губ.
— И к-к-когда ты узнал?
— Матильда Дженнингс только что сообщила об этом.
Коленки Динни задрожали, она всерьез испугалась, что не устоит на ногах.
— Мне нужно сесть, — сказала она.
— Естественно. — Голос Броди был холодным, насмешливым. По его тону Динни поняла, что ранила его сильнее, чем это можно выразить словами.
Опершись рукой о спинку дивана, девушка села и перевела дыхание. Сбегая из дома, она верила, что никогда больше не увидит Броди. Теперь, когда он был рядом и смотрел на нее, словно на величайшую грешницу, Динни поняла, как сильно его оскорбила.
— Ты собиралась выйти за меня, чтоб завладеть «Ивовым ручьем». — Броди вышагивал туда-сюда по деревянному полу, старые половицы скрипели под его ногами.
Динни не могла отрицать этого.
— Да. Но это было до того, как я тебя узнала.
Броди скрипнул зубами, и его лицо исказилось от боли.
— Ты могла сказать мне всю правду, это не изменило бы моих чувств к тебе.
— Прости, но тебе оказалось трудно смириться даже с тем, что я картежница. Разве ты предложил бы мне работу, если б знал, что я — дочка Джила Холлиса?
— А слово «доверие» для тебя хоть что-то значит?
— Довериться Трубладу? Должно быть, ты шутишь. Мой отец верил, что Рейф играет честно, а он смухлевал. Я нашла письмо с признанием, которое Рейф написал моему отцу. Он знал, что делает, и прекрасно понимал, какими будут последствия: что семилетняя девочка окажется выброшенной на улицу. Угрызениями совести он не терзался.
— Мы с отцом — разные люди, Динни, и ты теперь это знаешь. Мне очень жаль, что он так поступил. Меня это тоже мучило, но я не могу изменить прошлое.
— Я знаю, — печально сказала Динни. — Потому и не решилась обвенчаться с тобой. Я не могла заставить тебя платить за отцовские грехи, хотя, видит Бог, мне этого хотелось.
Броди стиснул зубы. Выражение его глаз было холодным, но прощающим.
У него было полное право ее ненавидеть. С самого начала она только и делала, что лгала ему. Она намеревалась обмануть его точно так же, как Рейф обманул Джила, и причинила Броди немыслимую боль.
А Динни так хотелось протянуть руку, коснуться этого дорогого лица, упасть перед Броди на колени и умолять о прощении.
— Я только одно хотел бы знать, — произнес Броди срывающимся голосом.
— Да? — Она сложила руки вместе. Ее ладони были похожи на подстреленных голубей — неподвижные, безжизненные, мертвые.
— Мне нужна правда. — Броди посмотрел на нее своим тяжелым взглядом, острым, словно лезвие меча.
Динни молча кивнула.
— Ты никогда не любила меня, верно? Это было притворство. Давай, рассказывай, как ты все спланировала, как лежала ночами без сна, обдумывая способы обмануть меня. Расскажи, как ты украдкой смеялась над моим легковерием у меня за спиной.
— Броди. — Динни встала и шагнула вперед, с виноватым видом протянув к нему руку.
— Не надо! — воскликнул Броди, отскочив в сторону. — Не смей ко мне прикасаться!
Его отвращение ранило сильнее, чем любая физическая боль, но она это заслужила.
— Прости, — шепнула Динни, слезы потоком хлынули у нее из глаз. — Я пыталась уехать до того, как ты предложил пожениться. Четвертого июля, помнишь?
Броди кивнул.
— Так почему ты не сказала мне правду еще тогда?
У Динни задрожали губы.
— У меня не хватило бы духа уйти после твоего предложения.
— Из-за «Ивового ручья»?
— Из-за тебя.
Он потер рукой подбородок.
— Ты знаешь, как сильно мне хочется поверить в твои слова…
— Клянусь, это правда. Не буду отрицать, что целых пятнадцать лет я ждала возможности отомстить Рейфу Трубладу за то, что он сделал со мной и моим отцом. Я жила ради того дня, когда смогу столкнуться с ним лицом к лицу. Все, о чем я могла думать, это о возвращении своего дома. Я даже не помнила, что у Рейфа есть сыновья, до того, как встретила Кенни в «Одинокой голубке».
Броди провел рукой по волосам.
— Тогда, вероятно, ты и узнала, что ферму унаследовал я, а не брат.
Динни кивнула.
— И поняла, что не сможешь выиграть у меня ферму.
— Да.
— Поэтому ты решила выйти за меня замуж.
— Вот именно.
— И ты хочешь заставить меня поверить, что в какой-то момент, по ходу дела, ты действительно в меня влюбилась? — Броди вышагивал по маленькой комнатушке, заложив руки за спину. Динни невыносимо было видеть, какую обиду она ему причинила.
— Именно так и произошло, — прошептала она.
— Слушай, я прошу прощения за своего отца и за то, что он натворил. Его действия были преступными, но тебя это не оправдывает.
Динни сглотнула.
— Я понимаю. Моя жажда мести лишила нас всякого шанса, да?
Сердце Динни никогда еще не болело так сильно, даже в ту ужасную ночь, когда Рейф выгнал их с отцом из «Ивового ручья». Тогда от нее ничего не зависело, но сейчас она сама была виновата в своем несчастье.
Броди покачал головой.
— Мне так трудно было тебе довериться. Я боялся влюбиться, боялся, что, как мама, привяжусь к человеку, не способному ответить мне взаимностью. — Он горько рассмеялся. — Несмотря на все мои усилия, несмотря на всю предосторожность, я попался в ту же ловушку.
— Но, Броди, — пробормотала Динни. — Я правда люблю тебя. Всем сердцем и душой. Поэтому и сбежала со свадьбы. Я не могла выйти за тебя замуж обманом.
— Боже, Динни, как бы я хотел тебе верить. — Броди взглянул на нее покрасневшими глазами. Он чуть не плакал.