Видите, как все складывается.
Граф сорвал ветку с живой изгороди, вдоль которой они шли. Казалось, он изо всех сил старается овладеть собой.
- Мало того, я еще привез с собой Мари Васильефф.
- Мари Васильефф?
- Это моя любовница. Когда я выезжал из Мулена, она еще спала. С нее вполне станется нанять машину и явиться сюда прямо сейчас. Да, что и говорить - полный букет!
В гостинице у Мари Татен, где попивали ром несколько мужчин, уже потушили керосиновые лампы. Пофыркивал перед отправлением полупустой автобус на Мулен.
- Не заслужила она такого! - задумчиво произнес Морис.
- Кто?
- Мама.
В эту минуту, несмотря на весьма солидные габариты, он походил на обиженного ребенка. Кто знает, может быть, теперь он с трудом сдерживал слезы.
Меж тем собеседники кружили вокруг церкви, то сворачивая к пруду, то вновь возвращаясь к храму.
- Послушайте, комиссар. Но ведь это невозможно.
Не может быть, чтобы ее действительно убили. У меня просто в голове не укладывается.
Мегрэ и сам столь напряженно размышлял об этом, что временами забывал о своем спутнике. Он тщательно воскрешал в памяти малейшие детали заутрени.
Графиня сидела на своей фамильной скамье. Никто к ней не подходил. Она причастилась. Затем опустилась на колени, закрыв лицо руками. Потом открыла молитвенник. Чуть погодя вновь закрыла лицо руками...
- Погодите минутку.
Мегрэ по ступенькам поднялся на крыльцо и вошел в церковь, где ризничий уже готовил алтарь к обедне.
Звонарь, грубоватого вида крестьянин в тяжелых подбитых гвоздями башмаках, выравнивал ряды стульев.
Комиссар прошел прямо к скамьям для именитых прихожан и окликнул сторожа, который обернулся на его голос.
- Кто взял молитвенник?
- Какой молитвенник?
- Молитвенник графини. Он остался здесь.
- Вы уверены?
- Ну-ка, поди сюда! - велел Мегрэ звонарю. - Ты не видел, тут не было молитвенника?
- Я?
То ли он в самом деле был туп до идиотизма, то ли притворялся. Мегрэ нервничал. В глубине нефа он заметил Мориса де Сен-Фиакра.
- Кто подходил к этой скамье?
- Жена врача сидела во время второй мессы.
- Я думал, доктор не ходит в церковь.
- Он-то, может, и не ходит. А вот его жена...
- Ладно. Объявите всей деревне, что того, кто принесет мне этот молитвенник, ждет солидное вознаграждение.
- В замке?
- Нет. У Мари Татен.
Когда комиссар вышел на улицу, оказалось, что Морис де Сен-Фиакр дожидается его.
- Я ничего не понял в этой истории с молитвенником.
- У нее остановилось сердце, не так ли? Вполне вероятно, что причиной тому было сильное волнение. И произошло это сразу после причастия, то есть тогда, когда графиня раскрыла молитвенник. Представьте себе, а вдруг в молитвеннике...
Но молодой граф обескураженно покачал головой.
- Не представляю, чтобы какая-нибудь новость до такой степени потрясла мою мать. К тому же это было бы так... так омерзительно.
.. так омерзительно...
Тяжело вздохнув, он мрачно поглядел в сторону замка.
- Пойдемте чего-нибудь выпьем.
Но направились они не к замку, а в гостиницу, где их появление вызвало некоторое замешательство. Четверо крестьян, до этого спокойно попивавших себе вино, вдруг почувствовали себя явно не в своей тарелке. Они поздоровались с новыми гостями почтительно, даже слегка боязливо.
Из кухни, на ходу вытирая руки о фартук, примчалась Мари Татен и запричитала:
- Господин Морис, я никак не могу опомниться, такая горестная новость! Бедная наша графиня!
Кто-кто, а она плакала, не скрывая слез. Наверное, всякий раз, когда в деревне кто-нибудь умирал, она обливалась горючими слезами.
- Вы ведь тоже были у мессы, правда? - обратилась она к Мегрэ, словно призывая его в свидетели. - Подумать только - никто ничего не заметил! Мне рассказали, когда я уже вернулась сюда...
Человек всегда чувствует себя неловко, если в подобных ситуациях ведет себя более сдержанно, чем посторонние, которым вроде бы не с чего так уж убиваться.
Морис выслушивал соболезнования, стараясь сдержать раздражение, и, чтобы скрыть замешательство, направился к этажерке, взял оттуда бутылку рома и наполнил две стопки.
Плечи у него затряслись, он залпом выпил стопку и обратился к Мегрэ:
- По-моему, я простыл; видно, утром продуло в машине.
- В наших краях всегда все простужены, господин Морис... - отозвалась Мари Татен. И, обращаясь к Мегрэ, заметила:
- Вам бы тоже не мешало поберечься: я слышала, как вы кашляли ночью.
Крестьяне собрались уходить. Печка раскалилась докрасна.
- И ведь в такой день! - причитала Мари Татен.
Из-за ее косоглазия было непонятно, к кому она обращается - к Мегрэ или к молодому графу.
- Не хотите ли перекусить? Надо же, я была так потрясена, когда мне сообщили о несчастье, что даже забыла переодеться.
Однако она ограничилась тем, что надела фартук поверх своего черного платья, которое надевала только в церковь. Шляпка ее осталась сиротливо лежать на столе.
После второй стопки рома Морис де Сен-Фиакр вопросительно поглядел на Мегрэ, словно ожидая его дальнейших распоряжений.
- Идемте, - сказал комиссар.
- Вы придете обедать? Я зарезала курочку и...
Но мужчины уже вышли на улицу. Перед церковью стояло несколько двуколок, хозяева которых, не выпрягая лошадей, привязали их к тополям, росшим у храма.
Над кладбищенской оградой там и сям виднелись головы прихожан. Единственным ярким пятном во дворе замка была желтая спортивная машина графа.
- Чек кроссирован? {Кроссировать чек - нанести на чек две параллельные черты по диагонали в знак того, что указанную сумму может получить лишь банковское учреждение}
- Да, но завтра же он будет представлен к оплате.
- Вы много работаете?
Ответом ему было молчание. Тишину нарушал лишь звук их шагов по подмерзшей дороге, шелест гонимых ветром сухих листьев да пофыркивание лошадей.
- Видите ли, я, что называется, шалопай, человек никчемный. За что только я не брался! Да вот - эти самые сорок тысяч франков! На эти деньги я хотел основать киностудию. А до этого был вкладчиком одной радиокомпании.
Справа, со стороны пруда Богородицы, донесся приглушенный звук выстрела.