- Ладно, не подгоняй меня. Я и так намучился! Значит, приехали мы на верхушку. Там даже еще не рассвело и был туман. Я вышел и стал смотреть, что будет делать наш малый.- И что он делал?- Взял багаж и лыжи, потом пошел в отель.- Какой?- Не знаю. Выше, чем мой. Я засек в какой, но названия разобрать не смог, потому что вывеска залеплена снегом.- Ну а дальше?- Я пошел в "Грандз Альп", как ты и говорил. Они меня встретили очень хорошо и дали комнату с видом на море.- Чего ты несешь?- Честное слово. Напротив моей кровати висит картина, изображающая Лазурный берег. Мне кажется, это Монако, но я не уверен. Могу спросить.- Это не самое важное.- Ладно, но надо же повышать культурный уровень.- Что было дальше?- Ну, устроился я быстро, потому что багажа у меня нет, выпил чашечку кофе, потом пошел на почту, куда поступил твой перевод. Кстати, спасибо тебе. Ну вот, значит, а потом я пошел к отелю Бержерона. Представляешь, дорога идет вверх! Я в своих ботинках на кожаной подошве три раза шмякался на землю. Предупреждаю тебя: если мне придется здесь задержаться, я должен экипироваться.- Экипируйся.- Записываю. Так вот, когда я подошел, Бержерон выходил с двумя парами лыж.- С двумя парами?- Одна в руках, другая на плече. Он сразу пошел к подъемнику...- А потом?- Потом мой малый улетел с целой шайкой других придурков. Я был похож на курицу, которая высидела утенка и стоит на берегу, пока он плавает в пруду. Я вернулся в отель, откуда и звоню тебе.Молчание. В трубке я слышу характерные шумы, постоянно царящие на лыжных курортах.- Твою мать! Нас разъединили!- орет Толстяк.- Да нет, я здесь. Я думаю.- Мог бы думать побыстрее, это уменьшило бы расходы!- Знаешь, Толстяк, больше всего меня смущают две пары лыж.- Ну знаешь,- возражает Толстяк,- мужик с двумя парами лыж куда меньшая редкость, чем мужик с двумя парами...- Берю, оставь свой солдафонский юмор. Нас могут слушать девушки-телефонистки. Скажи, из камеры хранения он взял одну пару?- Да.- Хорошо. Продолжай следить за мужиком, я выезжаю.- Выезжаешь?- Да. Забронируй мне номер.Это пришло мне в голову в один миг. Мой верный инстинкт предупредил меня, что Куршевель стал центром тяжести расследования. А знаете из-за чего?Из-за той почтовой открытки, найденной в помойном ведре Буальвана, которая пришла именно из Куршевеля.А потом, я говорю себе, что покойный Буальван изготавливал лыжные крепления. Это занятие имеет прямое отношение к этому благородному виду спорта, так?Да, надо на все посмотреть на месте.-До ночи поездов сюда не будет,- утверждает Берюрье.- Значит, ты приедешь завтра утром?- Я полечу самолетом до Женевы, а оттуда доеду на такси, так что прибуду во второй половине дня.- Клёво! Сегодня вечером в отеле будет фондю. Он кладет трубку, обливаясь слюной. Я следую его примеру.- Что, уезжаешь?- спрашивает Пино.- Да,- отвечаю.- Поверь, у меня сердце разрывается при мысли, что придется оставить тебя здесь, но этого требует долг!
Глава 11 Бар "Грандз Альп", когда я в него вхожу, полон элегантных клиентов. Там есть дамы в разноцветных нарядах, Кавалеры в свитерах, бармен в белой куртке и еще один удивительный персонаж, остающийся здесь таким же незаметным, как картина Мийе на выставке Пикассо.Вышеупомянутый индивид одет в красные спортивные брюки, рубашку в черно-белую клетку, белые лыжные носки и небесно-голубую спортивную куртку с капюшоном. На голове у него высокая красная лыжная шапочка, острие которой продолжается белым шнурком и заканчивается великолепным помпоном того же цвета. Его талия составляет в обхвате метр сорок, расстегнутая рубашка позволяет видеть заросшую густой шерстью грудь. Щеки человека не знакомы с водой, мылом и бритвой, а потом и с лосьонами "после бритья". У него большой нос.
Когда он сморкается, возникает ощущение, что он пожимает руку другу. Холод отполировал этот нос, окрасил его в красный цвет и наградил насморком.Что можно сказать еще, кроме того, что фамилия этого человека Берюрье?Восседая на высоком табурете, Толстяк что-то оживлен-но говорит аудитории, корчащейся от смеха.Он рассказывает о своих достижениях в лыжном спорте, которые якобы были у него в молодости. Я подозреваю, что он проштудировал учебник по технике лыжного спорта, но плохо запомнил термины.- Я,- заявляет этот Тартарен снегов,- ездил кататься на Малайи. Все эти хреновенькие горки, что я вижу здесь, годятся только на то, чтобы согнать жирок с начинающих. Лично я забирался на вершину и летел вниз пулей, проделывая...- Ты что же, стал снежным человеком?Он оборачивается, теряя при этом движении равновесие, валится с табурета и приземляется на задницу. Сейчас он очень похож на перезревшую грушу, свалившуюся с дерева.- Все из-за тебя,- ворчит он, поднимаясь. Я делаю шаг назад, чтобы иметь возможность полностью охватить взглядом этот феномен.- Как ты красив,- напеваю я в манере Пиаф,- Ты одновременно похож на церковника, факира и клоуна.Толстяк, немало принявший до моего прихода, взбешен:- Если ты приперся издеваться надо мной, то мог бы оставаться в Париже!Я избавляю его от всеобщего любопытства, и мы поднимаемся в его номер.Он останавливается перед зеркалом и доброжелательно смотрит на себя.- Если бы меня видела Берта, она бы обалдела от восторга,- утверждает он.Надо мне будет сняться на цветную пленку.Я замечаю в его комнате пару лыж и не могу прийти в себя.- Это твои?- Имею честь сказать тебе "да".-И он принимается объяснять:- Я смотрел, как другие катаются, и мне тоже захотелось. Кроме того, в отеле есть дама, с которой у меня начинается роман. Она жгучая брюнетка, кажется, испанка...- Ты здесь не затем, чтобы играть в донжуана.- Отвали!- мрачно заявляет он.- Когда инспектора посылают на две тысячи метров над уровнем моря, он имеет право развлечься, если представляется случай. По крайней мере, я так считаю.- Как наши дела?- перебиваю его я.- Бержерон по-прежнему в том отеле, наверху.- Чем он занимается?- Во второй половине дня снова катался на лыжах. Сходил на автобусную остановку. Взял лыжи и уехал на подъемнике на Бель-Понт.- Бель-Кот, серость!- Я так и сказал,- врет Толстяк.- Он поехал с двумя парами лыж?- Точно!- Ты присутствовал при его возвращении?- Да. Я всю вторую половину дня просидел в баре его отеля, где пил, дожидаясь его.- Оно и видно!- Чего?!- протестует Толстяк.- Опять оскорбительные намеки?- Так что насчет его возвращения?- Он вернулся в середине второй половины дня.- С двумя парами лыж?- Нет. У него не было ни одной. Он поднялся в свою комнату переодеться. Я промежду прочим расспросил о нем бармена. Кажется, он приехал на три дня. Еще кажется, что он приезжает сюда достаточно часто, раз или два в месяц.- Как думаешь, он тебя засек? Ты ведь следил за ним от самого Парижа. Это плохо.Мамонт возмущается:- Чтобы тип, за которым я слежу, мог меня засечь? Ты чего, перебрал или у тебя мозги перестали работать?- И в подтверждение он излагает мне свою тактику:- С момента, когда я сел на хвост месье или даме, я сливаюсь с окружающим пейзажем и меня незаметно. Это моя особенность.- Знаю,- говорю я, чтобы только не спорить с ним.- Однако с завтрашнего дня им буду заниматься я, а ты можешь потренироваться в катании на лыжах. Бери уроки.- Ты думаешь?- Начинай с класса семь-бис. При твоих талантах через три дня перейдешь в пятый. Подумай о Берте, старина. Она будет гордиться тобой.Под мясистыми веками Берю появляются слезы цвета помоев.- Вытри их,- советую я,- а то, если они замерзнут, ты будешь похож на лопнувшую трубу канализации.