По одной из центральных аллей двигалась достаточно внушительная процессия. Венки, "Мерседес"-катафалк... Провожавшие покойного были в основном крепкими мужиками, в строгих костюмах - дорогие длиннополые пальто большинства участников процессии были расстегнуты нараспашку, поэтому были видны и костюмы, и галстуки с золотыми зажимами... Когда катафалк притормозил у нужного участка и стали извлекать гроб, то и гроб оказался соответствующим - из мореного дуба, с серебряными ручками и накладками...
- Ну, что? - спросил Стасик.
- Гроб классный, - сообщила Вика. - Весь в серебре. Интересно, неужели такие могилы никогда не разоряют и не свинчивают все это серебро? Ведь проверить невозможно!
- Кто знает, может, могильщики этим и занимаются, в ночь после похорон, - Стасик старался говорить как можно небрежней. - Нет, я бы не хотел, чтобы меня хоронили в таком гробу. В простом ящике меньше вероятности, что тебя потревожат. Хоть ты ничего не чувствуешь, а все равно обидно. Или, наверно, лучше всего - пеплом на руки родным. Как Катька.
Рука девушки чуть задрожала, она крепче стиснула бинокль, унимая эту дрожь. Преувеличенно пристально вглядываясь в похоронную процессию, она спросила после паузы:
- Как ты думаешь, зачем она это сделала?
- Я надеялся, ты мне что-то объяснишь, - сказал Стасик. - Ведь вы были подругами.
- Были, - сказала Вика, так и не поворачивая головы. - Но я... я ничего не знаю. Если ты думаешь, что для меня это не было шоком, то ты ошибаешься... Послушай, ты поэтому взял меня с собой? Чтобы попытаться что-то выяснить?
- Ты ведь сама хотела поглядеть на похороны, - сказал Стасик. - Сама завела об этом разговор... И, поскольку я все равно...
- Поскольку ты все равно решил проводить её в последний путь, хотя бы издали, то решил, почему бы не взять меня с собой? Покрасоваться передо мной своим романтическим горем? Ромео и Джульетта, да? Только Ромео из тебя не очень получается. Твою Джульетту ещё похоронить не успели, а ты уже клеишься ко мне.
- Я не клеюсь... - быстро сказал Стасик. - Я...
- Что - ты?
- Это сложно объяснить.
Девушка положила бинокль на подоконник и повернулась к парню.
- А ты попробуй. Может, я пойму.
- Ну... мне казалось, что я тебе не совсем безразличен, - выдавил Стасик, потеряв всю свою самоуверенность. Если теперь он и был похож на петуха, то на петуха, облитого водой, ошарашенного и жалкого.
- И поэтому тебе показалось, что я смогу утешить тебя в твоем горе? насмешливо спросила Вика.
Стасик молча пожал плечами.
- Тебя кто-нибудь когда-нибудь утешал? - продолжала она свой допрос.
- Ну... - промямлил Стасик. - Родители.
- Брось придуриваться! Ты понимаешь, что я не о том.
Стасик поглядел ей прямо в глаза и сказал:
- Утешали.
- Кто? Катька? Или не только она?
- Она.
- И как это было? - Вика немного расслабилась. Так расслабляется человек, услышавший то, что желал услышать.
- Нормально, - Стасик пожал плечами с видом бывалого бойца сексуального фронта.
- Расскажи, - попросила девушка.
- Да ладно, Вика, зачем тебе это? - отозвался Стасик. - Тем более, сейчас...
- Тем более, в такой день? - уточнила Виктория. - Как раз в такой день и надо. А то что получается? - её губы вдруг скривились в злой усмешке, не по возрасту злой. - "Моя милая в гробу...", да?
- Перестань! - Стасик подскочил. - Как ты можешь?
Вика уже взяла себя в руки.
- Просто хотела продемонстрировать тебе, что не хуже твоего умею подковыривать, если захочу.
- Я не подковыривал, - сказал Стасик.
- А что же ты делал? Пыжился передо мной? Давай, пыжься дальше.
- Я не пыжился перед тобой, - Стасик подошел к ней вплотную. - Я, может, чепуху всякую нес, но я... Ты знаешь, когда ты мне позвонила и сообщила о смерти Катьки... Не знаю, почему, но я словно ждал этого... То есть, я не хочу сказать, будто ждал Катькиной смерти. Тем более, такой жуткой.
Но я ждал какой-то развязки. Ну, было чувство, будто я в сумасшедших гонках участвую, и мою машину вот-вот занесет. Или... когда ты летаешь во сне, и вдруг зависаешь в воздухе, который становится таким густым и вязким, и тянет вниз и вниз. И ты готов на что угодно, лишь бы тебя перестало тянуть к земле. А потом... Потом ты уже хочешь приземлиться, даже если при этом сильно расшибешься, но уже не можешь сдвинуться ни туда, ни сюда. Воздух такой, слишком плотный, понимаешь? И тут лучше поскорее проснуться, чем вот так висеть. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь крикнул, разбудил меня... И почему-то больше всего хотелось, чтобы это была ты!
- Почему именно я? - спросила Вика.
- Потому что ты не представляешь, как я любил Катьку! Когда я видел её, мне становилось дурно, у меня голова кружилась! Это было как судорога, понимаешь? И хотелось кусать себя, выкинуть что-нибудь отчаянное, только бы эта судорога прошла! Твой голос по телефону... Он вонзился в меня как иголка... Как, знаешь, иголку или английскую булавку втыкают в сведенную судорогой мышцу, чтобы отпустило! Вот это ощущение - и мучительной боли, и одновременно освобождения - и было ощущением, которого я так ждал! И оно пришло от тебя, понимаешь, и я хотел, чтобы оно пришло только от тебя!
- Хотел - и дождался, - сказала Вика. - И что ты предлагаешь теперь?
- Не знаю, - Стасик подошел к подоконнику, поглядел в окно, упершись в подоконник сжатыми кулаками. Без бинокля, он видел только общую панораму: автобусы, будто игрушечные, фигурки на аллеях - особенно яркое и торжественное скопление этих фигурок, похожих на человечков из наборов "Лего" - раньше бы сказали, "на оловянных солдатиков", но пластик вытеснил олово, а сборные фигурки - цельных и литых. - Теперь мне стыдно. Мне стыдно, что я хотел этого освобождения - будто Катькиной смерти хотел. Ведь мертвых любить нельзя... Но кто сказал, что нельзя? Можно, ещё как можно! И ещё мне стыдно, что я хотел этого стыда. Но не так, честное слово, не так!
- А как? - спросила Вика, поворачиваясь и облокачиваясь о подоконник рядом с ним. - У тебя, похоже, из-за Катькиной смерти совсем мозги поехали. "Стыдно, что стыдно"... Это ж надо придумать!
- Я знал, что тебе это покажется бредом, - хмуро проговорил Стасик. Наверно, и пытаться объяснить не стоило.
- Еще как стоило! - она положила руку ему на плечо. - Договаривай. Честное слово, я не смеюсь. Я тебе самому хочу помочь разобраться.
- Да нечего тут разбираться! - выпалил Стасик. - Ты не знаешь всего!
- Так расскажи - и я узнаю, - теперь она прильнула к нему, легонько провела пальчиком по его щеке, придав лицу по-матерински сочувственное выражение. Он отпрянул как ошпаренный, и она спросила. - Это связано со мной?
- Да, - хрипло ответил Стасик.
- Понимаю... - она поджала губы, чтобы сдержать улыбку. - Тебе казалось, что я нравлюсь тебе больше, чем... ну, чем дозволено? Так нравлюсь, как парню, влюбленному в другую, не должна нравиться ни одна девушка, кроме его единственной, от которой голова кружится?
- Меня к тебе... влекло, - сказал Стасик.
- И сейчас влечет? - как бы рассеяно поинтересовалась она.
- Да. Сейчас даже больше. Вот что самое дурное. Понимаешь? Сейчас, когда там, на кладбище, вот-вот подойдет автобус... И стоит мне подумать о Катьке, которая сейчас... там, как меня ещё больше тянет к тебе!
- Ну, знаешь... - она разглядывала его, словно увидев впервые, а потом сказала тоном взрослой опытной женщины - из популярных изданий она нахватала немало ценного о стрессах и психологии вообще. - Это у тебя от шока. Такое бывает. И, вообще, ты извини, но когда человека тянет от мертвого и холодного к живому и теплому, то это вполне объяснимо, пусть и кажется ему противоестественным и стыдным.
- Говорю тебе, не только в этом дело! - Стасика прорвало. - Я... - он сглотнул.