Нет, и не сваха — да и кого к кому сватать, инвалида к пенсионерке?! Ты еще подумай, родименький, ну же, ну…
А догадаться-то совсем несложно, ибо более общественно важного дела, чем самогон гнать (можно и ласково — самогоночку, а можно еще ласковее — родненькую, ибо она нередко роднее и отца, и матери, а уж родины — и подавно), в русской деревни нет и не было. И не будет, вопреки всем прочим оптимистическим и пессимистическим прогнозам. Вот это стабильность!
И матушка гонит. И не абы какой левый, а самый крутой и ядреный самогон в радиусе двадцати километров. Который просто отлично идет и под огурчик, и без него. Которым оказывают и первую, и вторую помощь, и вечной душе, и тленному телу. И не просто гонит и продает, но и одалживает:
кому стакан, а кому и пол-литра. А иногда и просто наливает на радость, на горе, а чаще всего — на бедность.
Так хороший ли человек Ильинична? — хороший, очень хороший, просто замечательный. И при чем здесь мертвяки-кровососы?! Так что если все-таки решитесь посетить Пеньки, не стесняйтесь, заезжайте к ней… В отличие от большинства других героев этой книги, она все еще жива-здоровехонька и поможет вам легче пережить столь опрометчивый поступок.
БОЛЬШАЯ ОХОТА
Любимым развлечением оболтуса в течении ряда лет детства и отрочества являлась охота. Совсем еще маленьким, Витюша мог часами терпеливо расхаживать по солнцепеку возле вонючего сортира, к которому слетались все окрестные мухи. Едва они рассаживались на теплых гнилых бревнах побалдеть в фекальных парах, МЕТКИЙ ОХОТНИК начинал с оттягом лупить по ним куском резины. За обычный погожий день он без напряга кончал несколько сотен этих мерзких тварей с отвратными мохнатыми животиками и волосатыми лапками. Иногда, под настроение, он устанавливал рекорды, а потом пытался их побить по самым разным показателям — количество снятых скальпов за час охоты, за день, за сто ударов.
Некоторым мушиным особям особо фатально не везло и они не погибали с первого удара, но, оглушенные и покоцанные, и улететь не могли с лобного места. Они, как поганые навозные жуки, криво ползали по бревну, волоча искалеченные тела и оставляя за собой слизистый след. С изрядной долей воображения его можно было принять за вываливающиеся кишки. Но не тут-то — Витя ловко хватает их пинцетом и жжет лупой. Аромат!!!
Впрочем, попадались и счастливчики, чудом избежавшие казни вследствие досадного промаха или своей отменной реакции. Зло и разгорячено, им неслось вслед:
— Проваливайте отсель к ядреной фене и скажите вашим поганым сородичам, чтобы держались от меня подальше, если жизнь дорога!
В фантазиях кровожадного мальчика красочно рисовалась дикая паника в мушином царстве, когда уцелевшие сородичи наперебой начнут рассказывать и пересказывать жуткие истории о беспримерной меткости и жестокости охотника. Однако, или глупым мухам жизнь не дорога, или счастливчики от страха теряли дар мушиной речи, но наутро новые полчища мохнатых гадин появлялись с первыми лучами солнца. Да и научись они избегать лобного места, за кем бы тогда пошла охота?
Зимой и в пасмурную погоду мухи отсутствовали, отдыхая по своим заповедным местам и потому неизбежно наступали черные дни для рыжих тараканов, которых всегда в избытке шастает по любой деревенской избе, где правила санитарии ограничиваются одним единственным сакраментальным:
Большую нужду желательно справлять за дверью.
В отличии от мух, с тараканами была связана одна неприятная давняя история, стимулировавшая развитие изрядной личной неприязни:
Очень любил Витюша сладенькое, а со сладеньким плохо в деревне — ни шоколадки тебе, ни конфетки мятой. Даже сахара дома особо не наблюдалось, ибо до последней крупицы шел в дело. И вот однажды, когда уже совсем невмоготу стало, выкрал он банку вкуснейшей сгущенки из запасников своей мамаши. Запасы эти хранились на случай голода, войны, блокады и еще какой-нибудь подобной ерунды, но что тогда изменит одна банка сгущенки?! Да и срок годности уже на исходе.
Конечно, за такие проделки можно и по шее схлопотать, но кто не рискует… Правильно — тот не ест сгущенку.
И вот, проделав ножом два небольших отверстия в жестяной крышке, Витя отпил примерно полбанки, а потом… Не то, чтобы больше не хотелось — еще две такие легко опустошит, нo оставил на потом. Заначку он тщательно спрятал в действительно укромном месте — в сенях, за грудой корзинок и туесков, которыми зимой не пользовались.
Через два дня тоска по сладенькому снова одолела Витька. Уже в постели лежал и почти засыпал, как пригрезилась эта сладкая банка. Думал на утро отложить потребление, да уж сильно приспичило. Никак не уснет сладкоежка, все ерзает, вертится, а потом понимает — надо идти. Никак без сгущенки не обойтись.
И вот встает он с кровати, хочет незаметно в сени проскользнуть, да предательски скрипят половицы и слышится грозный мамашин окрик:
— Ты куда это на ночь глядя собрался?
— По нужде…
— До утра не мог потерпеть? Вставай тут, двери за тобой открывай-закрывай.
— Да я все сам сделаю…
— Сам, сам… Смотри, и про задвижку не забудь! Не нужны нам сегодня ночные гости!
Задержавшись в сенях, Витек сунул руку в известное место и извлек заветную баночку. Любовно вытерев ее от вездесущей пыли и паутины, он припал губами к отверстию:
(— вот сейчас, сейчас, будет кайф! вот сейчас, сейчас будет настоящая сладость!)
Увы, ни кайф, ни сладость не наступили, ибо сгущенка через дырочки почему-то не полилась. Витя потряс банку и повторил попытку, но безрезультатно. Уж не успел ли кто чужой здесь порыться и поживиться?! Хотя, вероятнее, что сгущенка просто засахарилась, а потому и не льется.
В темноте, на ощупь, Витюша отыскал ржавый консервный нож, вскрыл банку по периметру и большой алюминиевой ложкой начал поедать содержимое. Вкусная она, очень вкусная, только несколько странная, будто с большим количеством засахаренных орешков, так аппетитно хрустевших на зубах.
Слегка утолив аппетит, Витя зажег свет и обмер — на дне банки чернел добрый десяток засахарившихся рыжих тараканов, больших и маленьких, пап, мам и деток. Именно они гуськом пролезли в банку-приманку через дырочки, увязли и утонули в сладкой массе.
Нет, Витя не был столь абсурдно брезглив, чтобы блевануть съеденным, но нешуточная злоба на незваных гостей с тех пор поселилась в его добром сердце:
(— вы еще поплачете, сволочи! вы еще сто раз пожалеете, что покусились на мою сгущеночку!)
У усатых тварей, в отличии от беззащитных мух, оказалась неожиданная заступница — мамаша Ильинична. В принципе, любовь к братьям нашим самым меньшим имеет место быть и в других странах. Поныне существует религиозная индийская секта, члены которой подметают перед собой дорожку метлами, чтобы чего злого не раздавить какую-нибудь ползучую тварь, спешащую по своим делам. И носят марлевую повязку у рта, чтобы не проглотить тварь летающую. В городе Контунойя построен и успешно функционирует храм насекомым, просто кишащий всякими москитами, блохами, мухами, клопами, мокрицами. Согласно верованиям значительной части индусов, именно в домашних насекомых переселяются души родителей, брошенных детьми. Количество не сходится, но на это всем наплевать. Плати деньги и — вперед за экзотикой.
Впрочем, столь интересные подробности из жизни индийских извращенцев совершенно не известны в тульских Пеньках. Оттуда до Индии, как до Марса. Да и ничего там нет интересного, в этой самой дурацкой Индии, абсолютно ничего. Мы и здесь худо-бедно живем, у нас и своих заскоков с лихвой хватает. И по этой части еще можно поспорить, кто кого круче, у кого больше мозги за.раны.