Итак, эта Машка, на три года старше и на полголовы выше, являлась единственным значимым сексуальным объектом в округе. Прыщи, оно конечно большие, но сиськи ее все-таки больше и, как ни странно, никак пока не удавалось Витьку их помять, не говоря уже о большем.
Поболтать, вместе на рыбалку сходить или в райцентр махнуть в киношку — легко, но… никакого продолжения. Вот зараза! Вот чума! Это городские проворные шлюхи, лишь познакомятся с симпатичным парнем, сразу прыг в постель, шмыг под одеяло и ножки шире плеч расставляют, а в деревне нравы строгие, местами даже патриархальные. Такие вот там нравы.
ВОСЬМОЕ МАРТА
Сложно однозначно ответить, почему в нашей великой стране стало доброй традицией терять девушкам невинность на 8 марта. Многие местные обычаи объяснить вообще невозможно, но на этот случай я осмелюсь предложить такой логический вариант:
Советские девушки тоже хотят праздновать с чистой совестью, а для этого им надо стать советскими женщинами, а для этого…
Если такой вариант по каким-либо причинам не нравится, предлагаю другой, парадоксальный:
8-е марта, как известно, на календарях отмечается красным цветом. Так вот, нет ли здесь связи с кровью, которая образуется при разрыве плевы…
Впрочем, поскольку способностью к логическому или парадоксальному мышлению девушки и женщины не обладают, данный факт остается без объяснений.
В отечественных деревнях на 8-е марта отвратно и мерзопакостно, особенно если действительно началась ранняя весна — мокро и серо и уныло ровно настолько, насколько уныл серый и подтаявший снег. Валенки промокают быстрее, чем успеваешь добежать до сортира, а в сапогах холодно, да и дырявы они, как бабушкино решето. Вместо романтических подснежников сквозь снег начинает проглядывать самый разнообразный мусор, который всю зиму по лени закапывался в сугробы. В столь сложных условиях плохо действуют абстрактные соображения, которые хорошо действуют лишь когда с жиру бесишься.
А местная печальная конкретность такова — поскольку во всех деревнях России не найти более романтического места, чем сеновал, то и терять невинность рекомендуется где-нибудь в сентябре (впрочем, совершенно неправильно представлять этакое «причесанное» травинка к травинке сено, ароматно пахнущее и нежное, как китайских шелк, все это поэтический вымысел, на сеновале обычно сыро, полно колючек и пронырливых насекомых, для которых не существует понятия интимное место).
Ну, а по большей части, и в городах, и в деревнях, акт дефлорации происходит весьма спонтанно — раз-два и в дамах. Лишь ойкнуть успеваешь, да и то не всегда. Происходит сей естественный акт необязательно в марте или сентябре, а без особой календарной привязки — по пьяни, по скуке и даже… по любви. Даже так бывает, хотя и редко, словно автомобиль в профсоюзную лотерею выиграть.
Так же традиционно и незатейливо и безо всякого очарования все случилось и с Машкой:
Ее паханы отправились в город за колбасой и сахаром и туалетной бумагой (и что им, газет не хватало), а вечером заявился возбужденный Витек. Он что-то нечленораздельно пробормотал про любовь, не дав опомниться, грубо повалил на постель. Даже и не на постель вовсе, а на старенький диван-кровать с выпирающими пружинами, укрытый пыльным выцветшим пледом. Сопротивлялась ли Машка потери невинности? — вполне возможно, но очень-очень вяло, словно в известном анекдоте:
Петух предлагает симпатичной курочке — давай побежим наперегонки на таких условиях: если догоню, то топчу и сколько захочу. Курица соглашается, они бегут, петушок отстает.
Курица притормаживает, оборачивается и спрашивает:
— Эй, Петя, не слишком ли я быстро бегу?
А потом, когда Витя шумно и обильно кончил, когда тяжело отдышался и удовлетворенно подумал:
(— вот и свершилось),
когда вытер грязной майкой капельки пота, он неожиданно обнаружил, что прыщавая Машка прижалась к нему всем своим телом, и обнимает его, и целует его, и даже ласково шепчет:
— Дорогой, дорогой…
Не понравились Витьку такие телячьи нежности, грубо отодвинул он прильнувшую Машку:
— Ну все, все… Хватит меня слюнявить. Что ты прилипла, блин, как банный лист?! Дай отдохнуть.
— Витюшенька, а тебе хорошо было, ведь правда?
— Хорошо, хорошо… Дай oтдохнуть…
— Витюш„ а кто я теперь?
— Как это кто, Машка, совсем что ли крыша съехала?
— Ну, я ведь теперь женщина, да?
— Женщина, женщина…
За своей однозначной избранницей (ведь не геронтофил же он или о ужас! — зоофил, не какой-нибудь черт нерусский) Витя не ухаживал и букетики скромных и блеклых полевых цветов не дарил. Не дарил и ничего другого. К сожалению для Машки, не родился он галантным кавалером, даже от очень маленькой части не родился:
(— а ну и что?! а ну и подумаешь! не нравится — так катись колбаской, вот пьянчуга и дебошир Алексей Беспалый жену себе ищет на место усопшей, так может и ты сойдешь, как раз он изрядно подслеповат, авось твои прыщавые «прелести» не узреет)
Впрочем, их сексуальные свидания обычно сопровождались музыкой, с запинками ковылявшей из старенького кассетного мафона. Того самого, оставленного наследством от дезертира Кольки и спрятанного от ушлого следака. А знаете, почему Витя всегда брал мафон, причем с совершенно не лирическим репертуаром? — да просто так куда веселее пилиться. Попробуйте сами — так оно и есть.
(кстати, о птичках, особенно певчих, если Алла Борисовна или Иосиф Давыдович пребывают в наивной уверенности, что Витя слушал именно их песенки, слешу разочаровать. Он уважал лишь Сектор Газа и Матерные Частушки, которые заездил до неузнаваемости, впрочем, других кассет у него не было)
ПОВЕСТКА
Повестка в армию подоспела как раз вовремя, вовремя для блохастого и тощего Проглота, настолько тощего, будто вчера из собачьего концлагеря сбежал. Крыски уже начали изрядно надоедать Охотнику, да и появлялись они на давильне все реже, словно, заразы, пронюхали недоброе. Охотнику же следовало расти и он придумал гениальное режиссерское действо, достойное Эйзенштейна и Рубика — придумал сам, без чьей либо подсказки. Действительно, полным полна талантами и талантищами земля русская, только разглядеть их очень сложно. Сюжет вкратце таков:
Проколоть вилами, а потом раздавить сапогом плешивого и прожорливого Проглота, когда тот воодушевлено отправится полакомиться очередной раздавленной крыской.
Вот как Витюша все здорово придумал — просто и с несомненным вкусом!
Однако, если приходит повестка, крысы, собаки, женщины и прочая живность отметаются, ибо пора бухать. Все, уходящие из Пеньков в армию, обязательно начинали бухать при первых признаках, и это правило никогда не нарушалось. Даже до революции, когда и повесток-то не было, многоградусная жидкость рекой текла на проводах. Местная традиция, так сказать. Продолжительность попойки определялась достатком и здоровьем призывника, но три дня являлись обязательным минимумом. Куда уж меньше?!
Витя прежде не бухал, даже и не пробовал, даже ни капли — поэтому его личное правило трезвости вошло в серьезный конфликт с общественным правилом пьянства.
После долгих и мучительных сражений-размышлений общественное победило, а иначе редко бывает в нашей стране. От ядовитой гидры коллективизма особых противоядий пока не найдено.
Первый стакан дался Вите очень тяжело, а первый глоток просто пробкой застрял в горле и никак не желал проваливаться внутрь. Но вот ведь деликатность — никто и не насмехался над такой необычной проблемой (обычная же деревенская проблема состоит в том, что проваливаться нечему).