Прошу вас проявить благоразумие и не показывать другим эту записку. Я решил покинуть особняк Баннервортов. Флора уже не та девушка, которую я знал. После известного нам случая она изменилась и более не может обвинять меня в непостоянстве. Я по-прежнему люблю ее прежний образ, но не желаю жениться на женщине, которую навещал вампир.
Я провел здесь достаточно времени и убедился в том, что ее встреча с вампиром не была иллюзией. Теперь я полностью уверен в этом факте и знаю, что после своей смерти она превратится в такую же страшную и Богом проклятую тварь.
Дядя, я отбываю на континент и свяжусь с вами из первого крупного города. Надеюсь, к тому времени вы тоже покинете особняк Баннервортов. Я советую вам сделать это как можно быстрее.
С заверением искренней любви, ваш племянник Чарльз Голланд».
Письмо, адресованное Генри, содержало следующий текст:
«Уважаемый сэр.
Если вы спокойно и бесстрастно обдумаете болезненные и печальные обстоятельства, в которых оказалась ваша семья, то не будете винить меня за поспешный отъезд, ибо сами настаивали на том, чтобы в такой пикантной ситуации я действовал с благоразумием и дальновидностью.
Поначалу я думал, что визиты вампира к вашей сестре были иллюзией ее напуганного рассудка. И если бы мы нашли им какое-то удовлетворительное объяснение, то я бы с гордостью исполнил все мои обязательства перед этой юной леди. Однако доказательства убедили нас в обратном. Вы, как и я, уже не сомневаетесь, что Флору навещал мужчина – будь он вампиром или нет.
При таких обстоятельствах я не могу брать ее в жены. Возможно, вы будете обвинять меня в промедлении и говорить, что я мог бы отказаться от помолвки в первый день пребывания в вашем доме, когда мне давалась такая возможность. Но я тогда еще не верил в существование вампира. Теперь же, зная, что это болезненный факт, я с горечью прошу вас забыть о брачном союзе, который мне хотелось заключить с вашим семейством во имя самых добрых и честных намерений.
Я постараюсь как можно быстрее отплыть на континент. Будет лучше, если мы с вами никогда не встретимся. Ваша романтическая натура наверняка призвала бы меня к ответственности за боль и огорчения несчастной Флоры, но в подобной ситуации я не могу считать себя виновным в ваших бедах.
Примите мои заверения в уважении к вам и к прекрасной Флоре. Ваш бывший, но искренний друг Чарльз Голланд».
Вот какими были письма, заставившие адмирала Белла и Генри Баннерворта без слов посмотреть друг на друга. Эти признания, написанные на бумаге, оказались настолько неожиданными, что заставили обоих мужчин усомниться в адекватности их чувств. Однако письма лежали на столе – эти свидетельства позорного поступка. А Чарльз Голланд исчез – исчез неведомо куда.
Первым пришел в себя адмирал. Он затопал ногами и сердито закричал:
– Ах, негодяй! Хладнокровный змееныш! Я знать его теперь не желаю! Этот мошенник мне больше не племянник! В моем роду никто не поступил бы так, даже спасая себя от тысячи смертей!
– Кому же тогда доверять? – возмущенно спросил его Генри. – Кому доверять, если друг и товарищ, которому мы отдали свои сердца, предал нас подобным образом? Какое потрясение! Нет худшей боли, чем обида на неверность тех, кого мы так любили всей душою.
– Нет, но какой подлец! – не унимался адмирал. – Черт бы его побрал! Пусть он подохнет на навозной куче! Я выброшу его из сердца. Нет, лучше я найду его и раздавлю, как паука! Я сверну мошеннику шею! А что касается мисс Флоры, благослови ее Господь, то я сам женюсь на ней и сделаю ее адмиральской женой. Да, да, я сам женюсь на ней, хотя считаюсь дядей этого пирата!
– Успокойтесь, сэр, – сказал Генри. – Вас никто не обвиняет.
– И зря! Потому что я действительно его дядя! И был настолько глуп, что любил этого трусливого бездельника!
Старик опустился в кресло, и его голос задрожал от эмоций:
– Мой юный друг, я должен вам сказать, что с радостью бы умер до того, как все это случилось. Позор за его поступок хуже смерти. Я просто сгораю от стыда и горя.
Слезы брызнули из глаз адмирала, и Генри при виде скорбящего старца немного успокоился, хотя гнев в его груди кипел как лава вулкана.
– Адмирал Белл, – сказал он, – вы не в ответе за своего племянника. Мы не можем винить вас за бессердечность другого человека. Однако позвольте мне попросить вас об одной услуге.
– Какой? Что я могу для вас сделать?
– Не говорите никому об этих письмах.
– Да я и не смогу. Ведь вы прогоните меня из дома.
– О, небеса! За что?
– За то, что я дядя Чарльза! За то, что я старый дурень, который всегда любил его и восхвалял!
– Но это ошибка благородной души, уважаемый сэр, и она не может вас дискредитировать. Я тоже считал Чарльза Голланда идеальным другом.
– Ах, если бы я знал о его планах!
– Ну что вы, сэр! Такая двуличность – явление редкое. Ее невозможно было предсказать.
– Подождите, подождите! А он отдал вам пятьдесят фунтов стерлингов?
– Что?
– Он передал вам деньги?
– Пятьдесят фунтов стерлингов? Нет, мне он ничего не отдавал. А почему вы задали мне этот вопрос?
– Потому что сегодня Чарльз занял у меня эту сумму якобы с той целью, чтобы ссудить ее вам.
– Я никогда не слышал об этом.
– Какой он негодяй!
– Мне кажется, что эта сумма понадобилась ему для путешествия на континент.
– Ах, черт! Та же самая мысль пришла и в мою дурную голову. Я только что подумал: «Эй, приятель! Твой племянник оказался настоящим жуликом». Но кто бы мог предположить? Чарльз Голланд – лжец и мерзавец.
– Факт остается фактом, адмирал. Он исчез, и лучше не воспоминайте о нем в моем доме. Забудьте о Чарльзе, как это постараюсь сделать я, и о чем мы с братом будем умолять нашу несчастную сестру.
– Бедная девушка. Что мы ей скажем?
– А что тут говорить? Мы отдадим ей письма, и пусть Флора сама убедится в ничтожестве того, кого любила.
– Да, так будет лучше всего. Девичья гордость поможет ей справиться с горем.
– Я тоже надеюсь на это. Она из рода гордых и благородных людей, и мне верится, что Флора не унизит себя слезами о таком двуличном человеке, каким показал себя Чарльз Голланд.
– Нет, разрази меня гром! Я найду его и вызову на дуэль! Он должен ответить перед нами за свой позорный поступок.
– Зачем? Не надо!
– Как не надо? Надо!
– Лично я не буду стреляться с ним.
– Не будете?
– Конечно, нет. Он низко пал в моих глазах, а я не желаю сражаться в благородном поединке с тем, кого считаю лживым и бесчестным человеком. Для Чарльза у меня осталось лишь безмолвное презрение.
– У меня тоже останется к нему презрение, но только после того, как я сверну ему шею… Или он свернет мою! Мерзавец! Мистер Баннерворт, мне стыдно находиться в вашем доме.
– А вот здесь вы ошибаетесь, сэр. Как джентльмен и бравый офицер, как человек чистейшей и незапятнанной чести, вы своим присутствием придаете нам силу и дух.
Адмирал пожал руку юноше и печально сказал:
– Давайте вернемся к этому вопросу завтра утром. Сейчас во мне нет былой рассудительности. Я слишком разгневан и огорчен. Но завтра утром, мой юный друг, мы примем окончательное решение. Благослови вас Бог. Спокойной ночи.
Глава 27
Разговор с Маршделом. – Сцена в столовой. – Мнение Флоры о трех письмах. – Восторг адмирала
Мы просто не можем описать те чувства, которые испытывал Генри Баннерворт, узнав о предательстве и бесчестии друга, каким он наивно считал Чарльза Голланда.