Все дело в самке единорога подо мной. Им нет дела до нас с Тихоном, они хо…
Принцесса, воспринявшая мой крик как оскорбление по ее адресу, взбрыкнула, подкинув меня крупом и им же поймав. Твердо‑то как! У нее случайно искривления позвоночника нет? В ненужном месте?
Несколько последующих минут я лишь шипел, словно спускаемый шарик. О какой‑либо мыслительной деятельности и речи быть не могло, все мысли сосредоточились вокруг того места, которое наиболее чувствительно приложилось о твердый хребет единорога. И эти мысли отнюдь не возбуждали.
– Викториния, драгоценная моя девочка, – взмолился я. Как известно, женщины падки на комплименты. – Не могла бы ты скакать чуточку аккуратнее?
Не поддавшись на лесть, кобылица даже не фыркнула в ответ. Либо не снисходя до разговора с простым смертным, либо просто сберегая дыхание.
Немного отдышавшись, я принялся взвешивать варианты выхода из сложившейся тупиковой ситуации с наименьшими потерями. Поскольку ни я, ни Тихон по большому счету не интересуем единорогов, то если мы тихонько свернем в сторону, позволив однорогим непарнокопытным самостоятельно решать свои внутривидовые проблемы, они не станут преследовать нас. Шевельнувшееся угрызение совести я легко успокоил неопровержимым доводом: налегке Викториния сможет двигаться значительно быстрее и дольше, а следовательно, будет иметь больше шансов на то, чего она там себе задумала. Не за‑ради же утренней пробежки принцесса превратилась в кобылицу единорога? Во всем этом кроется что‑то непонятное, загадочное, а значит, непредсказуемое и от этого опасное. То, от чего лучше держаться подальше, а не следовать дурному примеру ныне безносой Варвары. Нужно лишь выждать подходящий случай и сделать единорогам ручкой, желательно откуда‑нибудь издали.
Случай не замедлил подвернуться, но я им не воспользовался. Почему? Сам хотел бы знать…
В тот миг, когда Викториния, круша широкой грудью чахлую поросль терна, ворвалась в относительно дикий уголок этих Диких то ли пустошей, то ли пустырей и против воли замедлила бег, я с радостным возгласом схватился за промелькнувшую над головой ветвь. Затрещали от рывка мышцы, и возглас сменился болезненным криком, перешедшим в яростное перечисление всех нехороших слов, которые привносят в богатый и могучий наш язык эмоциональную насыщенность, полноту освещения мыслей и чувств.
– Ваур, – попросил заслушавшийся Тихон, сбившись с размеренного хода.
– Уши закрой! – прикрикнул я на него, глотая слезы. – Мал ты еще…
Но информационно обогатившийся демон не обиделся, он пытался постичь всю глубину и ширину сказанного.
Когда боль немного отступила, я решил повторить попытку. Но во избежание повторного конфуза решил предварительно отпустить рог, а уж затем хвататься за проплывающие над головой ветви деревьев.
– Затекли‑то как, – пробурчал я, пытаясь пошевелить хотя бы пальчиком. Результат – ноль. Кибернетическая рука, словно литая стальная чушка, обтянутая дубовой кожей, продолжает оставаться неподвижной. Все импульсы, посылаемые моим мозгом в искусственные нервные окончания кибернетического протеза, теряются в густом переплетении нейронных волокон. Хваткость приращенной руки, спасшая мне жизнь во время стремительного прыжка Викторинии, теперь обернулась бедой, могущей послужить причиной моей гибели. Через несколько лет мой выбеленный временем скелет будет все так же носиться на белом единороге по пустошам, пугая редких путников. Брр…
Спокойствие, только спокойствие…
Да какое тут может быть спокойствие?! Если я не смогу заставить разжаться руку самостоятельно, то пальцы разве что монтировкой отогнуть удастся. А поскольку в обозримой местности не наблюдается ни одного автолюбителя при своем любимом средстве передвижения, из багажника которого можно извлечь столь необходимый мне предмет, то остается всего два варианта.
Во‑первых, сломать единорогу рог, чему Викториния вряд ли не будет противиться. А во‑вторых, воспользоваться горьким опытом волка, угодившего в капкан. Но как высокоорганизованному существу, к каковым я себя причисляю, зубы в дело не пускать, а обойтись ножом, подаренным валькирией. Он должен быть в правом кармане пиджака. Сейчас только доста… Ну и ну! Не могу поверить, что я об этом серьезно задумался… Налицо тлетворное влияние этого варварского мира с его фатализмом и еще черт знает чем. Да неужели же я, капитан‑магистр космической разведки, не найду выхода из этого затруднения? Нужно немного подумать… еще немного… и еще… Ладно, как сказала Скарлетт О'Хара после своего первого убийства, об этом я подумаю завтра. Вот только преследователи не подарят мне подобной роскоши, да и мой собственный мозг, должен чистосердечно в этом признаться, просто‑таки не поддается контролю: он настойчиво думает о чем хочет и моего желания не спрашивает. Разве что к мнению желудка иногда прислушивается. Мысль неотступно вертится вокруг ножа, лежащего в кармане пиджака, на данный момент единственной детали моего гардероба.
Может, это самовнушение, но бедро начало ощущать его ритмичные удары во время каждого скачка Викторинии.
– Стоп! – пораженный озарением, воскликнул я. Кобылица подо мной отрицательно фыркнула и, бросив за спину гневный взгляд, продолжила стремительный бег. Рог очертил дугу, потянув за собой мою руку и заставив меня пересчитать позвонки на довольно большом участке спины единорога.
– Это я, девочка, не тебе, – запуская руку в карман, успокоил я ее. – Вот он! Уцелел..
Крепко обхватив пальцами узкое горлышко серебряного сосуда, я осторожно вытащил кувшин из глубокого бокового кармана, с возрождающейся надеждой взирая на инкрустированную камнями обитель джинна. Он мне обещал пару желаний. Кажется, время для первого из них пришло… Ухватившись за пробку зубами, я потянул ее на себя. Это, конечно, варварство – брать в рот то, что неизвестно кто брал руками (поручик Ржевский, молча‑а‑ать!!!); исходя из требований личной гигиены, целесообразнее было бы воспользоваться магией, но для откупоривания сосуда необходима свободная рука. Для того чтобы, сложив определенным образом пальцы, перенаправить генерируемую мозгом энергию. Вот почему в быту магия мало применяется. Ну скажите на милость, кто будет тратить время на концентрацию, если при помощи той же руки пробку можно выдернуть одним движением, не очень при этом напрягаясь? А если одним движением не получилось, значит, кто‑то позабыл про штопор.
– Ваур? – удивленно поинтересовался мой демон, род которого в классификатор «Внеземная демонология» внесен под номером 27‑3/МА, согласно чему и назван ведущий туда портал. К слову, никакими сверхъестественными способностями он не обладает, но Единая Земная церковь включила в свод законов пункт, согласно которому всякое мыслящее существо, обладающее хотя бы одним демоническим признаком, заносится в «демонологию». У Тихона их четыре: крылья, хвост, продольный зрачок и конечно же рог. Хотя последнее – дело наживное, и наличие рогов не обязательно указывает на демоническое происхождение их обладателя, порой достаточно удавшихся дьявольских козней со стороны дражайшей половины.
– У‑у… – Говорить с зажатой в зубах пробкой не очень‑то удобно. – Выизай.
Обитатель кувшина на мой призыв не ответил.
Тогда я позвал его более настойчиво и легонько встряхнул серебряную емкость для уверенности, что привлек его внимание.
– Чего тебе? – высунув из горлышка неестественно зеленую голову размером с орех, поинтересовался джинн.
– Освобои мея, – попросил я.
– Чего, чего?
Поняв, что с пробкой в зубах взаимопонимания не добиться, я засунул ее за щеку и повторил просьбу.