Звук раскатился по всему залу, отразился от воды, забился под потолком, как птица бьется о стекло, и клинками вонзился в уши всех присутствующих.
Даже Вотан вскочил со своего места, а Колян Ковалев - тот и вовсе прохрипел какое-то жуткое матерное ругательство и, зажав уши ладонями, повалился в бассейн.
Афанасьев почувствовал, как упругая жаркая волна рванула его барабанную перепонку, вдавила ее, словно Женя погрузился в воду метров эдак на десять. Тупая боль сдавила голову журналиста с обеих сторон, и он машинально прикрыл уши ладонями, чувствуя, как гулко запульсировала в висках кровь.
-Что с ним? - рванул воздух рык Альдаира, аЭллер, помедлив, присовокупил к сказанному короткую, но чрезвычайно насыщенную бранную реплику.
Вотан взмахнул рукой, и ворон, сорвавшись из-под потолка, точно спикировал на запястье хозяина. Вотан уставился в зрачки своего пернатого друга, и чем дольше он смотрел, тем больше мрачнело его и без того суровое лицо. Наконец он поднял свой единственный, налившийся кровью глаз к потолку и долго стоял так, пока Галлена осторожно не спросила у него:
-В чем дело… Вотан?
-Мунин пророчит беду, - ответил тот. - Он чует, что где-то пробудился его собрат - тот, что когда-то сидел у меня на левом плече.
-Разве он остался здесь?
-Два ворона было у меня, - неспешно выговорил одноглазый древний бог, - один сидел на правом плече, и прозывался он Мунин - Помнящий. А второй ворон сидел на левом моем плече, и прозывался он Хугин - Мыслящий. В час гибели богов Хугин остался здесь, в этом мире, и остался он с тем, кто не вернулся с нами на Аль Дионну. И не потому, что погиб, а просто не захотел вернуться…
-Кто? - почти шепотом поинтересовался Альдаир, и Афанасьев поразился тому, как тихо, бархатно-вкрадчиво прозвучал его зычный голос, который он обычно использовал децибел на сто - эквивалентно эдак шумовым характеристикам летящего поезда.
К Вотан повернулся к Галлене, и его сухой длинный палец, выпроставшись из-под рукава плаща, указал на ее.
-Я? - пожала обнаженными плечами дионка и поднялась во весь рост с такой грацией, что Афанасьев чуть не встал вслед за ней - вместе со своим функциональным органом, упорно растягивающим плавки последние несколько минут.
-Галлена? - недоуменно выговорил и Альдаир. - При чем тут она?
-Я думал, что он, Отец Лжи, умер и навеки ушел эту землю, - сумрачно произнес Вотан. - Я думал, что не заплещет крыльями час беды, как тогда, в дни Рагнарека, не прольется звук трубы и не падет на окровавленный снег слово вельвы…
-Короче, дед! - как всегда некстати пискнул Поджо, до этого момента молчавший, а теперь, когда молчание было просто необходимо, вдруг разродившийся словесным выкидышем.
Вотан поднял на внука сверлящий взгляд единственного своего глаза - и незадачливый толстяк Поджо вдруг упал с резинового плота в воду с хриплым придушенным стоном.
-Лориер пробудился! - изрек Вотан. - Лориер пробудился! Великую тьму разбудили мы своим появлением на этой земле. Простите меня.
И он, повернувшись к Афанасьеву и Ковалеву, вдруг откинул шляпу и склонил перед ними голову. Жидкие пряди седых волос свесились почти до земли, и закрыли лицо старого бога-диона, узнавшего о Беде.
-Мой отец? - проговорила Галлена. - Ты же говорил, Вотан, что он умер. Ты же говорил, что он умер!!!
-Нет… просто я НАДЕЯЛСЯ, что он умер.
-Мой отец? - проговорила Галлена. - Ты же говорил, Вотан, что он умер. Ты же говорил, что он умер!!!
-Нет… просто я НАДЕЯЛСЯ, что он умер. Но Мунин… сообщил мне, что Хугин возвестил о его пробуждении. Лориер идет.
-А кто это такой - Лориер? - спросил в ватной тишине Ковалев, который хоть и не отличался особым умом и познаниями в мифологии, но тем не менее почувствовал серьезность слов старого Вотана.
-Когда я был богом на этой земле, мы называли его Локи, Отец Лжи, - ответил Вотан. - Но позже… позже, когда мы ушли, а он остался, чтобы стать ЕДИНСТВЕННЫМ, он прославился под другим именем.
-Каким? - затаив дыхание, задал вопрос Женя Афанасьев и бросил взгляд на статную фигуру Галлены: что же за чудовище было ее отцом?..
-Ты должен знать его. Я вижу в твоем мозгу страшное имя, и даже в его мозгу, - Вотан показал на Коляна, - даже в его мозгу, где теснятся непонятные мне слова ничтожного и темного смысла - «бля», «е…ть», «в натуре», даже среди всего этого есть его имя. Это имя - Люцифер.
Все сжались. Мунин сорвался с плеча Вотана, и вновь крик разорвал надвое его клюв, сорвавшись…
4
…каплями воды со стены прибрежного утеса. Ворон закружился в голубом небе, разламывая набрякший перед грозой, словно налившийся свинцом тяжелый воздух, недобрый, как хриплое дыхание убийцы… Закружился, а потом вдруг пал вниз, вдоль отвесной стены, блестящей прожилками слюды.
И опустился на плечо человека. Человека ли?
-Хугин, - тихо произнес человек, - ну вот и я. Я долго ждал этого часа. Но напророченное и разлитое в первичном эфире всегда сбывается. Сталь становится воском, небо падает на землю, и у змей растут крылья… Хе-хе. Идем, Хугин. У нас будет много дел.
И темный силуэт шагнул вперед, вогнавшись в скалу; по ее поверхности пробежало слабое прерывистое мерцание… скала пророкотала что-то недоброе, глухо сведенное болью - и у камня есть своя боль! - и через мгновение не осталось даже тени на песке, которая могла бы ответить на вопрос: КТО был здесь?
Глава четвертая
«ТЕО-БАНК» ЛОПАЕТСЯ, ТАК И НЕ УЧРЕДИВШИСЬ
1
-Почему именно «Тео-банк»?
Вопрос завис в воздухе вместе с Поджо, который, вцепившись зубами в дверной косяк, раскачивал свое массивное тело на манер качелей. Осталось только удивляться крепости его зубов и еще выпить за упокой души его стоматолога: тот, по всей видимости, умер голодной смертью без работы.
-«Тео-банк»? - повторил Афанасьев задумчиво. - А это очень просто, уважаемые кандидаты в боги. Тео с древнегреческого языка и переводится как бог. Теос - бог. Древняя Греция, - тотчас же добавил он, - это такая страна, где почитался в качестве верховного божества ваш родитель, уважаемый Альдаир. Кстати, как поживает Зевс на родине?
-Умер, - мрачно признался Альдаир, наблюдая, как Поджо падает на пол вместе с выгрызенным из дверного косяка куском в зубах. - От старости скончался на руках детей.
«Великий бог Зевс Громовержец, умерший от старости… Смешно», - подумал Афанасьев, и тут же могучая рука диона приплющила его к полу:
-Ничего смешного, презренный!
«Черт побери, ведь они читают мысли с той же легкостью, с какой я прочитал бы букварь для первоклашки!.