За соседним столом огорченный событиями торговец жаловался:
— Как же мне быть? Я сорок тысяч сестерциев вложил в торговлю в Тартессе! Это все мое достояние. А теперь что же мне делать?
— Ну и попадет же теперь Арторию! Август с него шкуру сдерет! — злорадно комментировал кто-то.
— Да, в самом деле, что случилось с прокуратором? Его тоже превратили в козла?
— Насчет прокуратора не знаю! — изрек почтенный старик в одеянии странствующего жреца Аполлона. — Но если это и так, то известно, за что боги наказали этот город.
— Ну и за что?
— За убиение царя! — изрек жрец.
— Как?! — невольно вырвалось у Орланды.
— А ты не слыхала? Умертвил юного царя Кара телохранитель, дикарь из варварских земель, а тело выбросил в море. И бежал, драгоценности захватив, с отрока снятые. Ну, это так говорят, только, думаю, прикончил парня Аргантоний, дядька его, чтобы претендента на трон убрать.
Орланда потом полдня ходила сама не своя, вспоминая мягкую улыбку мальчика и его печальный голос.
Выходит, переоценил он ум своего родственника…
Негромкий шорох привлек ее внимание.
Что там такое?
Кажется, это со стороны алтаря.
На мгновение Орланде показалось, что у мраморного куба мелькнула неясная тень.
Да нет, почудилось. Наверное, усталость сказывается.
Заброшенный алтарь являлся подлинным произведением искусства. Воздвигнут он был, судя по всему, в честь какой-нибудь местной нимфы. Ее изображения помещались на всех четырех гранях. Прекрасная полуобнаженная девушка то танцевала, то нюхала цветок, то, склонившись к земле, ласково гладила некую мелкую зверушку. Древний мастер также украсил жертвенник причудливым орнаментом из плодов, листьев и цветов. Местами рельефы были побиты мхом и временем. И все же большей частью резьба сохранилась довольно неплохо. Словно кто-то ухаживал за алтарем, не давал ему прийти в полную негодность, надеясь на то, что еще затеплится на нем священный огонь, понесутся к небу клубы жертвенного дыма.
Рядом всхлипнули.
Покосившись, девушка увидела, как Асинус кивает головой, будто совершает перед алтарем обряд поклонения. И при этом чудно фыркает.
— Ты чего, приятель? — ласково обратилась она к ослу.
Ушастый совсем по-человечески вздохнул и снова всхлипнул. Орланде даже показалось, что на глазах у животного выступили слезы.
— Не горюй, дружочек, прорвемся, — пообещала. — Давай-ка я тебя почищу да причешу.
Нарвав травы и соорудив из нее мочалку, она принялась охаживать ослиные бока. Асинус благодарно принимал знаки внимания. Замер, даже веки прикрыл от удовольствия. А вот кусик явно приревновал хозяйку к хвостатому. Взобрался тому на холку и укусил осла за длинное ухо. Небольно, но ощутимо, чтоб помнил, кто здесь главный.
Орланда рассмеялась.
Ни с того ни с сего припомнилась простенькая песенка, которую она пару раз слышала на улице в Сераписе. Запела звонким голосом:
В детстве гадалка мне одна
Предсказала, будто я,
Если сильно полюблю,
То любимого сгублю.
Что измены не прошу
И жестоко отомщу:
Не нарочно, но со зла
Превращу его в осла…
Асинус дернулся всем корпусом.
— Что ты, что ты, глупыш, это ведь не про тебя.
Он очень милым парнем был,
Но зачем он изменил?
И тогда все началось:
Предсказание сбылось.
И внезапно над собой
Потеряла я контроль,
И несчастный стал стонать,
Серой шерстью обрастать…
— Дурацкая песня! — фыркнула подошедшая к ним Орландина.
Эту пастушью песенку она, конечно, знала. Но не думала, что и сестра знакома с подобными образчиками простонародного творчества.
Бывшая послушница согласно кивнула, но петь не перестала:
Мой любимый навсегда
Жить остался у меня,
И за мною по пятам
Он ходил и тут и там.
Замечала я порой,
Как страдает милый мой,
И жалела я осла,
На лугу его пасла.
— Подхватывай, а? — подмигнула Орланда амазонке.
Та пожала плечами. Еще чего.
И вдруг слова сами полились у нее из груди:
Я хотела как-нибудь
Облик милого вернуть,
Я старалась, как могла,
Но ничем не помогла.
Он копытами стучал,
Он по-ослиному кричал
И хвостом своим вертел,
Человеком быть хотел.
Ведьма я, эх, ведьма я —
Такая вот нелёгкая судьба моя.
Силой я наделена,
Но на беду любовь моя обречена.
Понял он, что обречен
До заката своих дней
Быть страдающим ослом
Под опекою моей.
И в итоге, наконец,
Он приблизил свой конец —
Что-то выпил, что-то съел
И, бедняга, околел.
Ведьма я, эх, ведьма я —
Такая вот нелегкая судьба моя…
Сестры закончили петь, посмотрели друг на друга и… расхохотались. Потом обнялись и, бросившись на землю, покатились по траве, награждая одна другую легкими шлепками и тумаками.
— Ну, право, дети малые! — раздался над ними мелодичный, похожий на соловьиную трель голос.
Близняшки застыли, словно две поверженные наземь мраморные статуи.
Первой опомнилась Орландина.
Мгновение — и она уже на ногах, с выставленным впереди себя коротким мечом скрамасаксом.
— И не стыдно вам? — с укоризной глянула на амазонку высокая красивая девушка, у которой волосы почему-то были зеленого цвета. Но такие длинные и густые, что обвивали изящную девичью фигурку, спускаясь до самой земли.
Как отметила прознатчица, никакой иной одежды на их нежданной гостье не было.
— Ты кто? — по-волчьи оскалила зубы воительница.
— Хозяйка здешняя, — величественно выставила вперед высокую грудь странная дева.
— Видали мы таких… хозяев, — презрительно сплюнула Орландина.
— Не бранись, — дернула ее за полу ставшая за спиной Орланда. — Она и впрямь здесь госпожа.
В зеленоволосой красавице девушка с удивлением узнала ту самую плясунью, чье изображение было вырезано на алтаре. Да и чувствовалось в ней что-тотакое , особенное, заставлявшее непроизвольно склонить голову в знак уважения.
— Ты сказала! — подтвердила красотка. — Я нимфа. А зовут меня Меотида.
— А мы… — хотела в свою очередь представить себя и сестру бывшая послушница, но нимфа остановила ее небрежным жестом руки:
— Не трудись, я знаю ваши имена.
— Слышала небось, как мы перекликались, — проворчала Орландина, хоть и поверившая в то, что видит перед собой лесное божество, но не желавшая так просто поддаваться обаянию зеленоволосой, которое так и обволакивало.
Меотида не отреагировала на грубость.
— Не стыдно, говорю, над бедным парнем измываться? — уставив руки в боки, спросила грозно.
— Над каким еще парнем? — оторопела Орланда.
— Что ты там несешь? — подхватила и прознатчица.
— Вы только гляньте на него, негодные! — ткнула нимфа пальцем куда-то за их спины.
Сестры одновременно повернулись и не увидели перед собой никого, кроме своего верного Асинуса, стоявшего с понурой головой.
— Так где парень-то?! — нетерпеливо прошипела Орландина.
— Да ты никак слепая? — удивилась лесная богиня.
— Ну осел… И что?…
— Ты хочешь сказать, — внезапно перебила сестру пораженная догадкой Орланда, — что наш осел…
Она не договорила. Слишком невероятной была мысль, пришедшая ей в голову. Нимфа пожала плечами:
— Ну да. Это парень, превращенный кем-то в осла. Обычное дело.
— Ага, ага, — согласно закивала амазонка. — Прямо на каждом шагу мужиков в ослов превращают. Каждый второй — вылитый ишак. Слышь, Асинус, — язвительно обратилась она к длинноухому. — Так ты, может, и говорить умеешь?
И сама рассмеялась своей шутке.
— Конечно, умею, — печально вздохнул четвероногий. — И зовут меня вовсе не Асинус, а Стир. Стир Максимус.