Он никак понять и никогда бы не признался в этом ни одной живой душе, почему для него легче верить в загадочную мощь языческих божеств, чем в силу христианской молитвы. Было, считал де Лэнси, несомненной трагедией, что эти гробницы снова и снова претерпевали грубое вторжение, сперва воров, которые явились, чтобы завладеть имуществом мертвых, а затем других, пришедших похитить самих мертвецов с целью обогащения или изучения — не имело значения. Он не видел большой разницы между теми, кто потакал прихотям самозваных магов, помещавших в склянки частички мумий, для продажи невежественным простакам в сомнительных аптеках, и теми добрыми христианами, которые служа фетишу науки, тревожили мертвецов в их саркофагах, чтобы выставлять их в музеях мира на потребу публике. Все они воры… и всем им нет дела до прав и подлинного блага странствующих мертвых. Де Лэнси не осуждал мертвецов за то, что они возвращаются на землю, как призраки. Он был уверен, что они обращались к живым, вразумляя не тревожить прах тех, кто ушел в иные миры.
«У призраков есть такое право», — думал он, делая попытку изгнать тягостное чувство. — «И те, кто в них не верит, заслуживают ужас, который испытывают при подобных встречах».
Никто из его спутников еще не спал. Обе палатки были освещены изнутри, и де Ланси видел тени, двигавшиеся внутри них. Таллентайр, намеревался, если потребуется, бодрствовать у постели Лидиарда всю ночь. Отец Мэллорн поддерживал бодрость духа молитвами.
Для де Лэнси молитва всегда была принуждением. Он тайно восставал против нее, будучи еще ребенком, и лишь, соблюдая приличия, делал вид, что молится, хотя, всегда предполагал, что молитвы многих других искренни, идут от сердца, и могут быть услышаны и действенны. Он даже завидовал Мэллорну с его неколебимой верой в Господа из Писания и сэру Эдварду с его такой же непоколебимой верой в то, что этот Господь не существует. Ему казалось, что любая, даже самая крайняя из позиций, более надежна и достойна уважения, чем метания между Богом и нелепыми предчувствиями.
Он обнаружил, что его рука опять тянется к кобуре, как будто движимая своей собственной волей. Де Лэнси уже не раз и не два отдергивал ее, но теперь настроение изменилось, и побудило его к иному образу действий. Пистолет был полностью заряжен, но поставлен на предохранитель. Он достал его и начал перекидывать из руки в руку.
Наконец, держа пистолет в одной руке, другой он постучал трубкой о ближайший камень, вытряхивая пепел, засунул ее в карман, и встал.
Завершив ритуал, он не нашел никакой причины оставаться снаружи, может быть только разбойники-бедуины нагрянут в лагерь под покровом ночи, в надежде разжиться тем, что попадется ценного и полезного. Но Египет не такая уж воровская страна, как принято было считать. В действительности, бедуины, вероятно, избегали это место, так же, как те, бедняки, отказавшиеся от хорошего жалованья, только бы не углубляться в глубь холмов. Видимо, для подобного выбора имелась некая необыкновенная причина.
Света, пробивающегося из палаток, лунного и звездного сияния вполне хватало, чтобы различать очертания двух мастаба, развалины, раскопы и природные расщелины и трещины, которые могли бы служить местом захоронения древнейших предков современных египтян.
Еще день назад четверым путешественникам не терпелось заглянуть в те немногие из древних сооружений, которые не полностью рухнули и не оказались забиты песком. Даже здесь среди иззубренных скал, высоко над паводковой равниной, время не пощадило гробницы, и за одно то, что здесь вообще можно было что-то увидеть, следовало благодарить хорошо потрудившихся недавних исследователей. Обычно такие места, когда их раскапывали, оказывались подозрительно пусты.
Новые исследователи не находили никаких признаков древних статуй, украшений или амулетов, а колодцы, которые вели в глубокие камеры, где когда-то стояли саркофаги, большей частью оказывались полны мусора.
Оглядывая в неясном свете звезд неясные очертания холмов и строений, де Лэнси не мог избавиться от ощущения, что есть в этом месте еще нечто, что тайное и загадочное, то, что нельзя объяснить словами. Тысячи лет назад древние приносили сюда своих мертвых и пользовались естественными расщелинами и трещинами в скалах до того, как начали строить первые примитивные гробницы из кирпича и камня, и кое-какие из их захоронений может быть еще не тронуты. Возможно, любители антиквариата антиквары, побывавшие здесь, задержались недолго, лишь беглого исследовав мастаба. Скорее всего, из-за того, что было неизмеримо меньше славы и романтики в раскопках додинастических останков, чем в исследовании Долины Царей. Но это не доказывало, что здесь нечего открывать. Возможно, думал де Лэнси, в одной из этих примитивных гробниц, скрыты останки прошлого, более отдаленного, чем описано в папирусных свитках фараонов. Не так уж и трудно поверить в это нынешней ночью, когда долина так живописно залита лунным светом, создавая причудливые тени.
Внезапно он вздрогнул.Тени двигались. Он попытался успокоиться, трезво и рационально рассуждая о том, что луна и звезды непрерывно движутся по небу, а, следовательно, движутся и тени. Но как же могут двигаться тени в глубине гробниц? Эта мысль разорвалась в его сознании, голова закружилась, и он ужасом подумал, что пистолет в его руке совершенно бесполезен. Какой прок в пулях при встрече с армией призраков?
Он снова и снова повторял, что не мог ничего заметить, что тени не могут двигаться, и что ему, конечно, что-то мерещится. Но это была ложь, кто-то или что-то перемещалось в глубине раскопов, и он видел это.
Де Лэнси хотел, было, воззвать к Богу, моля о помощи и защите, но понял, что неискренняя молитва теперь ему не поможет. Не мог он позвать Таллентайра или иезуита, ведь перед ним была только толпа бесплотных призраков, а он не считал себя трусом. Ему хватало храбрости признаться в своем страхе в палатке, когда пришлось к слову, но сейчас он не мог решиться, позволить сэру Эдварду Таллентайру увидеть свой неприкрытый страх перед лицом неясных теней, крадущихся в ночи.
Но они неотвратимо приближались. Он был в опасности.
Он бросился к палатке, которую делил со священником, но уже знал, что не успеет достичь ее. Воздух вокруг него вдруг стал осязаемым, как будто сгустился и затвердел, сковывая де Лэнси и препятствуя движению. Уильям вновь попробовал уверить себя, что все это ему мерещится, но сопротивление, когда он пытался шагать… пытался бежать…
Он больше не мог шагнуть и шагу, и остановился, какая-то сила удерживала его на месте. Вдруг его несколько раз швырнуло из стороны в сторону, неожиданно грубо и небрежно, и поволокло, спотыкающегося, к склону холма, к гробницам. Там столпились в ожидании другие призраки, похожие в сумраке на огромных черных жуков-скарабеев.
«Я не полезу живой в могилу!» — Метались его мысли. — «Я не позволю, забрать мою душу, прежде положенного срока. Я не готов еще испытать опасности посмертного странствия! Мое время еще не пришло! Я не раб фараонов, и принадлежу к иному племени. Вы меня не получите!». Но он с отчаяньем понял, что для царства этих темных сверхъестественных сил держава королевы Виктории — лишь зыбкий мираж. Мощь и грозное величие, приписываемые ей в цивилизованном мире, здесь никого не устрашат. Для этих теней существует иной мир и иные законы.
Он сделал еще одну отчаянную попытку добраться до палатки. Но его усилия были похожи на усилия спящего, бегущего во сне, и натыкающегося на невидимую преграду.