Для пущей убедительности Роберпривелссобой
своюматушкуБланкуБретонскую,связаннуюкровнымиузамисИоанном
Бретонским, дряхлую, ссохшуюся, морщинистуюстарушку,полнуюневеждув
политических интригах,нозатоупрямоотстаивавшуюлюбоепредложение
своего гиганта сынка.АсамИоаннБретонскийменьшепексяосудьбе
Франции, чем об интересах своего герцогства. Нуиладно!Хорошо,пусть
будет Филипп, раз все дружно прочат его в регенты.
Пока что кампания шла, так сказать, в узкойсредезятьев,шуринови
деверей. Кликнули на подмогу Ги де Шатийона, графа де Блуа, которыйпэром
не был, и даже графа Вильгельма Геннегау, кликнули просто потому, чтооба
они были женаты на сестрахФилиппаВалуа.Благодарявсемэтимшироко
разветвленным родственным связям семья Валуа уже ныне становиласькакбы
подлинной королевской фамилией.
КакразсейчасВильгельмГеннегаувыдалсвоюдочкузамолодого
английского короля: что ж, неплохо, никто и не собирается возражать,даже
есть надежда, что рано или поздно брак этот послужитксемейнойвыгоде.
Однако же Вильгельмрассудилпослатьнабракосочетаниедочерисвоего
младшего брата Иоганна, дабы тот представлял дом Геннегау, а сам предпочел
сидеть в Париже,гдевсекипитнакануневажнейшихсобытий.Ведьуж
давным-давноВильгельмДобрыймечтал,чтобыземлюБлатон,вотчину
французской короны, клином врезающуюся в его государство, уступили бы ему.
Хорошо, хорошо, как только Филипп станет регентом, отдадут ему этот Блатон
за безделицу, за чисто символический выкуп.
А Ги де Блуа был чуть линепоследнимизбаронов,закоторымеще
сохранялось право чеканить свою монету. На его беду и какбывнасмешку
над этой привилегией денег у него не было, и с каждым днем онвсебольше
запутывался в долгах.
- Ги, дражайший мой родич, выкупим мы твоеправоначеканкумонеты,
выкупим. Первым делом об этом позаботимся.
Словом, всего за какую-нибудь неделю Робер проделал воистину геркулесов
труд.
- Видишь, Филипп, видишь, - твердилонсвоемукандидату,-видишь,
какую добрую службу сослужат нам все те браки, что всвоевремяустроил
твой отец. Обычно считается, что много дочерей -дляродителейбеда,а
твой батюшка, этот мудрый человек, да упокой господи душу его, сумел ловко
пристроить твоих сестричек.
- Верно, - протянул Филипп, - но ведь придетсявыплатитьимто,что
недодано в счет приданого. Кое-кому только четвертую часть обещанного дали
на руки.
- И начать надо с нашей любимой Жанны, моей супруги, - подхватилРобер
Артуа. - Но, коль скоро мы сами будем распоряжаться казной...
ТруднееоказалосьзавербоватьврядысторонниковВалуаграфа
Фландрского - ЛюдовикадеКресиНеверского.Ибозятемонникомуне
доводился и не требовал ни земель, ни денег. А требовал онотвоеватьего
родное графство, откудаегоспозоромизгналисобственныеподданные.
Ибозятемонникомуне
доводился и не требовал ни земель, ни денег. А требовал онотвоеватьего
родное графство, откудаегоспозоромизгналисобственныеподданные.
Пришлось пообещать ему выступить войной противжителейНевераиКреси,
чтобы добиться его поддержки.
- Людовик, возлюбленный кузен мой, Фландрию вамвернут,ивернутее
силою оружия, наше слово тому порукой!
ПослевсехэтихподвиговРобер,думавшийобовсеминичегоне
забывавший, снова помчалсявВенсенн,надобылопоторопитьКарлаIV
подписать завещание.
От Карла осталась лишь тень короля, выхаркивающего скровьюпоследние
лохмотья легких.
Но даже насмертномодреумирающийвспоминалокрестовомпоходе,
вернее, о проекте крестового похода, мысль о котором в свое время вбил ему
в голову его дядя Карл Валуа.Изгодавгодпроектэтотпретерпевал
видоизменения; церковные субсидии использовались совсем наиныецели;а
потом скончался и сам Карл Валуа... И эта злая болезнь, подтачивающая его.
Карла IV, уж не кара ли она за то, что он не сдержал своего слова, нарушил
священныйобет?Кровь,хлеставшаяизгорланабелоснежноебелье,
напоминала ему тот алый крест, который он так и не успелнашитьнасвою
мантию.
И теперь в надежде умилостивить Небесаивыторговатьсебеещехоть
несколько недель жизни он приказал добавить в концезавещаниясвоюволю
касательно Святой земли. "Ибо намерением моим было самомуидтитудапри
жизни, - продиктовал он писцу, - и, ежели того не случится при жизни моей,
повелеваю отпустить из казны пятьдесят тысяч ливров на первый жевсеобщий
поход, когда таковой начнется".
Подобная сумма нанесла бы смертельную брешь французской казне, особенно
сейчас, когда денег не хваталонасамыенеотложные,самыенеобходимые
нужды. Робер чуть было не задохнулся от злости. Этот упрямыйболванКарл
помирает, а от своих дурацких затей отрекаться не хочет.
Его просто-напросто попросили отказать в завещании по три тысячи ливров
канцлеру Жану де Шершемону, а также маршалудеТриимессируМилюде
Нуайе, председателю Фискальной палаты, в награду за их беспорочнуюслужбу
королевскому дому... и еще потому, что по занимаемымимидолжностямони
имели право заседать в Совете пэров.
- А коннетаблю? - еле слышно прошептал умирающий.
Робер только плечами пожал. Коннетаблю Гоше деШатийонустукнулоуже
семьдесят восемь, глух он, как тетерев, а добра у него столько, что сам не
знает, куда его девать. В такие годыгдеужтамльститьсяназолото!
Коннетабля из завещания вычеркнули.
Зато Робер с великим тщаниемпомогКарлуIVсоставитьсписоклиц,
которым поручалось следить за точным выполнением всехпунктовзавещания,
ибо список этот как бы устанавливал старшинство среди великихмирасего:
граф Филипп Валуа во главе списка,потомграфФилиппд'Эвреизатем,
конечно, сам Робер Артуа, граф Бомон-ле-Роже.