— Она тоже англичанка?
— По происхождению. Но происхождения она, как вы увидите, довольно неясного.
— Она занимается политикой?
— Как сказать? По-своему. Как ей вздумается. Еще вчера, например, она всецело была с друзами. Это могло казаться нам подозрительным: ведь друзы испокон веков были излюбленной игрушкой англичан. Но, с другой стороны, можно допустить, что в этом народе, красивом, смелом и как нельзя более таинственном — достаточно черт, способных привлечь молодую романтическую женщину. Однако, по наведенным мною справкам, я не мог бы утверждать, что это была склонность исключительно сентиментального или, вернее, эстетического порядка. Вы знаете главного предводителя друзов, эмира Фарэса? Нельзя, конечно, отрицать, что он парень красивый, но…
— Графиня Орлова была любовницей эмира Фарэса?
— Вот именно.
— И теперь тоже?
— Э, милый мой, вы от меня требуете слишком многого. Это женщина исключительно независимая. Никто не может утверждать, что такой-то и такой-то не будет завтра ее любовником или, напротив, не будет ею отставлен… Вас это волнует?
— Это меня интересует и немного удивляет.
— Что вас удивляет?
— Что за два месяца мне ни разу не пришлось заняться графиней Орловой в силу моих служебных обязанностей.
Полковник присвистнул.
— Вот он и рассердился! Скажите, пожалуйста, уж не хотите ли вы в два месяца узнать все на свете?
— Конечно, г-н полковник…
— Я обратил ваше внимание на графиню Орлову. Мне было трудно при первом разговоре сделать больше. С ней нам надо действовать чрезвычайно осторожно. Например, мы не должны забывать, что год тому назад она получила от генерала Гуро «медаль французской признательности».
— Я знал эту подробность. Но она так плохо согласуется с тем, на что вы только что намекнули.
— И потом, знаете, все кажется просто в этой стране для людей, проживших здесь дней пятнадцать; но останьтесь вы на год, и увидите, как все усложняется, запутывается… Если та же рука, которая вручила медаль графине Орловой, подпишет завтра приказ подвергнуть ее военному надзору, — разве это сколько-нибудь удивит вас?
— А ваше мнение об этом, г-н полковник?
— Мое мнение? Скажу вам откровенно. У нас есть основание не выпускать из виду графиню Орлову — из-за разных подозрительных лиц, роковым образом окружающих эту странную особу. Но следить за нею — это значило бы попусту терять время и деньги.
— Потому что она не враждебна Франции?
— Нет, не потому. Просто она богата.
— Разве это достаточное основание?
— Да. Лучшее, какое я знаю.
— А леди Эстер Стенхоп?
— Я так и думал, что вы это скажете. Что ж, тот, кто захочет серьезно изучать ее историю, подтвердит мои слова: леди Стенхоп была разорена, когда приехала в Сирию. Ее роскошь, великолепие, которым она ослепляла бедуинов, — ведь деньги на все это доставляло ей английское правительство. Это кажущееся могущество бросилось ей в голову. Она сошла с ума. Когда англичане поняли, что нельзя больше ожидать от нее никакой пользы, они лишили ее своей поддержки, и несчастная царица Пальмиры умерла в самой мрачной нищете.
— Может быть, богатство графини Орловой тоже…
— Мне нравится, — сказал полковник, — мне нравится, что вы с таким спокойствием обсуждаете дело этой любопытной особы. Сначала тон вашего вопроса о ней, честное слово, испугал меня. Я думал, что вы попались… Вы ее знаете? Я хочу сказать: вы ее видели?
— Три раза.
— Где?
— В первый раз — у генерального секретаря Верховного комиссариата. Второй раз — в Курзале. Третий — у нее. Я посетил ее.
— В Бейруте?
— В Бейруте. Но в ее салоне было столько народу, что мы не обменялись и десятком слов.
— Сегодня вечером в резиденции вокруг нее будет побольше народу.
О чем это мы говорили? Ах да, о ее состоянии. Последний банковский служащий в Бейруте скажет вам, что оно — одно из крупнейших во всей стране.
— А какое примерно?
— Не знаю. Сотня тысяч египетских фунтов, по крайней мере. По курсу дня — несколько миллионов на наши деньги.
— Откуда они у нее?
— Ну, это, милый мой, долго рассказывать. В этом — вся история графини Ательстаны.
— Что за странное имя!
— Она — англичанка. Говорю вам, официально, по рождению, она англичанка. Она сама рассказывала мне о своем рождении. Ее отец, сэр Френсис Уэбб, был английским посланником в Пекине. Когда леди Уэбб забеременела, он держал пари, что у него будет сын и что он назовет его Ательстаном. Это имя одного из героев «Айвенго» — книги, которою сэр Френсис был, кажется, немного ушиблен.
— С кем же он держал пари?
— Со своим коллегой, русским посланником. Это было в 1883 году, сообщаю точно. Ребенок родился. Девочка. Сэр Френсис, тем не менее, назвал ее Ательстан, так что выигрыш от второй части пари вознаградил его за потерю первой.
— Русский посланник, вероятно, был крепкого сложения…
— Но протестовать надлежащим образом он не мог: он был джентльмен. Да к тому же говорили, что…
— Что он замешан в деле рождения девочки?.. А как звали этого благородного спорщика?
— Граф Орлов.
— Как? Отец того, который…
— Нет, не отец. Он сам.
— О! — сказал я с отвращением.
— Люди очень злы, — серьезно сказал полковник Приэр. — Те, кто передает этот анекдот, сами будут тесниться сегодня вечером вокруг графини Ательстаны, вымаливая у нее приглашение на один из ее великолепных праздников. Но должен вам сказать, что и другие, менее подозрительные лица подтверждали мне подлинность этой гнусной истории. Во всяком случае, если она и позорит покойного графа Орлова, — она уменьшает ответственность молодой женщины, обреченной такой наследственностью на всякого рода сумасбродства…
— Графиня Ательстана не совсем нормальна?
— Я этого не говорил.
— Сколько лет было графу Орлову, когда она родилась?
— Тридцать семь или тридцать восемь. Он женился на ней, когда ей было восемнадцать. Умер он в 1918 году, во время войны, семидесяти двух лет от роду.
— Что за странная жизнь должна была быть у них!
— Они ездили по всему свету, то вместе, то отдельно. Когда они приехали жить в Бейрут в 1910 году, их состояние почти растаяло, граф восстановил его довольно скоро, даже слишком скоро. Потом вспыхнула война. Их не беспокоили, — напротив. Они были под всемогущим покровительством Джемаль-паши, завсегдатая салона графини.
— Как! И он тоже?..
— Как же! Это притча во языцех, мой милый. Джемаль и граф, действуя совместно, морили Бейрут и Ливан свирепыми спекуляциями на хлебе. Графиня Ательстана была ни при чем в этом преступлении, — допускаю. Но все-таки ее роскошь возникла из этих мерзких махинаций. Правда, она делала и делает также много добра. Во время войны, например, благодаря ее влиянию на Джемаля… А, вот уже и Софар!
Полковник вынул часы.
— Теперь всего около девяти. Мы быстро доехали.
Автомобиль остановился посреди деревни, у кофейни. Пока наш шофер лил воду в дымившийся резервуар, сидевшие на террасе почетные посетители кофейни встали, оставили свои кальяны и игру в трик-трак, окружили нас и стали расточать полковнику Приэру разные любезности и уверения в дружбе.
С удивлением смотрел я на эту крошечную площадь, придавленную фасадом огромного дворца. Киоск, аллея, усаженная чахлым кустарником, зеленые боскеты, курорт на европейский лад, — какой-то маленький прелестный парадокс, заброшенный на высоту нескольких тысяч метров посреди этих таинственных гор Азии.
Мы поехали дальше.
— Во дворце еще никого нет, — сказал полковник. — У нас теперь июнь.