Все преследовали одну цель: гарантировать свободу проезда к святым местам, поддерживая безопасность гарнизонов, несущих службу по этой охране. Таким образом, пятьдесят или шестьдесят укрепленных замков, развалинами которых усеяна Сирия, можно разделить на два рода: приморские крепости и сухопутные крепости. К первым принадлежат пункты, наблюдающие за побережьем и пристанями; ко вторым — крепости для защиты старинной дороги, ведущей через Антиохию, Алепо, Гхама, Гхомс, Дамаск к Иерусалиму. С юга на север вы встретите сначала замок Атлит, Castellum Peregrinorum 6 ; замок храмовников; Сидон-ский замок, Джебайльский, Триполитанский, он же — замок принцессы Мелиссинды; Калаат-Язмур; укрепления Тортозские; огромный Маркаб, наконец.
— Я был в Калаат-Маркабе, когда ездил, месяц тому назад, к алауитам.
— Быстро съездили, мне помнится.
— Я провел там два часа.
— В два дня вы бы не осмотрели и половины этого чудовищного лабиринта. И это еще не самый большой. Рейнские «бурги», даже наше Куси, до того как немцы его взорвали, были детскими игрушками по сравнению с сооружениями крестоносцев в Сирии. Я посетил тридцать из них. Ни одно не похоже на другое. Но от всех остается то же впечатление, — впечатление, в котором чудовищный кошмар от этих развалин сочетается с какой-то меланхолической гордостью. Это наши — жители берегов Сомы, Марны — воздвигли этих великанов, жили в этих готических комнатах, умирали здесь, покоятся здесь. Один раз, когда в Сафите открыли крипту, я держал в руках берцовую кость одного из этих необыкновенных рыцарей Креста. Я бы хотел бросить ее на какой-нибудь стол международных конференций, за которым оспаривают наше право находиться теперь здесь… Но продолжим наше перечисление. С севера на юг, в глубь страны, Калаат-Сайюн, возвышающийся над прорывом от Алепо в Латтакие, над Калаат-Вагхрасом, который заграждает проход в Байлан. Потом «Белый замок» Сафиты. Потом, знаменитейший среди всех, Кала ат-эль-Хесн, на вершине дороги от Гхомса к Триполи. Он был центром странноприимных рыцарей, госпитальеров. Охраняет дороги от Сидона к Дамаску, через долину Леонтес, Калаат-екх-Шакиф, принадлежавший храмовникам; они называли его Бельфор. На дорогах Тирской и Иорданской — Калаат-эль-Субейде, который старые летописи называют Дворцом Немврода. Наконец, дорогу в Сен-Жан-д'Арк охраняет Каллаат-Карн, Mons fortis тевтонских рыцарей. Я называю вам только самые крупные, охраняющие важнейшие дороги. Их сеть дополняется системой второстепенных крепостей, охраняющих долины притоков. Так, долина Нагхр-эль-Хайат, приток Леонтеса, находится под защитой интересующего нас замка, Калаат-эль-Тахара, основанного в 1180 году храмовниками, — теперешней собственности графини Орловой. Большие Калааты могли приютить до четырех тысяч семейств, а эти крепости второй зоны по своим размерам могли рассчитывать на гарнизоны не более чем в сто пятьдесят человек. Это немного для цитадели. Но это недурно, надо признаться, для загородного дома.
— Но разве почти все эти замки не разрушены?
— Они действительно сильно пострадали. Калаат-эль-Тахара один из наиболее сохранившихся. Когда султан Бибарс отнял его у храмовников, в 1280 году, он не стер его с лица земли, овладев им, впрочем, изменой. Таким, каков он был в 1916 году, он здорово обошелся Орловым, когда они вздумали восстановить ого. Правда, благодаря тому же милому другу Джемалю, рабочая сила стоила не очень дорого. Кроме того, Джемаль предоставил в распоряжение графини молодого мобилизованного архитектора-немца; он очень ловко реставрировал замок в средневековом стиле, с налетом рококо, какой вы можете видеть в Гохкенигсбурге, например. Смеяться над ним не приходится, — вы увидите, это славная работа.
Графиня Орлова приказала перенести в это громадное обиталище столько вещей, что можно было бы обставить ими штук сорок домов зажиточных буржуа. Там есть все — от кинематографа и шести пар лебедей со Шпрее, преподнесенных ей его превосходительством маршалом Фалькенгеймом, до старого евнуха из Хеджаза, любезно подаренного его величеством Гуссейном. Прибавьте телефон, паровое отопление, электричество, десятка четыре друзских слуг, преданных, как сенбернарские собаки, — и вы согласитесь, что этот чертовский Дворец Чистоты представляет собою достойнейшее жилище, с таким комфортом, какого мы не привыкли встречать на Востоке… Постойте, если бы у нас было время… Да нет, правда, мы не предупредили. Нельзя явиться так к женщине в десять часов утра. В другой раз. В дорогу, мой друг!
Элиас Кифмакиф, молодой шофер-сириец с отличными манерами, управлял в Захле гаражом, содержимое которого состояло всего из одного «Форда». Надо прибавить, справедливости ради, что чехол этого автомобиля был снабжен талисманами из зеленого стекла, а переднее стекло Элиас, как настоящий артист, разукрасил картинками.
В пять часов пополудни этот молодой человек взялся отвезти меня из Райяка в Бейрут так, чтобы я успел одеться и отправиться на вечер в резиденцию.
С утра, и даже накануне, у меня было такое впечатление, что полковник Приэр не чувствовал особенного влечения к этому вечеру. За завтраком это впечатление обратилось уже в уверенность. Сложные переговоры с продавцами бекайских участков мой начальник вел так, что было ясно, как он далек от мысли закончить их во что бы то ни стало в тот же день.
— Я назначил им прийти завтра утром. Утро вечера мудренее. На рассвете они явятся ко мне мягкими, как перчатки. Ах, черт! А вечер в резиденции! Я и забыл. Какая досада!.. Но долг прежде всего. Вы вернетесь, мой друг, и извинитесь за меня перед генералом. Комендант Галлер прикажет дать вам машину.
— Дело в том, г-н полковник…
— Что?
— Командующий авиационным отрядом запрещает нам давать автомобили из парка в распоряжение офицеров, не принадлежащих к отряду.
— Что вы мне поете, Галлер!.. А членов экономической комиссии — разве он не развозил их туда и сюда на ваших машинах, ваш командующий?
Комендант Галлер улыбнулся.
— То были парламентарии, г-н полковник.
— Ну так что ж?
— Я уверен, — сказал комендант, уклонившись от ответа, — что если вы протелефонируете в Бейрут, то, конечно…
— Ничего подобного я не сделаю, будьте покойны. Возьмите мою машину, Домэвр. Завтра я вернусь в Бейрут на собственные средства.
— Есть выход, комендант, — сказал один офицер.
— Какой?
— Элиас Кифмакиф, шофер из Захле, сейчас уезжает в Бейрут, где у него есть дела. Он не очень-то храбр и будет рад иметь спутника в военной форме. На прошлой неделе действительно одного шофера на этой дороге ограбили бандиты, переодетые сирийскими жандармами.
— Вы уверены, — спросил полковник, — что это был действительно переодетые бандиты?
— Мы велим сказать Кифмакифу, чтобы он заехал сюда за капитаном, — сказал комендант, смеясь. — Таким образом, он будет уверен, что с ним едет настоящий защитник.
Так и сделали, и через час я уже поднимался на маленьком «Форде» по первым откосам Ливана.
В феске набекрень, молодой Элиас, внимательный к виражам, мурлыкал гортанный напев. Забившись в угол автомобиля, я старался отвратить свой ум от мыслей, к которым он без конца неизбежно возвращался. Горы из сиреневых становились уже темно-фиолетовыми, когда я понял всю бесполезность моих усилий.
Я нагнулся к шоферу.
— Поезжай по дороге налево, — приказал я.
«Форд» остановился. Элиас посмотрел на меня со скорбным удивлением.
— Ты слышал? Сверни налево.
— Налево, капитан?
— Да, налево.