— Ваше назначение во Второй отдел подписано лишь сегодня утром, в одиннадцать часов. Если майор Гобсон был уже осведомлен об этом, когда вас встретил, — значит у них дело поставлено очень тонко. Впрочем, может быть, это приглашение и чисто случайное.
— Я еще успею отказаться от него.
— Отказаться? Нет, нет! Напротив. Майор Гобсон — вы этого, конечно, еще не знаете, — официально поддерживающий в Бейруте связи между верховными комиссарами Сирии и Палестины, в действительности уполномочен снабжать свое правительство сведениями, о природе которых мне распространяться нечего. На шахматной доске, где разыгрывается наша партия, он фигура противоположная вашей. Вы должны взять ее, а он сделает все возможное, чтобы взять вашу.
И понимая, какое это должно было произвести на меня неприятное впечатление, он добавил:
— Ничего, держитесь. Еще не то увидите. Благословляйте, напротив, обстоятельство, — может быть, чисто случайное, — которое дает вам возможность сегодня же погрузиться в самое сердце ваших новых обязанностей. Какое впечатление произвел на вас майор Гобсон?
— Откровенно говоря — человека, больше всего занятого составлением своих коктейлей.
Он засмеялся.
— Ну, на это очень не полагайтесь. В такого рода делах коктейли играют роль, которую не следует недооценивать. Избегайте их, если не умеете пить. В противном случае пользуйтесь ими. Гобсон очень крепок на выпивку. Но у него есть и другие достоинства. Главное в его глазах, это, конечно, то, что он нас ненавидит.
— Я этого еще не заметил.
— О, — сказал он, — эта ненависть всегда будет скрыта под маской самой утонченной любезности. Я определю вам полковника Гобсона одной фразой: он не воевал на французском фронте. Там, несмотря ни на что, люди его сорта должны были признать, что Франция заслуживает большего, чем постоянных нападок из-за угла. Гобсон сохранил в себе тип колониального англичанина — солдата, не знакомого с Китченером Фландрии и чтящего только Китченера Фашоды, человека, одним словом, нервы которого не выдерживают даже мысли о том, что наш сине-бело-красный флаг может развеваться на какой-нибудь хоть самой маленькой крепости среди африканских зарослей или азиатских степей. Это одна порода с Гордоном и Сесиль Родсом. Против такого направления ума есть только одно средство — борьба до последнего. Вы меня понимаете?.. Отлично, встречайтесь с Гобсоном. Встречайтесь как можно чаще, он тоже будет искать с вами встреч. Это ваш общий долг, общая обязанность. Вы обречены, пока один из вас не сдерет шкуру с Другого, быть лучшими друзьями в мире.
— Полковник, — произнес я несколько изменившимся голосом. — Вы действительно уверены, что я смогу?..
Он перебил меня несколько сухо:
— Это будет зависеть от вас. Вы видели майора Гобсона. Не старайтесь уверить меня, что вы считаете себя ниже его. Впрочем, когда вы совсем оправитесь от вашей раны, вы будете вправе просить разрешения вернуться к командованию вашими мегаристами. Но что-то мне говорит, что жизнь в Бейруте обернется для вас и хорошей стороной.
Я был так потрясен, что не сразу понял этот намек, хотя и довольно ясный. Я поднялся, откланялся. На пороге он меня окликнул.
— Я забыл о некоторых материальных подробностях, — сказал он. — Временно вам отвели помещение в ремонтном депо на Дамасской дороге. Обратитесь от моего имени к капитану Таверно, начальнику депо. Помещение не блестящее, — прибавил он с многозначительной улыбкой, — но, я думаю, вы удовлетворитесь им до того дня, когда мы будем иметь удовольствие похоронить вашу холостую жизнь.
Лиловатый сумрак вечера уже сгущался над террасой Курзала, в этот час мороженого и аперитивов переполненного публикою.
Уже не различаешь более снеговую вершину Саннина… Три часа сегодня, целых три часа я провел в этом кафе. А через четыре-пять дней я устроюсь, появятся новые привычки. Все пойдет по-другому. Все это время, которое я не смогу встречаться с Мишель, я буду работать. А теперь воспользуемся кратким мигом. Насладимся этой вечерней свежестью, прелестным зрелищем женщин в роскошных туалетах, военных в мундирах. Кроме того, надо приготовиться достойно встретить противника.
— Гарсон, подайте мне ваш знаменитый «Метрополитен». Вот бы указать его рецепт Гобсону: он был бы поражен,
сразу признал бы мое превосходство…
Да он уж совсем не такой крепкий! Арак, который мы пили на Евфрате натощак после целой ночи скачки, был гораздо крепче.
Сад Курзала примыкает к саду Офицерского клуба. Я слышу, что меня оттуда кто-то окликает:
— Домэвр?
Это Рош, военный инженер.
— Иди сюда.
— Нет, ты иди…
Он подсаживается ко мне.
— Тебя целый день искал Вальтер.
— Вальтер? Я вздрогнул.
— Да, он только что приехал. И послезавтра уезжает в отпуск на «Лотосе».
Вальтер, Боже мой! Командир второй роты мегаристов в Пальмире, мой самый близкий друг, мой старый товарищ! Вальтер! Три года страданий и общих ребяческих радостей сразу встают перед моими глазами.
— Он будет в восемь часов обедать в клубе. Он просил, чтобы ты его подождал.
— Извинись за меня. Я не могу. Я приглашен на сегодняшний вечер.
Рош покачал головой.
— Он будет огорчен.
— Пусть извинит меня! Мы позавтракаем вместе завтра, наверное.
— Завтра он не может. Он завтракает у генерала де Лямота.
— Черт возьми! Ну, так завтра вечером. Встретимся здесь в семь часов. И скажи ему, что мне очень досадно.
— Я ему скажу, но он будет очень огорчен… Я надеюсь, что ты отказываешь Вальтеру не для того, чтобы обедать с этим?
Перед террасой я вижу Гобсона в автомобиле. Он машет мне своими длинными руками. Мне некогда объяснять Рошу… Да и к тому же — какое ему дело?
Автомобиль Гобсона мчит нас. С какой-то радостью, смешанной с любопытством, я смотрю на развевающийся на передке британский флажок. Странная вещь жизнь!
Гобсон правит сам. Это не мешает ему повернуться ко мне.
— Я получил рецепт «Метрополитена», — с гордостью заявляет он.
Мы едем вдоль площади Пушек. Приходит мой черед удивить его:
— Вы знаете, что я получил назначение в Бейрут?
— А, очень рад! — замечает он. — На какой род службы?
— Второй отдел, разведка.
У него вырывается жест удивления. У меня такое впечатление, что он ничего не знал.
— О, так, значит, мы с вами теперь собратья по ремеслу! Это, право, очень любопытно.
Автомобиль останавливается у дверей французского ресторана.
— Я вас привез обедать сюда, — говорит он, — потому что здесь подают в саду. Ночь чудесная, и москитов мало.
По-видимому, он не очень обеспокоен, узнав, что я являюсь его противником.
И вот мы сидим за столиком друг напротив друга. Гобсон составляет меню. Его рыжие брови сосредоточенно хмурятся, образуя складку на лбу. Горлышки бутылок выглядывают из ведерок со льдом. Я чувствую себя так же напряженно и бодро, как в утро наступления, когда на рассвете просвистит, бывало, первая пуля и верблюды поворачивают свои длинные лысые шеи в ту сторону, откуда она летит.
— Майор!
~— Зовите меня просто Гобсон.
— Хорошо. Итак, Гобсон, я задам вам первый вопрос. Вы мне ответите?
— Спрашивайте.
— Каким качеством должен, по-вашему, обладать хороший офицер службы разведки?
— Ваш вопрос очень странный, — заметил он.
Его глаза блуждают вдали по черному рейду, где мелькают красные огоньки.
— Вы можете мне ответить?
— Гм! Могу. Первое — сильно любить свою страну, — при всех обстоятельствах любить ее.
— Это само собой разумеется. А затем?
— А затем… Надо быть не совсем дураком.
— Согласен.